Наконец, старушка наигралась мной и со словами «во избежание инфектумов и сепсисов» смазала что-то зеленкой на спине. Потом, уложив меня на кушетку филейной частью вверх, эта последовательница Гиппократа всадила в мою задницу штук пять уколов, приговаривая при этом «вам, молодым, это полезно». И ведь все время, пока я у нее, она вспоминала всякие азиатские заразные болезни, от чумы до холеры включительно, и искала на мне их признаки. Профессиональное это у них, что ли, – коллекционировать самые страшные болячки?
Велев мне одеваться и ждать, старушенция заткнулась и начала писать всякие кракозябры в журналы, книжечки и прочие непонятные для меня места. Чтобы, не дай боже, не получить еще уколов в свою тушку, я сидел тихо и всячески старался не мешать боевой бабуле.
– Так, в твои документы я записи сделала, фотостудия дальше по коридору, третья дверь. Принесут фотографию, и сделаю военник. И зови второго, – внезапно обратила на меня внимание врачиха.
– Чего? – Резкий переход от тишины реально вогнал меня в ступор.
– Вот же бестолочь какая. Говорю, тащи сюда своего подельника и иди делай фотографии, – скомандовала бабуля.
– Так вы же врач, – поднимаясь с кушетки, немного недоуменно сказал я, – а тут другие нужны.
– Я тут и врач, и другая, и третья. Шагом марш!
Решил больше не испытывать терпение хоть маленького, но явно начальства, я ответил «есть» и закрыл дверь с другой стороны. Отконвоировав Незлобина до врачихи и сдав ей его на руки, я поторговал своей мордой перед фотографом. Проморгавшись после вспышки, принял решение больше не искать приключений на свою задницу и вернулся назад в комнату.
В комнате обнаружился Зайцев, который, сидя на койке Огонька, перелистывал оставленную им книжку.
– Добрый день, Анатолий Сафронович, – поздоровался я, – а мы тут медосмотры проходим и уколы получаем.
– В курсе, Алексей Петрович сообщил. Чего ты про фотопленку-то не сказал сразу?
– Так не спрашивали же, – включил дурака я, – а как узнал, что надо, так сразу сказал. А обед будет?
– Будет, все вам будет. И ужин с кефиром, и булочка с обедом, – про что-то размышляя, задумчиво ответил мне Зайцев.
– Готовы выполнить любой приказ Родины, – мне чего-то очень не понравился тон Зайцева, и я решил сдать назад.
– Это хорошо, это правильно… Так, – внезапно он хлопнул ладонями по коленям и встал. – Завершайте все дела тут и завтра в восемнадцать ноль-ноль быть прямо вот на этом месте, готовыми к полету в Союз. Вопросы?
– Есть быть прямо тут завтра в восемнадцать ноль-ноль. Вопрос только один: за территорию посольства можно? А то раз назад, то без подарков нельзя.
– Выходить можно, вы в списках. Главное, потом не забыть войти. Еще вопросы? – и, дождавшись ответа «никак нет», Зайцев ушел и даже дверь не закрыл за собой, редиска этакая.
Вернувшийся после иглоукалываний Незлобин вручил мне новенький военный билет и поинтересовался причиной моего задумчивого разглядывания кирпичной стены за окном.
– Вень, завтра вечером нас отправляют назад в Союз.
– Домой?! Откуда узнал?
– Зайцев приходил, обрадовал.
– Так надо машину продать, подарков купить, дел невпроворот, а ты тут сидишь!
Незлобин засуетился. Схватил вещмешок, потом ключи от машины…
– Я не сижу, я стою и размышляю, как это сделать, я тут никого не знаю, а ты?
– Найду. Хотя давай подстрахуемся и разделимся.
Мы разворошили все свои запасы и собрали в кучу все донги, что у нас были. Треть я взял себе, остальное забрал Незлобин. Совместно решили, что Незлобин пойдет по своим знакомым искать, а я поеду к прорабу, попробую продать машину. На все вырученные деньги набираем драгоценных камней и прочую ювелирку, чтобы продать в СССР.
Антип Вавилыч обнаружился в своей прорабской норке, что-то тщательно расписывающим в большой толстой тетради.
– День добрый доблестным труженикам мастерка и бетона! – поприветствовал я его.
– О! Журналист. И тебе не хворати, – радостно заулыбался он. – Ви снова очень правильно! Писля вас учора принесли, спробуйте шматочек!
Передо мной развернули тряпочку, внутри которой лежал бело-розовый шмат сала. Ага, с чесноком и прожилочками. Это я люблю.
– Такое сало грешно есть просто так, – сказал я, жуя и демонстративно закатив глаза, – ведь как есть амброзия.
– Так це легко выправити, – ответил он и достал темную полулитровую бутылку, заткнутую сложенной бумажкой.
– Только по чуть-чуть. Я вообще по делу, – не думал даже отказываться я.
– Справа без мастила не робиться, – раздухарился Вавилыч и разлил по выставленным кружкам.
Бахнули мы по чуть-чуть. Потом еще по чуть-чуть. Затем к нашему производственному совещанию присоединился мой «тезка» Александр, который добавил жывыя и народныя кушанья, чем выдал в себе представителя Белорусской ССР.
В общем, такому интернациональному коллективу я и поведал свою проблему с отъездом в Союз. Дескать, надо продать машину и на донги закупиться чем-нибудь ценным.
Недолго думая, мы все пошли смотреть тачку. Ну в смысле я показывал и рассказывал про боевой путь сей чудесной машины, а мужики перебивали друг друга, пытаясь доказать, что уж он-то продаст машину дороже всех. Закончилось все тем, что белорус при очередном опробовании движка затормозил с юзом так, что обдал нас клубами пыли. Матерясь и отплевывась, мы вернулись в прорабскую промочить горло.
После еще одного горилкопринятия оказалось, что это только для таких, как я, сделки с местными составляли какую-то проблему. Для всех остальных, да еще давно живущих в Ханое, уже существовали налаженные каналы сбыта и закупок, причем с точным пониманием, что надо везти, чтобы получить максимальную прибыль.
Еще раз уточнив у меня время отбытия и, условившись о месте передачи ценностей, интернациональная команда выпила «на посошок» и, выпустив меня на жаркое вьетнамское солнце, уехала обращать донги и автомобиль в ништяки.
Хорошо, что Вавилыч заранее позаботился о моем неокрепшем организме и попросил водилу очередного грузовика довезти меня до посольства. На такой жаре после прохлады бытовки меня довольно основательно развезло и обратно я сам, своим ходом, точно бы никогда не добрался.
При виде таблички «Посольство СССР» я мобилизовался, показал военник знакомому охраннику и ровно прошел через ворота. Уже достижение. Потом аккуратно, по тенечку, добрался до нашей комнаты. Там я скинул обувь, повалился на кровать и мгновенно уснул.
– Коля, ты что, бухой?
Разбудил меня мрачный Незлобин. Причем растолкал безо всякой нежности.
– Выпили с прорабами чуток… А что, заметно?
– Ну и запашок стоит в комнате. И не стыдно тебе пить без меня? Нам же закупаться надо!
Я прислушался к себе.
– Нет, не стыдно. Как говорили великие люди, если натворил хрени, а чувство вины так и не пришло, – значит, сделал все правильно. А ты чего такой смурной?
Незлобин с тяжелым вздохом сел на койку:
– Знакомые мои пропали. Есть тут рынок под названием Зеленый. Там ханурики одни работали. Меняли донги на рубли и обратно… Через них можно было достать драгоценные камни, золото. Два раза обошел – никого. Сдриснули куда-то, и никто не знает куда.
– А у меня все хорошо. Антип с товарищем вызвались помочь за долю малую. – Я посмотрел на часы. – О, уже можно выдвигаться.
– Так что же ты морду давишь?! Давай, ноги в руки, нам еще упаковываться…
Указанная прорабом точка встречи явно использовалась не в первый раз для подобных дел. Об этом говорили следы машин вокруг, обрывки какой-то упаковки и какая-то общая обжитость этого места. Мы с Огоньком выбрали тупичок потенистее, чтобы не отсвечивать, нашли какие-то ящики для жоп и, привалившись к стене, стали ждать продаванов.
Вавилыч не опоздал и подкатил с шиком, на грузовике. С трудом вытащил из кабины сумку и, качнувшись под ее тяжестью, подошел к нам.
– Ось. Тут все ваше. А це передайте тим, кто устречае, – открыв сумку, он ткнул пальцем в свертки.
– А что тут? – тут же поинтересовался Огонек.
– Немного камней, рубины, а остальное кофе.
– Кофе? Да ты охренел тащить в Союз кофе? – тут же вскипел Незлобин.
– Це не простой кофе, а марки «чон», – вытирая пот со лба, ответил очкарик, – дуже уважается всякими шановными людьми за свой вкус.
– А чего там вкусного? Черное, горькое, оно все такое, – не поверил Незлобин.
– Ци кавови зерна были сначала сожрати, а потим высраны куницами. Через це ценятся.
– Да ты охренел?! – Я схватил хохла за грудки. – Звериное говно продавать в Союзе как кофе?
– Тихо, тихо. – Незлобин отцепил меня от Антипа. – Есть такая тема, правда есть. Очень дорогой кофе выходит, не для всех.
Прораб испуганно закивал, мол, так все и есть.
– Мир сошел с ума. – Я сплюнул на землю. – Люди пьют говно и наслаждаются еще этим. Ладно, давай смотреть камни.
– Це сапфиры, а це жемчуг, – Антип раскрыл сверток, сначала указал на синие камушки, потом на белые кругляши.
– А где рубины?
– Нету интересу. Навчилися робити искусственные рубини. У Союзи теперь нихто хорошой цини за них не дасть.
– И на сколько тут? – Я взял драгоценности, взвесил их в руке. Поди пойми, сколько тут карат и прочей ювелирной тряхомуди…
– Тысяч на восемь-девять, – пожал плечами прораб. – Как сторгуетеся…
– Слушай, тут мои партнеры куда-то исчезли, – Незлобин обратился к Антипу. – Есть еще небольшая сумма, которую необходимо превратить в товары высокого спроса. Есть возможность?
Я с удивлением посмотрел на Огонька. «Партнеры», «высокий спрос». Нахватался где-то слов и корчит из себя умного.
Однако прораб согласился не думая и, попросив дать ему полчасика, смотался куда-то, пыль подняв. Я переложил немного поудобнее пакеты с этими кофейными какашками и уселся прямо на сумку. Все мягче, чем на ящике сидеть. Вениамина тоже начало отпускать напряжение на фоне явно удачных дел, и он начал меня пытать, знаю ли я еще песни ВИА «Любэ», которая так зашла нам по пути сюда.