– Я считала, что вы – душевнобольная, – говорит Стеф. – Но вот уж кто чокнутый по-настоящему.
Ковер чадит поверх стульев, посылая вверх грязно-черные облака сажи. Пахнет химией.
– Похороны Викинга, – говорю я, садясь.
Я выплевываю кровь изо рта. Никакого ущерба от ее кулаков, если не считать синяки, я не претерпела.
– Ей нужно научиться контролировать себя, – ворчит Стеф. – Это важнее, чем ее подружка.
– Не для нее, – говорю я.
Дани выходит из двери своего дома с матрасом в руках. Матрас огромный и мягкий, он застревает в двери. Она выталкивает его кулаками и ногами, потом тащит по земле к нам. Она роняет матрас, дотащив его до чадящего костра. Поднимается целая туча золы и пепла, пламя моментально гаснет. В голубое небо устремляется столб холодного дыма.
– Черт, – говорит она, протирая банданой грязное лицо.
– Поговори со мной, Дани, – прошу я, поднявшись с земли. Полностью я разогнуться не могу. – Я не знаю, знаешь ли ты, что происходит, но дела идут очень плохо. Нам нужно узнать, куда Джулия увезла всех.
Она смотрит на меня так, будто, кто я такая, не имеет значения.
– Вода из ее стакана исчезла, – говорит она. – Та, что стояла по ее сторону кровати. Это была последняя вещь, к которой прикасались ее губы. Она выпила половину, и каждый день, после того как ее увезли, уровень воды становился все ниже и ниже, и я знала, что произойдет, но пока оставалась хоть капля, этого не случалось. Но вот вчера я заглянула в него – и стакан оказался сух. Прежде это был ее стакан с водой, а теперь это просто пустой стакан. Не осталось ничего, Линн. Все ушло.
Ее лицо обмякает. Глаза становятся безжизненными. Я никогда ни к кому не испытывала таких чувств, какие испытывает она.
– Я не хочу оставаться здесь без нее, – говорит она. – Я больше не могу быть одна. Не могу.
Она разворачивается и идет к сараю, а мы со Стефани остаемся вдвоем после ее ухода, словно потерпевшие бедствие.
– Вы не можете заставить ее выслушать вас? – спрашивает Стеф.
Дани выходит из сарая с желто-красной бензиновой канистрой, которая с каждым шагом ударяет ее по бедру. Она останавливается у костра, вывинчивает крышку, поливает матрас, выливая весь бензин до капли, потом отшвыривает канистру в сторону, вытаскивает коробок спичек из нагрудного кармана, поджигает все и швыряет коробок на матрас.
ПУ-У-УХ!
Огненный шар возникает над матрасом, и запах бензина бьет мне в нос. Я чувствую, как подгорают волоски у меня в носу. Мы со Стеф делаем несколько шагов назад, но Дани остается на прежнем месте. Ее лицо в этом доменном жару обретает свекольно-красный цвет.
Я жестом показываю Стеф, что она должна оставаться на месте, а сама направляюсь к Дани, которая наслаждается своими разрушительными действиями.
– Я ничуть не хотела тебя обидеть, – говорю я. – Я никого не хочу обижать.
– Когда тело Мишель нашли, какой-то старый алкаш пытался ее поцеловать, – говорит Дани.
– Вероятно, это был Карл ДеВулф-младший.
– Не знаю, – говорит она, и наступает долгая пауза. – По крайней мере, это случилось на воздухе. Она не хотела бы умереть в тесноте. Но меня вот не было, когда она нуждалась во мне больше всего.
– Это из-за Ская, – говорю я. – Сына доктора Кэрол. Он устроил все это. Он псих. Он играет со всеми нами.
– Я хотела быть тут только ради Мишель, – говорит безутешная Дани. – Ничего другого в жизни я не хотела.
Она меня не слышит. Мы обе стоим, смотрим, как горит мебель. Стеф разглядывает нас с другой стороны костра сквозь вибрирующий от жара воздух.
– Сын доктора Кэрол – опасный тип, – говорю я. – Ты должна мне верить. И теперь он с Джулией, Мэрилин и Хизер, а я не знаю, где они. Мы должны их найти.
– Они на Красном озере, – говорит Дани.
Ну, конечно же.
Адриенн купила лагерь «Красное озеро», потому что знала, какие проблемы есть у выживших. Они отстраняются от других людей, уходят в себя, они полагают, что шаманство, а не медицинское лечение даст им видимость стабильности. Они цепенеют.
Эта ирония не проходит мимо меня.
Нас, женщин, прошедших огонь, влечет смерть. Иногда мы выбираем очевидные способы – самоубийство или передозировка; иногда действуем тоньше, выходим замуж за кого-нибудь, кто любит объясняться кулаками, или пьем, не зная меры, и садимся за руль, пока удача не изменяет нам.
Адриенн понимала эту проблему, а потому и создала ее решение. Она заново, на деньги, заработанные в кино, открыла лагерь «Красное озеро» и попыталась спасти нас всех. Психотерапевты разбили кемперов на группы, и кемперы держались друг друга все время, пока оставались в лагере, и курс лечения проходили вместе, отчитывались друг перед другом, несли ответственность друг за друга. Никто не заканчивает гонку и не выигрывает игру, пока финишную черту не пересечет вся команда и ее участники. Они называют себя семьей. Они называют друг друга сестрами. Дальнейшие шаги Адриенн показывают, что более шестидесяти процентов сестер потом долгие годы не теряют друг друга, сближаются на всю жизнь. Спасают друг друга. Первые семьи покинули «Красное озеро» в 1991 году. Женщинам этим сегодня около тридцати шести. Две из них замужем. Шесть из них работают на Красном озере. Все они пережили пребывание в лагере. Никто не умер. Адриенн спасла их жизни.
– Поедем со мной? – прошу я Дани. – Пожалуйста.
Я знаю, что произойдет, если я заберу Стеф и уеду. Когда вещи, обреченные Дани на сжигание, кончатся, она встанет на колени рядом с костром лицом к холмам, достанет свой «Глок» и отправится к Мишель. Хоть кого-то я должна спасти.
Она не сводит глаз с костра.
– Мэрилин, Хизер и Джулии грозит опасность, – говорю я. – Ты нас всегда защищала. Ты нужна нам теперь. В последний раз.
Когда Дани начинает отвечать, голос ее звучит очень тихо.
– Со мной покончено, – говорит она.
Спина у нее сгорблена, плечи сутулые, веки полузакрыты, уголки рта провисают. Не могу сказать наверняка – то ли она потеет, то ли плачет. То ли и то и другое.
– Пожалуйста, Дани, – говорю я.
Если мы уедем, она засунет пистолет себе в рот. Куда бы я ни приехала, там умирают последние девушки. Я уже устала от этого.
Дани отрицательно качает головой.
– Одной мне этого не поднять, – говорю я. – Пыталась всю мою жизнь, но ничего хорошего из моих попыток не выходило. Ты мне нужна, Дани. Одного мало, да и двух не слишком много – разве не ты меня этому учила?
Минуту спустя она перестает раскачиваться и смотрит на меня.
– Дай-ка я тут сначала закончу кое-что, – говорит она.
Она идет в свой сарай, а я возвращаюсь к Стефани.
– Она едет, – говорю я. – Только запрет там.
– Отлично, – говорит Стефани. – А что она делает?
Дани заходит в дверь, вынимает «Глок» из кобуры и исчезает в темноте сарая. Через какое-то время из сарая рысью выбегает шесть лошадей, они без всадников и без седел, их шкура лоснится на дневном солнце. Они чуют запах костра, толкутся некоторое время в нервном кружке, а потом пытаются вернуться в сарай. Дани становится у них на пути, поднимает свой «Глок», а потом раздается хлопок – она стреляет в землю между их копытами.
Мой желудок подпрыгивает с каждым выстрелом. Каждый выстрел попадает мне в сердце, а она опустошает магазин пистолета в землю, в воздух, приводя лошадей в движение, они скачут прочь галопом, их глаза широко раскрыты от ужаса, изо ртов идет пена.
– Шансов выжить у них побольше, когда они будут сами по себе, – говорит она, и в этот момент я понимаю, что она не собирается возвращаться.
В подменной машине почти нет бензина, поэтому мы садимся в пикап Дани. В салоне четыре места. Я сажусь на пассажирское рядом с водителем. Стеф садится сзади за Дани.
– Ты знаешь, как добраться до «Красного озера»? – спрашиваю я.
– С 1991 года, – отвечает она.
Движок ревет, она жмет на газ, и мы мчимся по ухабистой дороге от ранчо. Я поворачиваю голову и вижу обеспокоенное выражение на лице Стеф. За ней я вижу облако пыли, оставленное лошадьми, исчезнувшими среди холмов, и дымок костра, поднимающийся в ясное голубое небо.
Разговор доктора Филиппа Деккера с Даниель Шипман, которая чуть было не стала жертвой массового убийства, 8 ноября 1980 года
Группа поддержки последней девушки XXII: Последний кошмар
Дани в течение трехчасовой поездки почти не говорит, но мне удается выудить из нее, что происходит. Вчера ей позвонила Джулия и сказала, что она с Хизер едет на Красное озеро в одном из больших бронированных внедорожников Мэрилин. Они могут заскочить за ней, или она может приехать туда сама. Она сказала им, пусть ее не ждут.
– А что насчет Ская? – спрашиваю я.
– У него с матерью случилась крупная ссора, – говорит Дани, меняя полосу, чтобы обогнать ползущую «Субару». – Он сказал ей, что у них есть безопасное место, но не мог сказать ей, что это за место такое. Сказал, что дети могут поехать, но она – нет. Сочинил историю о том, что людей нужно держать подальше друг от друга. Она сказала им, что ее дети никуда не поедут без нее. Остановить старшего было выше ее сил, но младший остался.
– Это уже что-то, – говорю я.
Нас обгоняют другие машины. Если бы за рулем сидела я, то я бы уже утопила педаль до пола, мы бы летели, мы бы скрежетали покрышками, неслись спасать наших людей, но Дани ведет машину, будто едет куда-то взять немного сена. Я записала номера телефонов Джулии, Мэрилин и Хизер и дала их Стефани, которая набирает их по очереди с того момента, как мы выехали с ранчо.
– Ничего? – спрашиваю я, оглядываясь на Стеф.
Она сидит, наклонившись над телефоном, набирает эсэмэски.
– Отправляет в голосовую почту, – говорит она. – Я пыталась отправить эсэмэски, но пока ни одна не прочитана. Я их посылаю с опцией «сообщить о получении», но они, похоже, не проверяют эсэмэсок.
– А городской в лагере есть? – спрашиваю я.