Аня улыбнулась, а Даша продолжила: «Кстати, у меня идея. Давайте поужинаем вчетвером…»
Подруга уехала от нее на такси — Даша сама ее туда посадила.
— Даже если Глеб следит за домом, что вообще вряд ли, — сказала она, прежде чем закрыть заднюю правую дверь. — У нас частная территория. Машины — только по пропускам. Откуда он узнает, в каком такси ты едешь и едешь ли вообще. Так что будь спокойна. И расслабляйся с Кириллом Александровичем.
— Моя, ты лучшая, — рассмеялась Аня, послала ей воздушный поцелуй и серьезным тоном добавила. — Обязательно позвони, когда поговоришь с родителями.
«Она не берет, потому что отдыхает с Кириллом», — попыталась успокоить почему-то стучащее с каждой секундой все чаще сердце Даша и выехала с парковки.
Алкоголь чуть опьянил, но она особенно не волновалась: была уверена в себе как в водителе. Более того, сегодня суббота, пробок нет, погода — ясная, сухая. Надо только ехать медленнее и желательно в средней полосе, чтобы быть подальше и от гаишников, которые обычно стоят в крайне правой, и от любителей высоких скоростей — в крайней левой.
Экран снова загорелся.
Женя: «Даш, ты как?»
Она, стараясь следить за дорогой, быстро напечатала: «Норм. За рулем. Неудобно».
Женя: «Если захочешь поговорить, звони».
Даша лайкнула сообщение и подумала о поцелуе с Олегом в курилке. Покачала головой, словно отрицая воспоминания. Алкоголь, эмоции из-за разговора об Ане и Глебе, странное физическое влечение, которое до сих пор есть между ними… Что-то нездоровое. И поцелуй был нездоровым. Случайность. Надо вообще прекратить общаться с Олегом. Нельзя вести себя по отношению к Жене так подло.
Так подло. Как вела себя Пати… Керида. Подруга.
Любимая девочка отца.
К горлу подкатил ком.
После того как она вышла от родителей, еще минут двадцать плакала в машине. Потом решила напиться. Дома. Одна. Решила, будет пить сегодня и завтра, а в понедельник — завяжет с вином. Когда услышала Артема, поняла, что не хочет напиваться дома одна. Почувствовала, что ей нужно его увидеть. Срочно. (Почувствовала, что только он сможет обезболить ее душу.)
Телефон. Недавние вызовы. «Тёма».
— Мне так хреново, — спокойно-безразлично, тоном, каким обычно констатируют очевидные факты вроде «Москва — столица России» или «август — последний месяц лета», сказала она.
— Дашу-уль, — по салону разлился его низкий нежный голос: он будто обнимал ее. — Все будет нормально — ты только приезжай. Мы обо всем поговорим. Напьемся. Врубим Тупака на полную и будем танцевать всю ночь — бесить соседей.
Даша, чувствуя, как по щекам скатилось несколько слезинок, рассмеялась.
— Тём, можешь мне кое-что пообещать?
Она нечаянно произнесла это медленно и напряженно, отчего фраза прозвучала серьезно — слишком даже.
— Могу, — быстро и уверенно ответил он.
— Никогда не слушай Тупака ни с одной девушкой.
Пауза, заполненная частыми ударами сердец — ее и его.
— Даш… — растерянно начал Артем, но она не дала ему продолжить и упрямо повторила: «Никогда — что бы ни случилось».
— Я обещаю. Обещаю не слушать Тупака ни с одной девушкой, — так, будто бы его только что обезоружили, и у него остался только один вариант — сдаться, сказал Артем и добавил провокационным тоном. — Но Дрейка-то можно?
— Дрейка — можно, — облегченно выдохнула она.
— Ты где сейчас едешь? — нетерпеливо произнес он, нарочно поменяв тему, которая отчего-то вызывала в нем тревожные переживания.
— А знаешь, сегодня ведь мое желание исполнилось. Которое я на свои тридцать загадывала, — не обращая внимания на его вопрос, проговорила она.
— Что за желание?
— Я хотела понять, почему мне так плохо. Плохо без причины.
— Ну и? Какая причина твоего плохо?
— Он меня, — она сглотнула ком, который неожиданно возник в горле. — Не любит.
— Ты где? — голос Артема зазвучал напряженно, отрывисто.
— На Третьем.
— Останови машину. Встань где-нибудь. На первом же островке безопасности. Или в правом ряду. Только смотри, не на съезде. Включи аварийку и жди меня. Я щас приеду.
— Зачем? Я же еду к тебе.
Даша произнесла это с трудом — дыхания не хватало. К горлу подкатывал уже не ком, а комья — один за одним; каждый новый — больше и плотнее предыдущего.
— А мне не нравится твое состояние — в таком не надо вести машину. Остановись, пожалуйста.
Плач. Тихий, несмелый.
— Он меня не любит. Не любит, Тём. Он сказал, я его достала. Сказал — живи, как хочешь! Тёма-а-а, — звук «а» запрыгал — Даша неровно протянула через него вырывающиеся наружу рыдания. — Ему плевать на меня! Он уходит к ней. Он бросает меня! Он бросает маму.
— Дашенька, милая, — напряженный отрывистый тон сменился спокойным, ласковым. — Мы во всем разберемся.
Плач стал громче, откровеннее — лился беспрепятственно, словно сломал своим мощным потоком все барьеры.
— Давай подышим глубоко. Давай вместе? — будто уговаривая ребенка съесть еще одну ложку супа, сказал Артем.
Секунд пять он слушал, как она старается глубоко дышать (и дышал вместе с ней), а потом как бы между прочим спросил: «Что спидометр показывает?»
— Восемьдесят девять, — заикаясь, ответила она.
— Много. Давай до семидесяти сбросим, — произнес он так, если бы на этих словах гладил ее по голове.
— Я назвала ее шалавой. Сказала, он семью предал из-за суки. — Слова казались промокшими, набухшими, словно их вот-вот разорвет из-за слишком большого количества воды в каждом.
— Даш…
— А он мне, — глубокий вдох — и на выдохе, — пошла вон. Тёма-а-а…
Звук «а» снова запрыгал. Хаотично, непредсказуемо.
— Мы во всем разберемся. Все решим, — его интонации по-прежнему были ласковыми и спокойными, но в них появилось заметное напряжение. — Что на спидометре?
— Сто двенадцать, — она произнесла это число настолько невнятно, что различить его было практически невозможно, но ему все же удалось.
— Давай просто правую ногу чуть-чуть подними, — напряжения в голосе стало больше. — Сделала?
— Да.
— Умница, — похвалил он и вдруг совершенно серьезно спросил: «А ты в чем? В платье? Без белья?»
Даша удивилась так, что даже прекратила плакать.
— Нет, в ветровке и леггинсах, — растерянно пробормотала она. — Ну, без лифчика, да.
— Что за ветровка? Я ее видел? Черная? — В его тоне было столько заинтересованности, словно он всю жизнь искал ответы на эти вопросы.
— Нет, — обиженно сказала Даша и перестала заикаться — заговорила четко. — Бежевая! Ну, ты точно помнишь — я была в ней, когда мы гуляли на прошлой неделе.
— Не по-омню, — задумчиво протянул он. — Длинная?
— Нет! Короткая! — еще более обиженным тоном произнесла она и продолжила возбужденно-взволнованно. — Ну, она такая, знаешь, бежево-песочная, на замке. У нее еще Твити[68] на спине!
— А-а, Твити на спине, — обрадовался Артем. На самом деле он сразу понял, в какой она ветровке, но ему было нужно ее отвлечь: говорить с ней о чем угодно, только не об отцовской любви. — Классная, кстати. Она мне нравится. Не замерзла в ней? Сегодня прохладно.
Неровные всхлипы.
— Тёма-а, — звук «а» несколько раз подпрыгнул. — Он сказал, что я эгоистка. Сказал, они меня плохо воспитали… Он меня прогнал. Он меня не любит.
— Давай мы об этом поговорим, когда приедешь. Разложим все — я тебе обещаю, — сквозь беззаботные, веселые интонации снова проступало напряжение. — А ты голодная? Что заказать? Рыбу хочешь? Я вчера такой ресторан прикольный…
— Ему, наверное, было бы лучше, чтобы я вообще не родила-а-ась, — звук «а» прыгал по салону, точно мяч, бился о стекла, о сидения, о приборную панель. Другие звуки западали. Некоторые — почти не слышались. — Я всегда была для него не такой… Он меня никогда не любил.
— Мы во всем разберемся, — напряжение усилилось — оно забрало примерно половину беззаботности и веселья в голосе. — Что на спидометре?
— Сто… Тридцать.
— Прекрати нажимать на газ! Ты где?
— На МКАД выезжаю. Скоро буду, — шмыгая носом, ответила она и вдруг очень четко, без слез, всхлипов и заикания произнесла. — Тём, почему он меня не любит?
Тишина.
— Тё-ём? — настойчиво позвала она.
Тишина. По телу разбежались мурашки.
— Ты меня слышишь?
Тишина. Даша огляделась — словно пыталась его найти.
— Тём! — она хотела сказать это громко, но почему-то прошептала.
Стало страшно — без его голоса стало страшно.
Даша, сбрасывая скорость, потянулась к телефону и нажала на боковую кнопку. В центре черного экрана появился белый прямоугольник с вертикальной тонкой красной полосой по левому краю.
Она, выругавшись, воткнула шнур в разъем и нажала на газ. Быстрее. Она хочет ехать быстрее. Она хочет быстрее обнять Артема.
Удивительный мужчина. Самый удивительный мужчина из всех, кого она знает. Понимает ее. Принимает. Без всяких условий — просто так. Самый чуткий человек на планете. До знакомства с ним Даша не верила, что такие существуют. Она часто говорила, что мужчину, в которого влюбится, еще не придумали. Оказалось, придумали — тридцать два года назад. Стало как будто легче: вместе они со всем справятся.
Резкий звонок заставил вздрогнуть — надо же, как быстро зарядился телефон. Она машинально нажала кнопку на руле, ожидая услышать его голос.
— Я дозвонилась до тебя наконец… — отбила словами беспокойный ритм Пати. — Пожалуйста, давай поговорим.
— О чем? — напряженно произнесла Даша, чувствуя, как заколотилось сердце.
— Я хочу… Все… — Пати, казалось, давилась словами. — Объяснить.
— Объяснить что? Как ты трахалась все эти два года с моим отцом за моей спиной? — Даша говорила очень тихо, потому что плакала. Она не хотела, чтобы Пати слышала это, и старалась плакать беззвучно. Иногда, чтобы сдержать слезы, ей приходилось до боли кусать нижнюю губу и зажмуриваться. — Не надо — мне это неинтересно.