Я делаю секундную паузу, чтобы до них дошло.
– Стефани будет звонить вам каждые пять часов, чтобы вы знали, что она все еще жива. В промежутках ее телефон будет выключен, так что не пытайтесь ее отследить. Считайте, что договорились. Закройте рты, сидите тихо, и каждые пять часов ваша дочка будет вам звонить, пока не истекут три дня и вы не увидите ее снова.
– Они все равно обратятся в полицию, – говорю я ей. – Но сначала будут спорить часа два – делать это или нет. А мне больше двух и не надо.
Она по-прежнему не берет телефон.
– Я не собираюсь тебя убивать, – говорю я. – Я пытаюсь спасти твою жизнь. Позвони родителям. Скажи, что позвонишь в следующий раз через пять часов. Так мы выиграем нужное нам время. Она берет у меня телефон и начинает звонить, а я подъезжаю к «Вестсайдской автоутилизации». Они собираются закрываться, но мне удается убедить их поработать еще немного. На это уходит куча денег. Стефани идет со мной, но делает это медленно, тащит ноги, словно идет по принуждению под прицелом. Словно я держу ее в заложниках.
Мы покупаем четыре бэушных диска с покрышками от «шеви», я плачу наличкой, потом она помогает мне перекатить их в «Кадиллак». Два мы кладем в багажник, два – на задние сиденья. Мы едем в Бербанк, в машине воняет вулканизированной резиной.
Я чувствую, что Стефани хочет задать мне вопросы, когда мы въезжаем в парковочный гараж в Бербанке и поднимаемся на третий этаж, но она сидит – помалкивает. Хорошая девочка. Она говорит мне, который час, когда я спрашиваю. Прошло всего пятьдесят минут. По моим расчетам, у нас остается еще минут сорок форы.
Рядом с моей «Шеви Люмина» с ее четырьмя пустыми покрышками есть свободное место. Я паркуюсь и выключаю двигатель. «Кэдди» тихо пощелкивает, остывая, а я проверяю возможные линии атаки. Стефани крутится на сиденье, пытается увидеть то, что вижу я. Там никого нет. Какой бы заговор ни осуществлялся, они работают на пределе своих возможностей. У них не хватает персонала для наблюдения за маршрутом бегства, который, как они решили, они уже закрыли на прошлой неделе.
Я достаю домкрат из багажника, и Стефани смотрит, как я поднимаю «Люмину» и начинаю ослаблять болты.
– Мне здесь не нравится, – говорит она.
– Чем скорее мы переобуемся, тем скорее выедем на дорогу, – говорю я, работая ключом. – Поменяй два последних сама, мне нужно сделать несколько звонков.
– Я никогда прежде не меняла колеса, – говорит она.
– Ты же видела, как я поменяла два, – говорю я. – Учись на практике.
Она начинает снимать следующее колесо, а я отхожу в сторону, достаю мой одноразовый телефон из сумки и включаю его. Ни один из этих звонков не доставит мне удовольствия.
– Оставь меня в покое! – кричит Мэрилин, она кричит так громко, что мне приходится отвести телефон от уха.
Ее экономке я сказала, что я доктор Кэрол, и та перевела мой вызов в спальню Мэрилин. Она не рада меня слышать. Я слышу хлопок, шарканье ног и начинаю беспокоиться – не напал ли кто на нее, а потом снова ее голос звучит уродливо и снова рядом с моим ухом.
– «Техасская дебютантка, которой ее отец никогда не говорил «нет», – читает она. – Мэрилин Торрес, перезаключив договор на свою франшизу, погрузилась в пьянство, и ее деградация не могла не вызывать сочувствия». Пьянство?
– Это не предназначалось ни для чьих глаз, – объясняю я. – Кто-то украл этот файл и стал рассылать, чтобы дискредитировать меня.
– И оно сработало, – говорит она.
Я хорошенько продумала, как подать следующую часть.
– Я знаю, ты меня ненавидишь, но тебе нужно быть осторожной, – говорю я. – Не покидай дома. Никого не принимай. У себя ты в безопасности.
– Не говори мне, что я должна делать, – возражает она. – Уж не тебе давать мне такого рода советы.
– Не верь никому, – говорю я. – Даже доктору Кэрол.
– Не говори мне, кому я должна доверять, – говорит она, и я отмечаю усилившуюся хрипотцу в ее голосе, немного заплетающийся язык.
– Как дела у Джулии и Хизер? – спрашиваю я.
– Я отключаюсь, – говорит Мэрилин. – Я не хочу, чтобы ты перезванивала или являлась сюда. Я даже в глаза тебе не хочу смотреть, потому что думаю, что плюну в них.
– Ты должна выслушать меня, – говорю я и в течение следующей минуты объясняю почему, но потом понимаю, что она уже отключилась.
Я звоню ей еще раз, но экономка отказывается соединять меня с ней.
Я звоню Дани, зная, что она не ответит, но хочу на всякий случай оставить ей послание.
– Что у тебя? – спрашивает она.
– Тебя выпустили, – говорю я с искренним удивлением.
– Под залог, – говорит она. – До суда. Я под домашним арестом.
– Оставайся дома, – говорю я ей. – Запри дверь. Никого не впускай на свою территорию.
Наступает долгая пауза, а когда я снова слышу ее голос, он звучит размеренно и глухо.
– Тело моей жены было найдено в городском парке, где ты бросила его, – говорит она.
– Мы хотели отвезти ее домой, – объясняю я. – Но она не знала адреса.
– Чего тебе надо, Линнетт? – спрашивает она.
– Ты не должна никому верить, – говорю я. – Ни доктору Кэрол. Ни полиции. Никому.
– Меня предупреждали, что ты будешь это говорить, – отвечает она. – До свидания.
– Постой! – кричу я. – Кто тебя предупреждал?
Но она уже отключилась. Когда я перезваниваю, голос робота сообщает мне, что этот пользователь не имеет голосовой почты.
Я пытаюсь дозвониться до Джулии, но ее номер не отвечает. Я пытаюсь позвонить Хизер, но номер этого клиента больше не обслуживается. Мне вдруг становится тесно в моей коже. Мне нужно, чтобы они слушали меня, а они даже говорить мне не дают. Когда я возвращаюсь к Стефани, она снимает номера с «кэдди» и кидает их в мусорный бачок. Я рада видеть хоть какую-то инициативу с ее стороны.
Мы выезжаем из гаража. После танка Гарретта сидеть за рулем «Люмины» одно удовольствие. Мы выезжаем на фривей. Вести машину со скоростью под восемьдесят миль в час трудновато, машину колотит – дают о себе знать колеса с автомобильного кладбища. Я так сосредоточена на дороге, что искренне удивляюсь, когда, кинув взгляд на Стефани, вижу отблески света на ее мокрых щеках.
– Я вовсе не собираюсь тебя убивать, – говорю я.
– Я знаю, – вяло отвечает она.
– Тогда не плачь, – говорю я. – Разве я плачу?
– Я даже не понимаю, что происходит, – говорит она, и ее голос дрожит.
И я рассказываю ей. На рассказ уходит вся дорога, пока мы не переваливаем на другую сторону Долины Смерти. Я смотрю на часы – время приближается к двум часам ночи. Я перехожу к рассказу о том, как Гарретт П. Кэннон получил коленом в пах и лишился своей машины, но замолкаю, и молчание длится довольно долго.
Потом Стефани начинает кашлять, ее трясет, и я думаю, что она снова плачет и все мои рассказы ушли в трубу, и я чувствую, как в моей груди зреет злость, но тут понимаю, что она смеется. Она хохочет, и ее смех вскоре переходит в истерику. Она выдыхает высокие взрывы смеха, переходящие в икание, колотит по приборному щитку ступнями. Я ей никак не препятствую.
Она недавно видела смерть своих друзей. Теперь кто-то пытается убить и ее. Она обречена на одиночество. Я помню, когда это случилось со мной. Я смеялась, когда следовало плакать, плакала, когда следовало смеяться, и в какой-то момент мои эмоции так перемешались, что я не могла вспомнить, как я вообще должна реагировать на происходящее.
– Это все правда? – спросила она наконец, переведя дыхание, пытаясь преодолеть свой приступ смеха.
– Зачем мне лгать? – говорю я.
Прежде чем мы пойдем дальше, мне и самой нужно задать ей вопрос, который не давал мне покоя.
– Почему ты так быстро согласилась? – спрашиваю я. – Ты меня не знаешь.
Секунды молчания скользят одна за другой.
– Я знаю, кто вы, – говорит она, окончательно преодолев смех. – Я знаю, то, что случилось со мной, случилось и с вами. Я вам верю.
– Меня это ничуть не убеждает, – говорю я.
За пределами пространства, куда попадает свет наших фар, пустыня – царство тьмы. Справа от нас раскручивается сеточное ограждение.
– Вы напоминаете мне Алану, – говорит она в темноту. – Ну просто точь-в-точь. Она была моей лучшей подругой в лагере. Если бы она не умерла, то стала бы такой, как вы. Что бы она ни говорила, я знала – именно так она и думает. Я у себя в голове представляю, что вы – это она.
Я больше не задаю ей вопросов. Иногда нужно доверять своему чутью. Поэтому-то мы и выживаем.
– Ты можешь выйти в интернет со своего телефона? – спрашиваю я, давая ей понять, что вопрос закрыт.
– А что вам нужно? – спрашивает она.
– Мне нужно встретиться кое с кем, но этот человек не придет, если будет знать, что это я.
– И что я должна сделать? – спрашивает она.
– Зайди на ManCrafting.com, – говорю я. Свет фар встречной машины окатывает нас.
Я надеюсь, домашняя страница не произведет на нее слишком сильного впечатления.
– Ой. – Она издает звук, какой неизменно производит рот, если укалываешь иголкой большой палец, но после этого с ее стороны машины воцаряется молчание. – Что это?
– Это сайт, принадлежащий человеку, которого мне нужно увидеть, – говорю я. – Я не хочу, чтобы ты лазала по этому сайту, заходила на другие страницы. Я хочу, чтобы ты перешла на страницу контактов.
– Это какое-то страшноватое говно, – говорит она. – Что это?
– Убейлекция, – говорю я. – Но на контактной странице никакие убийства не коллекционируются. Перейди туда.
– Там бланк электронного письма.
– Я хочу, чтобы ты набрала то, что я тебе скажу.
Поначалу у нас плохо получается, мне приходится по буквам диктовать чуть не каждое слово («Нет, «П» как в Пол», – повторяю я в пятьсот пятый раз), но, когда мы добираемся до Тонопаха, мы имеем следующее:
СРОЧНЫЙ ПРИВЕТ. МНЕ НЕОБХОДИМО ПРОДАТЬ БОЛЬШОЕ КОЛИЧЕСТВО ВЕЩЕЙ, НАХОДЯЩИХСЯ В КУПЛЕННОЙ МНОЙ ЯЧЕЙКЕ КАМЕРЫ ХРАНЕНИЯ. МОЙ БОЙФРЕНД ГОВОРИТ, ЧТО ВАС ОНИ МОГУТ ЗАИНТЕРЕСОВАТЬ. ТАМ ЕСТЬ НЕСКОЛЬКО ФОТОГРАФИЙ И КОЕ-ЧТО ИЗ ОДЕЖДЫ, КОТОРАЯ ПРИНАДЛЕЖИТ ТОЙ РАЗНОВИДНОСТИ ЛЮДЕЙ, КАКОЙ ВЫ ИНТЕРЕСУЕТЕСЬ. ПОКЕДОВА (это штрих от Стефани), МАРША