Я сажусь в машину, запираю двери. Кейт продолжает наступать. Я поворачиваю ключ, но ничего не происходит. Кейт делает еще один нетвердый шаг. Я снова поворачиваю ключ – стартер работает, но движок не схватывает. Последние девушки давно уже научились не полагаться на вещи, которые другими людьми принимаются как нечто само собой разумеющееся. Мы все знаем, что лифт и телефон не работают, когда они нам нужны. И машины. В особенности машины. Кейт отходит от стены дома и делает три шага к фаре машины, но тут замечает меня через лобовое стекло, сосредотачивается и идет за мной.
Я снова поворачиваю ключ. Стартер крутит вал, и рыдание вырывается у меня из груди, когда искра проходит и двигатель оживает. Я взвешиваю – не нажать ли мне на газ, чтобы припечатать Кейта к стене дома передним бампером, чтобы черная кровь фонтаном хлынула из его рта, но потом я вспоминаю ноги Крисси, торчащие из-под телевизора, и желудочная кислота обжигает мое горло.
Я включаю заднюю передачу и мчусь прочь.
«Шеви» всю дорогу жалуется мне, движок без всякой на той причины заставляют работать в полную силу, но я доезжаю до доктора в придорожном домике, и за пятьсот пятьдесят долларов он накладывает швы на голову Стефани и дает ей таблетку димерола. Мы возвращаемся на шоссе. Через восемьдесят миль я нахожу «Мотель 6» и тащу Стефани в кровать. Я снимаю с нее обувь, ставлю стаканчик с водой на прикроватный столик, потому что пробуждение после димерола с вулканом во рту может быть ужасным, потом я закрываю дверь на цепочку, ставлю стул к двери, падаю в ванну и начинаю плакать.
Я – убийца. Я убила Крисси. Я пресекла жизнь человеческого существа. Крисси терроризировали точно так же, как и меня. Ее преследовали, как меня. На ее глазах умирали ее друзья – точно так же, как и на моих. А я ее убила. Я плачу, кусая полотенце, потому что не хочу, чтобы Стеф слышала. Все другие последние девушки, кроме меня, были запачканы кровью, им всем пришлось убить своего монстра, чтобы выжить. Но не мне. Я спасалась от смерти, притворившись мертвой. А что касается убийства, то убить пытались меня, и делали это братья Уолкер, я же никого не убивала. Как сказала Крисси, я творю, а не уничтожаю.
Конечно, я так ничего толком и не сотворила, кроме пустой крепости, в которой заперла себя, кроме жизни без друзей, если не считать растения, которое было живым только в моей голове. И еще моей книги. И тех писем.
Все, что я сотворила в своей жизни, было сущим говном.
Мои мысли тяжелы и окончательны, безвозвратны и обжалованию не подлежат. Я убила человека. Когда я смотрю какое-нибудь кино, там герой непременно отказывается убивать негодяя, объясняя это тем, что тогда он станет таким же негодяем, как тот, кого он убьет. Я отмахивалась от этих слов, считала их морализаторским пустозвонством лысеющих голливудских сценаристов, которые если кого и убивали, то разве что последний рулон туалетной бумаги. Однако они лишь обращались к универсальной истине. Я теперь живу в новом мире, и я в этом мире – убийца.
Я не могу ни вернуть это назад, ни исправить, но одно я могу с этим сделать.
Я могу больше никогда не убивать. Я клянусь в этом еще крепче, чем клялась, когда была маленькой девочкой: я больше не буду убивать. И не имеет значения, сколько жизней это могло бы спасти. Не имеет значения, какому риску в этом случае будет подвергаться моя жизнь. Ничто не имеет значения. Я больше не буду убивать.
В какой-то момент я засыпаю, потому что просыпаюсь от холода и головной боли, а еще у меня ноет шея. Я встаю, потягиваюсь, пересчитываю один за другим все позвонки по количеству щелчков. Сквозь окна в номер проникают лучи света там, где я неплотно задернула шторы. Стефани лежит точно в той позе, в какой я ее оставила, но после нескольких нервных мгновений я вижу, как ровно вздымается и опадает ее грудь. Больше никто не умер.
Я оставила мою поясную сумку в доме Крисси. Так что долго ждать не придется. Вскоре копы найдут мое удостоверение на имя доктора Ньюбери, свяжутся с доктором Кэрол, и она расскажет им обо мне, и у них будет мое имя и мое последнее известное место нахождения. Пока копы будут искать меня, она переведет всех в какое-нибудь изолированное место. Может быть, в Сейджфайр, ее заслуженное интеллектуальными трудами убежище неподалеку от Лос-Анджелеса. Мне нужно их предупредить.
Я поднимаю телефон Стефани с прикроватного столика и выхожу из номера. Я не раз видела, как она вводит ПИН-код, и запомнила его (1223), а теперь ввожу и не читаю ни одну из восемнадцати пришедших эсэмэсок, потому что уважаю приватность Стеф. Я звоню Дани, но она не отвечает, то же и Мэрилин, номер Хизер все еще не обслуживается. И на этом можно ставить точку. Джулия все еще без сознания в больнице, и вдруг я понимаю: остается Скай. Он написал для меня свой телефон, и я нахожу этот клочок бумаги и звоню ему.
– Что случилось? – спрашивает он, отвечая на первый гудок.
– Скай? – говорю я. И потом после долгой паузы: – Это Линнетт Таркингтон.
– Это я сообразил, – шепчет он. – Кто еще мог мне позвонить в шесть сорок пять утра с незнакомого мне номера. Вы чем занимались, подружка?
– Все, что обо мне говорят, – вранье, – предупреждаю я его.
– Говорят, что вы похитили эту девицу, – шепчет он. – Говорят, что вы угнали машину какого-то отставного копа, побили его и оставили лежать на обочине дороги. Говорят, что вы сумели избежать ареста и в настоящее время разыскиваетесь для допроса.
– Да, хорошо, так и есть, – признаю я. – Это правда, а все остальное – ложь.
– Моя мать лопается от злости, – говорит он.
– Тебе нужно переехать к какому-нибудь приятелю, – говорю я. – Возьми братишку и уезжай куда-нибудь. Тебе нужно уехать из этого дома.
– Не могу, – говорит он. – Мама увозит всех прогуляться.
– Нет, – говорю я. – Это плохая идея.
– Она категорически настаивает, – говорит он мне. – Она берет Пэкса и меня и еще кучу народу. И везет всех в Сейджфайр. Пэкс любит там быть.
– Какого еще народа? – спрашиваю я. – Что происходит?
– Слушайте, – говорит он. – Мне нужно заканчивать. Она меня убьет, если узнает, что вы звонили.
Он вешает трубку, а когда я звоню во второй раз, меня отправляют в голосовую почту.
До Лос-Анджелеса слишком далеко. Сейджфайр всего в полутора часах от города. Вовремя нам не успеть. Я воображаю, как она усаживает Мэрилин, Дани и Хизер, потом едет в больницу забрать Джулию. Потом оставляет их всех у себя в доме. Я даже представлять себе это не могу.
Я звоню Джулии, потому что, если даже меня отправят в ее почтовый ящик, я хочу услышать чей-нибудь голос.
– Кто это?
Ее голос звучит громко и чисто.
– Джулия? – говорю я.
– Господи Иисусе, – говорит она. – Линнетт?
– Как ты – в порядке? – спрашиваю я.
– Нет, – говорит она. – Я не в порядке. У меня три ранения в ноги. Ты что – похитила ребенка? Ты спятила?
Мне нужно оценить ее состояние.
– Болит? – спрашиваю я.
– Больно ли, когда тебе стреляют в ноги? – спрашивает она. – Ты спрашиваешь, потому что я парализована? Ты думаешь, тогда не больно? У меня есть идея, Линнетт. Выстрели-ка во что-нибудь, чем ты не пользуешься, например себе в голову, а потом расскажешь, о’кей? Господи Иисусе. Доктор Кэрол сказала мне, что у тебя нервный срыв.
– Ты ее видела? – спрашиваю я.
– Она заедет за мной попозже, – говорит Джулия. – Меня сегодня утром выписывают. В одном ты была права – мы все в опасности. И эта опасность – ты. Доктор Кэрол увезет нас в надежное место, и мы будем там отсиживаться, пока тебя не арестуют.
– В Сейджфайр, – говорю я.
– Таков план, – говорит Джулия. – Не могу поверить, что я пришла к тебе, считая, что ту книгу написала Хизер, а оказалось, что это ты. А теперь ты похитила ребенка. Я думала, что знаю тебя.
– Ее зовут Стефани Фьюгейт, – говорю я ей. – Девочка из бойни в лагере «Красное озеро». Она со мной в безопасности. Послушай, я видела Крисси…
– Девочка с тобой в безопасности, и ты берешь ее увидеться с Крисси Ку-ку? – кричит Джулия. – Ты и в самом деле спятила.
– Джулия, – говорю я, – ты меня знаешь, а потому, пожалуйста, послушай меня одну минуту. Откуда у Кристофа Волкера появился адрес Адриенн? Откуда он узнал, как можно проникнуть в лагерь «Красное озеро»? Почему Гарри Питер Уарден и Билли Уолкер одновременно дали показания на Дани и на меня? Кто-то стрелял в тебя. Кто-то пытался убить меня в тюрьме. Кто-то координирует все это, и Крисси знала кто.
– И? – говорит она.
– Это доктор Кэрол, – говорю я. – Я видела доказательства.
– Доказательства от Крисси Куку? – говорит Джулия.
– Верь мне, – говорю ей я.
– Ты сделала это невозможным, – говорит она.
– Тогда обеспечь свою безопасность, – говорю я. – Не верь никому. Я тебя умоляю. Позвони Мэрилин, пусть ее охранники заберут тебя. И уезжайте все – она, Дани, Хизер и ты – куда-нибудь на сорок восемь часов. Это все, о чем я прошу. Не говорите мне, куда вы едете. Не говорите доктору Кэрол, куда едете. Просто уезжайте. Мы живы только потому, что были умными. Мы – те, кто не спустился в тот подвал. Мы не открыли ту дверь. Пожалуйста.
Долгая пауза.
– Ты слушаешь? – спрашиваю я.
– В общем, я не стану тебе говорить, сделаю я это или нет, – говорит она.
– Верно, конечно, здорово, – говорю я и тут же вспоминаю про Пэкса и Ская. – Постой, прежде чем вы уедете. У доктора Кэрол два сына. Попробуйте их взять с собой. Я что говорю – они ребята, но я не думаю, что рядом с ней сейчас может кто-то находиться. Пока я не… – На самом деле я еще не знаю, что буду делать. – Пока я не поговорю с ней.
– До свидания, Линнетт, – говорит Джулия. – Я возненавидела твою книгу.
Я чувствую себя опустошенной. Я возвращаюсь в комнату, кладу телефон на место – в изголовье Стефани, выпиваю чашку ужасного мотельного чая и вдруг замечаю, что она смотрит на меня. Она подносит руку ко швам.
– Что со мной? – спрашивает она.