– Ты кончай меня лечить! – резко отстранился Сарматов. – Деревенщина. Вахлаки офицеры… Это зависит от точки зрения. Двое смотрят в лужу. Один видит грязную лужу, а другой – звездное небо в ней.
– Верно, но лужу можно потрогать, а звездное небо нет… Впрочем, возможно, виной всему мои комплексы…
– И давно они у тебя появились? – в голосе Сарматова послышалась нескрываемая ирония.
– С того времени, как застрелил того зэка, помнишь? – ответил Савелов, не обратив внимания на издевательский тон. – Тогда будто кто-то другой, а не я на гашетку нажал… Он упал и уплыл на льдине, как черный крест, помнишь?
– Крест! – кивнул Сарматов. – Может, капитан, чтобы снять его с себя, ты и пошел с нами?..
– Если сказать откровенно, то да! И это тоже. Но не только… Есть здесь еще одна причина – личная…
– Ну, весь интим можешь оставить при себе! – саркастически заметил Сарматов.
– Игорь, мы в капкане, а в гости к богу легче голым. Хочу, чтобы между нами ничего не стояло, – потупив глаза, сказал Савелов.
– А разве между нами еще что-то стоит? – обронил Сарматов.
– Стоит. Женщина… Моя жена, – не поднимая глаз, отчеканивая каждое слово, сказал Савелов.
– Не понял?
– Что же здесь понимать?.. Я люблю свою жену, а она… она любит майора Сарматова, – сказал Савелов. Повисла гнетущая тишина. Через некоторое время Савелов добавил, тяжело вздохнув: – Вот теперь я голый перед тобой и богом.
– Что ты несешь, какая жена? – растерянно воскликнул Сарматов.
– Рита-Афродита… Никарагуа… Жаркое лето восемьдесят пятого… Кофе и любовь – на крови…
– Но… но… – Сарматов отвел глаза и сдавленно пробормотал: – Я ее больше никогда не видел.
– Какое это теперь имеет значение?.. Завтра, послезавтра на вон тот, ближний к нам, склон, как горох, посыплются «духи»… И можешь быть уверен – офицерской чести я не испоганю.
– Ты что, белены объелся? Совсем рехнулся! Еще не вечер, Вадим!..
– Да ты не волнуйся, майор! Оно, может, так и лучше будет! – глядя на далекие снежные пики, сказал Савелов и, улыбнувшись одними глазами, побрел к пещере.
Сарматов откинулся назад и уперся затылком в скалу. Он смотрел в белесое раскаленное небо, по которому чертили круги похожие на черные кресты большие хищные птицы. А память услужливо рисовала перед ним совсем другую картину…
Никарагуа25 августа 1985 года
Широкие лопасти вентилятора гнали в лицо лежащего на топчане Сарматова горячий воздух. В комнату, откинув противомоскитную сетку, проскользнула высокая молодая женщина в белом халате, выгодно подчеркивающем ладную, стройную фигуру.
– Доброе утро! – сказала она и улыбнулась полными чувственными губами.
– Где это я? – спросил Сарматов, оглядывая убогую комнату.
– Все там же, майор… В Никарагуа, – проверяя у него пульс, ответила женщина. – Студентов вчера отправили на Кубу, а твоих завтра…
– Какое сегодня число?.. – заподозрив неладное, спросил Сарматов.
– Двадцать пятое. Ты был без сознания неделю. Шансов, признаться, у тебя было не слишком много. Когда тебя приволокли, акваланг был полон крови. Просто повезло, что осколок не задел артерию!..
– У меня что же, не перелом ключицы?
Она достала из нагрудного кармана халата кусочек оплавленного металла и, показав его, снова спрятала в карман.
– Вряд ли это похоже на перелом… – заметила она. – Хорошо еще, что у меня оказалась та же, что и у тебя, группа крови.
– Вы мне дали свою кровь? – отчего-то покрываясь краской, спросил Сарматов.
– Учти, она у меня бешеная! – засмеялась молодая женщина.
– Может, скажете хоть, как вас зовут?
– Афродита-Рита. Ты еще обещал меня выпороть, помнишь?! – Откинув с лица белокурые волосы, она шепотом спросила: – Это вы в ту ночь у них погром за рекой устроили, да?
– У кого у них? – с деланым видом переспросил Сарматов.
– Ну, на том берегу. Пожар был до небес, и громыхало так, что в нашей общаге стекла чуть не повылетали!
– Не-е, мы тут ни при чем. Мы тогда на кайманов охотились.
– Зачем вам кайманы? – недоверчиво улыбнулась она.
– Для зоопарка. Попросили…
– Скиф, ты не умеешь врать!
– Я не Скиф, я Сармат, – как и в первый раз, поправил ее майор.
– Это на самом деле не так уж и важно… Но мне кажется, что в слове «скиф» есть что-то дикое… – задумчиво сказала она.
– Ага, и волосатое…
Рита заразительно засмеялась.
– Почему вы не улетели со всеми на Кубу? – спросил Сармат.
– Тебе может снова понадобиться моя кровь, – ответила она и, набрав из ампулы в шприц жидкость, скомандовала: – Ваше мягкое место, сударь!
– Я это… Позовите военврача!.. – снова краснея, попросил Сарматов.
– Военврач и санитар погибли три дня назад, а я все же как-никак учусь в медицинском.
– Что, был налет?..
– Да, – кивнула Рита. – Эти гады лезли, как из-под земли. Какие-то озверевшие… Твоими командовал грузин.
– Осетин. Сколько погибших?
– Трое и семь раненых. Их отправили в Союз, а тебя переводят в Манагуа. Я буду тебя сопровождать, – сообщила она и решительно откинула простыню.
Появившиеся в дверном проеме Алан, Бурлак и Силин тут же закрыли дверь с другой стороны, откуда до слуха Сарматова донеслись их приглушенные голоса, а затем громкий смех.
Сделав укол, Рита осторожно провела дрожащими пальцами по его груди и почему-то севшим голосом спросила:
– В бреду ты звал какую-то Чертушку – она кто тебе?
– Чертушка – это любимый конь из моего детства, – усмехнувшись, ответил Сарматов.
– А-а, лошадь! – из груди ее вырвался вздох облегчения.
– Не лошадь, а конь! – поправил Сарматов.
– Какая разница? Чем отличается лошадь от коня? – спросила Рита, сразу как-то повеселев.
– Брюхом.
И опять она заразительно засмеялась, а потом, оглянувшись на дверь, за которой по-прежнему был слышен гул голосов, приникла к его груди своими жаркими губами.
Никарагуа. Провинция Манагуа10 сентября 1985 года
Большой выстроенный в колониальном стиле дом с многочисленными антеннами на крыше стоял на берегу океана в окружении высоких пальм. Рядом расположились многочисленные хозяйственные постройки, окруженные колючим кустарником.
Территория вокруг была обнесена металлическим забором, который в подобном месте выглядел очень нелепо. На площадку перед домом опустился вертолет. Из него вышел грузный человек в штатском костюме.
Сарматов сидел на веранде в плетеном шезлонге. Увидев пожаловавшего незваного гостя, он сообщил хлопочущей вокруг него Рите:
– Это по мою грешную душу!.. Что ж, пойду встречать.
Но едва он открыл дверь, как его остановила жесткая команда людей в штатском, стоящих за дверью:
– Даме покинуть помещение, вам оставаться на месте!
Уходя, Рита показала им язык, и Сарматов, не выдержав, рассмеялся. Легкая улыбка тронула и лица парней в штатском, но служебный долг победил их чувства, и они опять приняли серьезный и грозный вид. Вскоре в конце длинного коридора появился грузный человек, сошедший несколькими минутами ранее с вертолета.
Когда он появился в дверном проеме, Сарматов сделал удивленное лицо и осведомился:
– Вы ко мне? Чем могу быть полезен?
Тот несколько мгновений внимательно разглядывал Сарматова, а затем ворчливо сказал:
– Ты им, понимаешь, курорты устраиваешь, а они даже сесть не предложат!
– Прошу вас!.. – галантно придвинул стул Сарматов.
– Да уж ладно, постою!.. Отчет, надеюсь, написал?..
– Отчет? Какой отчет?.. – принимая обескураженный вид, переспросил Сарматов.
Человек наклонился к его уху и произнес шепотом:
– О полном уничтожении пункта дислокации «зеленых беретов».
– Я не понимаю вас! – отстранился Сарматов.
– Может, скажешь, что ты и меня не знаешь?..
– Извините, но я вижу вас в первый раз, – глазом не моргнув, ответил капитан.
– Да?.. – усмехнулся грузный. – Ну, я тебе скажу, ты и фрукт!..
– Как вам будет угодно, – ответил Сарматов.
Грузный снова испытующе посмотрел на него, потом в сторону двери:
– Пожалуй, ты прав, парень, что так себя ведешь!.. Выйдем-ка на воздух!
Разбиваясь о прибрежные камни, пенистые океанские волны чередой катились к ногам Сарматова и грузного человека. Они некоторое время стояли и молча смотрели на океанский простор – на бесконечные волны, галдящих беспокойных чаек да на маячащий у горизонта американский авианосец. Наконец человек с сожалением оторвался от созерцания стихии и, переведя взгляд на капитана, спросил:
– Говоришь, что в первый раз меня видишь, майор?
– Так точно! – ответил Сарматов и поправил грузного: – Извините, капитан…
Усмехнувшись, человек протянул ему сверток. Сарматов осторожно развернул плотную оберточную бумагу. В руках у него оказались новенькие майорские погоны.
– Не мой род войск! – сказал Сарматов и протянул погоны обратно.
– Был не твой. А теперь твоим будет. Мы тебя забираем к себе, майор.
– Без моего согласия?
– Почему же? Забыл, как ты сам когда-то просился и подписку дал. Поэтому есть у нас такое право. Пока ты выздоравливал в приятном обществе, мы уже оформили твой перевод. На первых порах квартира в Москве не ахти какая, но тебе редко придется в ней ночевать…
– Что я должен буду делать у вас?
– Выполнять спецзадания по защите государственных интересов страны в основном за ее пределами. Кстати, у тебя английский, немецкий, испанский и?..
– И плохой французский. А вы уверены, что я годен для подобной работы?
– Не валяй ваньку, майор! Твой послужной список от рождения твоих дедов и прадедов наши люди под микроскопом изучили. Если ты не пригоден, то тогда кто?
– Ха! – ухмыльнулся Сарматов. – Как же они проглядели, что я внук казачьего есаула, участника Гражданской… с той стороны?
– И полного георгиевского кавалера при этом, – в тон ему подхватил собеседник, – который троих сыновей отдал на Отечественную, а четвертого, отца твоего, значит, – на корейскую. Тебя же, внука своего единственного, в нежном возрасте в Суворовское училище определил.