Только вот сил маловато; когда он поставил лавку на место, его крупно трясло, и мальчик вынужден был лечь. Вряд ли ему дадут лекарства, но накормить просто обязаны. Санька подумал, что если через минуту не съест хотя бы корочку хлеба — помрет.
Он встал и доковылял до двери. Маленькие кулаки забарабанили по ней.
— Ну вы будете кормить или нет?! Эй!..
71
Марковцев недовольно сморщился и вышел из кельи.
— Что за шум? — спросил он Чувилева, который шел навстречу.
— Пацан есть просит, — ответил монах. — Молотит в дверь.
— Очухался, значит... А ну, веди его ко мне.
Санька наотрез отказался отвечать на вопросы, пока его не накормят. Глядя на маленького партизана, Марк покачал головой. Достав из холодильника банку «Фанты», бросил ее на колени пленнику, потом извлек палку копченой колбасы. От ее вида желудок Саньки как-то неестественно сжался, потом расширился во весь живот. Он вспомнил девчонку-воображалу, у которой дядя работает директором на обувной фабрике, — лихо она справлялась с копченой колбаской!
Нарочито медленно Марк нарезал колбасу, положил на тонкий ломтик хлеба, сверху прикрыл другим. Санька проглотил тягучую слюну и в нетерпении протянул руку. Сергей широко улыбнулся и... откусил от бутерброда. Санька опешил. Он во все глаза смотрел на косматого сектанта, который медленно пережевывал колбасу с хлебом.
— Значит, — проглатывая пищу, спросил настоятель, — ты не станешь говорить, пока тебя не накормят? Ну-ну.
Превозмогая лютую ненависть к главарю, мальчик тут же продемонстрировал свое решение: он крепко сжал губы и, не глядя, подтолкнул с колен банку «Фанты»; она упала, покатившись прямо к ногам Марковцева. Тот немедленно поднял ее, отер полотенцем и открыл.
Пил он медленно. Напившись, Сергей еще раз рокочуще рыгнул и ловко попал банкой в пластмассовое ведро в углу комнаты.
— Я не привык, чтобы мне ставили условия, — сказал он, пряча колбасу в холодильник. — Обычно я сам диктую их. Вот так, мой маленький враг. Потому прошу тебя, прислушайся к советам взрослого дяди: ответь на несколько вопросов, и я тебя накормлю. Я даже забуду о том, что ты, маленький негодяй, доставил мне столько неприятностей. Поговорим о твоем любящем отце, Николае Шепелеве. Скажи мне, где он работает?
На вопрос «где?» Санька мысленно послал очень и очень грубый ответ. Наверное, тот дошел, потому что волосатый бандит снова покачал головой. Он снял с бутерброда надкусанный ломтик хлеба и внимательно осмотрел колбасу. Снова накрыл, аккуратно подогнав надкусанные края, громко зачавкал.
Садист!
«Давай, давай, лопай».
— Будешь говорить? — с набитым ртом поинтересовался Марк. — Мне интересно знать, где работает твой отец. Хорошо, — после недолгого молчания продолжил он, — я помогу тебе. Он работает на обувной фабрике коммерческим директором, да? Но тебе, как я вижу, ничего об этом не известно.
— Я не знаю, где работает мой папа.
— Не знаешь? — делано удивился Марк. — Ну и бог с тобой, сейчас это не так важно. А вот фамилия Кавлис тебе ничего не говорит?
Санька напрягся. Тут же расслабился. Эх, ничего не получилось, все раскрыли, все Колины старания пошли насмарку. Зато теперь он стал самим собой — без отца, без матери, без одноклассницы, без крыши над головой — беспризорником.
— Ага, — сказал Санька. — Эта фамилия мне много говорит. Вы поесть-то мне дайте. Я уже третьи сутки без копченой колбасы. Сами понимаете, тяжело мне без копченостей.
— Ну вот и хорошо, все и выяснили. А я-то думаю, что за птица ко мне прилетела. Теперь-то я знаю, кто ты на самом деле.
Санька мастерски сделал испуганные глаза.
— И кто же я такой?
— Ты? — Марк, облизывая жирные губы, пожал плечами. — Ты — никто. — И брезгливо поморщился. — Ты беспризорник, бездомный, нищий. Твой отец захлебнулся водкой, мать спилась. Ты не нужен ни мне, ни Кавлису, ни кому-либо другому. Ты был нужен только Виктору. И то только на определенное время. Когда это время прошло, он тебя бросил. Но он всегда был человеком сентиментальным, мне говорили, что даже с жизнью он расстался с какой-то плаксивой миной на лице. Так вот, из-за своей слезливости он и оставил тебе записку. Он тебя обманул. Почему? Потому что ты — никто. Когда ты вырастешь, ты будешь большое Никто. Когда умрешь — о тебе никто не вспомнит. За монастырем есть старое кладбище, твой путь будет недолог. Так зачем тебе кушать, сам рассуди?
То ли Марк расчувствовался, то ли что-то еще, но настоятель снова полез в холодильник и приготовил для Саньки бутерброд.
— Поешь.
— Подавись ты своей колбасой, — отрезал мальчик. Губы его тряслись, глаза покраснели. Он вдвойне ненавидел Марка, потому что тот угадал: мать Саньки действительно спилась и умерла у него на руках.
Марковцев равнодушно пожал плечами и приказал увести Саньку в камеру. На прощание посоветовал:
— Если что вспомнишь о деньгах или захочешь поесть — стучи, тебя услышат.
И Санька не остался в долгу. Смело посмотрев в глаза Марка, он сказал:
— Сволочь ты. Таких еще поискать. — Отбиваясь от монаха, крикнул: — И Коля ищет тебя, запомни!
Спустя час перед Марковцевым стоял Ещеркин.
— Нужно выводить Кавлиса из игры, — сообщил Сергей. — Хватит, наигрались.
— А деньги?
— Знаешь, Вадим, теперь я окончательно убедился, что мальчишка о деньгах ничего не знает. Если Толкушкин и вел с ним какие-то разговоры, то чисто поверхностно. В конце концов, Виктор не был абсолютным дураком. Не резон ему открываться перед первым встречным. Пусть даже тот выручил его. Как ни печально, но все говорит за то, что денег нам не вернуть. Будем уходить. Но прежде необходимо нейтрализовать хотя бы «беркута». Я не люблю, когда за мной охотятся профессионалы.
— С твоих слов выходит, что в новоградской прокуратуре и московском РУОПе сидят дилетанты.
— Они — сыскари. Прежде чем приступить к активным действиям, должны получить санкцию. А Кавлис, узнай, где мы, будет руководствоваться только собственными силами. Вот в этом его преимущество. Уже сейчас он мог собрать подходящую команду, чтобы приступить к действиям. Тормозит его, по всей видимости, недостаток информации. Равно как и нас. Сидим тут как в берлоге... Одним словом, «беркута» необходимо нейтрализовать.
— Я лично убью его, — сверкнул глазами Ещеркин.
— Не будь героем, Вадим.
Качая головой, Марк улыбнулся. «Герои не умирают — герои возвращаются» — эта крылатая фраза в равной степени не относилась к обоим.
— Мы сделаем по-другому, — продолжил Сергей. — Следственную группу возглавляет полковник Баженов, все тот же Баженов, который расследовал дело о "Группе «Щит». Он прибыл в Новоград по сигналу следователя городской прокуратуры, стало быть, и обосновался там. Баженов не любит самодеятельности. Однако если Кавлис выступил в роли отца мальчика, а произошло это еще до приезда Баженова, полковник, как мне кажется, не пошел бы на такой шаг. Так, прикинем по времени, когда приехал Баженов и когда в «Новостях» прошла информация про мальчика... По идее, все сходится. Не ошибусь, если предположу, что следователь прокуратуры на себе испытал недовольство опытного московского сыщика. Только вот не возьму в толк, почему существует такой слаженный тандем: кто-то из прокуратуры, скорее всего старший следователь, и Николай Кавлис. Что-то должно связывать их: или дружба, или родство. Ладно, пока оставим это. Главное, это недовольство Баженова.
— Откуда ты можешь знать, что он недоволен?
— А что, по-твоему, следователь должен прыгать от счастья, узнав, что к делу, которое он ведет, привлечен человек с улицы? Вот этот факт нам на руку. Поможет нам все тот же пацан, наш маленький врун.
— Каким образом?
У Марка был план. Кавлис и маленький беспризорник, вставшие на его пути, порой доводили настоятеля до бешенства, однако внешне он ничем не выдавал свое состояние. Если он не в силах рассчитаться с майором спецназа, то беспризорник полностью в его власти. Прежде чем отдать его чеченцам, он отыграется на нем. Заодно и на Кавлисе. И на Вахе, который в подарок от Марка получит беспризорника; он может возить его по ярмаркам, предлагая купить. А Кавлис, когда получит сообщение о том, что...
Марк внимательно посмотрел на Ещеркина.
— Пока за пацаном не приехали люди Бараева, заставь его покричать, Вадим. Чтоб он скулил, как собака. В камеру прихвати магнитофон, запиши, как он орет, просит о помощи. Кассету переправим Кавлису. На пленку нужно наговорить, что завтра ровно в 16.00 мальчик будет покойником. И все — никаких предложений о выкупе и так далее, понял? И пусть Кавлис страдает ровно настолько, насколько дорог ему этот беспризорник. Все, точка. — Марк недовольно покачал головой. — Если бы не деньги Вахи, которые мы ждем, не сидели бы и не разрабатывали планы относительно Кавлиса. Жалею об этом, но ничего не поделаешь.
— А что, если люди Бараева не привезут деньги?
Сергей заиграл желваками. Это был прямой ответ на вопрос Ещеркина. И Вадим задал еще один:
— А что с пацаном?
— Если Ваха не сдержит слова, с пацаном, естественно, будем кончать — зачем он нам? Отпускать его нельзя. Если сдержит — уедет с ними.
Вставая, Ещеркин спросил:
— Какое время указать на пленке?
— Я же сказал: четыре часа дня. Чеченцы приезжали к нам четыре раза и всегда в одно и то же время. Думаю, и в этот раз не поступятся своей пунктуальностью. Хотя смешно, ей-богу.
— Ладно, Сергей, пойду пообщаюсь с пацаном. Придется напомнить ему, что однажды он укусил меня.
Санька пришел в себя, когда на дворе была уже ночь. Узкое оконце было абсолютно непроницаемым. Через открытую «кормушку» падал желтоватый свет от лампы.
Санька хотел было встать с лавки, но острая боль резанула живот, и он замер, сдерживая даже дыхание. Неподвижно полежав минуту или две, рискнул приподнять майку. Живот пугал своей фиолетовой чернотой; его буквально зажгло при одном только воспоминании о заике.