Короткий и Широкогрудый обхватывает пальцами ее бицепс и сжимает.
– Ишь, твою мать, – шипит Хизер. – Я сейчас заору.
– Двенадцатый пункт, можно сюда помощь? – говорит Короткий и Широкоплечий в свое переговорное устройство.
Я остаюсь сидеть, не лезу в эту свару. Мне нужно место, где бы я могла переночевать сегодня. Дани находится в безопасности тюрьмы, Джулия, вероятно, в больнице под полицейской защитой, и хотя мне не нравится мысль о пребывании вместе с Мэрилин и Хизер, по крайней мере здесь безопасно.
За Коротким и Широкогрудым я вижу неотличимых друг от друга близнецов-полузащитников, спешащих к нам, следом за ними идет Мэрилин, а потом они появляются в двери, проталкиваются внутрь, занося с собой и Хизер.
– Прошу прощения, миссис Блейк, – говорит Короткий и Широкогрудый, когда из-за спин близнецов появляется Мэрилин.
Рот Мэрилин улыбается, ее идеальные зубы пускают зайчики, на ее щеках – ямочки.
– Все в порядке, Том, – воркует она, а потом смотрит на меня, и я вижу: ее глаза мертвы. – Я тебе сказала ждать здесь.
– Линни проголодалась, чувиха, – говорит Хизер. – Ты никогда не пыталась остановить ее? Да она же как этот гребаный Терминатор.
– Вы обе должны оставаться здесь, пока я не приду за вами, – говорит Мэрилин. Ее губы почти не двигаются. – Это не обсуждается.
– Ты не можешь держать нас взаперти, словно твоих заключенных, – говорит Хизер.
– Словно кого? – переспрашивает Мэрилин. – Ты приехала в мой дом, я должна заплатить за такси и дать тебе кров, чтобы ты могла остаться, и при этом ты заключенная?
– Эти чуваки привели сюда Линнетт, как нацисты, – говорит Хизер, взывая ко мне.
– Я в этом не участвую, – говорю я. – Мне просто нужно место, где я могла бы переночевать.
– И это все? – Мэрилин устраивает мне разнос. – Ты перебираешься через мой забор с пистолетом, как грабитель, и все потому, что тебе нужно место, где ты могла бы переночевать? Существует несколько очень больных, очень старых львов, которым нужна крыша над головой, и люди, которые заплатили бы за них, – вот единственная причина, почему я не вызвала полицию.
– Мэрилин, – говорю я. – Мне нужно где-то переночевать. Мы будем хорошо себя вести.
Она пользуется этой возможностью.
– Если бы не гости… – Она улыбается. – Я дала бы команду охране Джерри вышвырнуть вас, чтобы вы приземлились на ваши задницы, а я бы в это время попивала белое вино и смеялась.
Охранники оживляются.
– Пошли вы все в зад, – говорит Хизер и начинает проталкиваться к двери.
Она не успевает сделать и двух шагов, как все охранники вместе заламывают ей руки за спиной.
– Я повторять не буду, – говорит Мэрилин и разворачивается, собираясь уходить. – Оставайтесь.
Охранники швыряют Хизер на диван и выходят за дверь, пока она все еще возится на диване и не успевает встать.
– Ты не можешь послать нас в нашу комнату, мамочка! – вопит Хизер и бежит к двери, которую захлопывают перед самым ее носом.
Дверь заперта. Хизер целых пять минут пустословит. Наконец дверь открывается, и внутрь входит целая толпа обслуживающего персонала, а три охранника тем временем блокируют дверь. Пришедшие расставляют тарелки на столе перед раздаточным окном: сандвичи с имбирным желе на безглютеновых бобах, рисовые шарики с грибами, овощные суши-роллы. Все, конечно, веганское. Хизер делает ядовитые личные замечания обо всех, кто раскладывает еду, и замолкает, только когда последний из официантов ставит в холодильник три бутылки шампанского.
– С наилучшими пожеланиями от хозяйки дома, – говорит он, получает в ответ облачко дыма, после чего комната пустеет, дверь запирается, а я набрасываюсь на еду. До первого куска во рту я даже не понимала, насколько проголодалась.
Хизер наполняет стакан шампанским и возвращается к тому, с чего начала: изводит меня потоком слов.
– Пока ты не появилась, тут у меня все шло хорошо, – говорит она. – Знаешь, что я тебе скажу? Ты задница, Линн. Я так всегда про тебя думала.
Я молчу, продолжаю есть. На тот случай, если придется бежать, мне нужны калории.
– Ты такая тихоня, и все думают, что ты сплошная печаль и дырка в голове, – говорит Хизер. – Но я думаю, о той херне, что происходит, ты знаешь гораздо больше, чем говоришь.
Мы с Хизер когда-то были близки. Но когда я поняла, какая она неуравновешенная, я стала от нее отдаляться. То, что случилось со всеми нами, дело дурное, но она единственная, кто чувствует потребность приукрашивать случившееся. С того времени, когда я начала отдаляться от нее, она сделала меня своей мишенью. Это не ее вина, все дело в наркотиках. И все же я начинаю нервничать – опасаюсь, как бы она не решила, что я знаю о происходящем больше, чем говорю. Потому что так оно и есть на самом деле.
Хотя Хизер и вызывает у меня отвращение, я остаюсь с ней. Кто-то мне сказал однажды, что, если ты не хочешь, чтобы тебя сожрал медведь, ты должен бежать чуточку быстрее, чем твой товарищ. Тот же самый принцип.
Спустя кучу оскорблений и две бутылки шампанского герметичность двери нарушается, в комнату влетает Мэрилин со стаканом холодной воды в руке, на ней невероятно огромный махровый халат, он навернут на нее, подоткнут, подпоясан, висит на ней крупными, свободными, пухлыми складками. За ней шествует горничная, которая несет Файна в его кастрюле.
– Это принадлежит кому-то из вас? – клацает зубами Мэрилин. – Охранники нашли его снаружи.
Я чуть ли не «ура» кричу, но все же сдерживаюсь, держу рот на замке, беру кастрюлю обеими руками.
– Спасибо, – бормочу я.
– Ты получила свои долбаные львиные деньги? – едва ворочая языком, произносит Хизер, указывая рукой со стаканом на Мэрилин.
Мэрилин вышибает стакан из руки Хизер, и тот летит, переворачиваясь в полете, в стену. Брызги шампанского попадают мне на лицо.
– Какого черта? – спрашивает Хизер. Она пытается встать, но слишком пьяна, и ее задница тянет ее назад на диван.
– Сейчас час ночи, и мой дом пуст. Вы знаете, какой благотворительный вечер заканчивается в такую рань? Тот, который провалился. Я потратила хренову тучу денег, но фандрайзинг не удался, потому что приблизительно через час, после того как она, – в этот момент она поворачивается ко мне, – перебралась через мой забор с пистолетом и ее дурацким растением, на моей подъездной появились папарацци.
– Я тебе говорила, что от нее одни неприятности, – говорит Хизер, запинаясь и показывая на меня дрожащим пальцем.
– Они хотят знать, почему две последние девушки прячутся в моем гостевом доме, – с гневом в голосе говорит Мэрилин. – Они знают имена вас обеих, поэтому я вас обеих считаю виноватыми.
– Откуда они узнали, что мы находимся здесь? – спрашиваю я.
– Они отследили вас, – говорит она. – Потому что вы безалаберные и непредусмотрительные.
Я не видела, чтобы кто-то следил за Скаем и мной, но, возможно, я не заметила? Может быть, кто-то из телевизионных автобусов заметил нас и проводил сюда? Я в последнее время много чего упускаю из виду. Чувствую себя старой, медленной и глупой.
– Это плохо, – говорю я. – В моей квартире убили репортера Рассела Торна. А потом они попытались застрелить и меня. А потом они ранили Джулию и сожгли диспансер Хизер. А теперь они знают, где мы находимся.
– Они, они, они, – говорит Мэрилин. – Ты опять перестала принимать таблетки?
– Я не принимаю никаких таблеток, – говорю я, выставляя вперед подбородок.
– Ну вот, теперь мы знаем твою проблему, – говорит Мэрилин.
– Кто-то пытается нас убить, – говорю я. – Именно это я и хотела сообщить, направляясь сюда. Можешь делать с этим что тебе угодно. А мне просто нужно безопасное место на одну ночь.
В комнате раздается храп. Хизер заснула на диване. Мы с Мэрилин некоторое время смотрим на нее, после чего Мэрилин прикладывается к своему стакану. И я понимаю: это не вода. Это водка.
– Конечно, ты можешь переночевать здесь, – говорит Мэрилин, и я впервые слышу усталость в ее голосе. – Я и вправду хотела помочь этим львам.
На минуту в комнате воцаряется тишина, если не считать храпа Хизер.
– Ты слышала что-нибудь про Мишель? – спрашивает она.
Я знаю, что Мэрилин и Дани близки. Эти двое долгие годы до появления группы общались по телефону. У Дани есть свое место в сердце Мэрилин, а значит, и у Мишель.
– Она в хосписе, – говорю я.
Мэрилин двумя пальцами массирует переносицу.
– Мне нужно обдумать это, – говорит она. – Утром сделаю несколько звонков. Потом поговорим. Дом стоит на охране, охрана патрулирует территорию всю ночь, так что, пожалуйста, не выходи за дверь.
Я с тяжелым сердцем оставляю Хизер в комнате с таким количеством окон, но она слишком тяжела – мне ее никуда не перенести. Я выключаю свет, проверяю двери, поднимаюсь по лестнице. Я прячу жесткий диск внутри пружин матраса в спальне гостевого дома, потом я засыпаю в ванне с запертой дверью и включенным светом.
Я лежу в ванне и решаю выбраться отсюда утром, пока все еще спят. Я уйду до восхода. Я убеждаю себя, что ничем помочь Мишель не смогу. Я не могу отвечать за других людей. Я за себя-то едва могу отвечать.
Файн стоит на кухонном столе в своей кастрюле, но он так взволнован, я боюсь, уж не случился ли у него шок. Слишком много изменений для одного дня. Это вредно для здоровья.
Я просыпаюсь от стука – Хизер колотит в дверь ванной.
– Слышь, ты, задница, мне надо, – кричит она, а я продираю глаза, ощущая приток адреналина в кровь.
– Воспользуйся другой, – кричу я в ответ. Я дезориентирована, голос у меня дрожит. Солнце уже высоко на черепице. Я проспала.
– Мне нужна эта, – кричит она.
Она не перестанет молотить в дверь, пока я не открою ей.
– Ты фрик, – говорит она, видя мои одеяло и подушку в ванне.
Я выглядываю в окно. За стеклом все спокойно, всего лишь несколько птичек. Солнечный свет – настоящее жидкое золото. Над поверхностью подогретой воды в бассейне поднимается парок. Бежать поздновато.