ашу, «неправильную». Значит, она в этой истории была всего лишь телкой. И, выходит, не единственной.
Женя только сейчас ясно осознала: Олег ей изменял.
До сегодняшнего вечера, несмотря на все свои подозрения, она была уверена: наговаривают. До сегодняшнего вечера, несмотря на все свои подозрения, была уверена: ей кажется. (Так бывает: вроде думаешь о чем-то, но не допускаешь всерьез — как будто не про тебя. Убеждаешь себя, нелепые оправдания очевидным по сути поступкам находишь, придумываешь невообразимые причины недвусмысленному поведению и веришь: с кем угодно — но не с тобой.)
«Ты же одна такая. Да…ша…»
«В девочку Элли был влюблен самый влиятельный Иван-царевич Королевства. Он так сильно запал на нее, что даже захотел посадить в самую крутую, инкрустированную драгоценными камнями, золотую и просторную, но все-таки клетку».
«Они встречались полгода. Все думали — поженятся. Такая пара была! Красивые, оба — из богатых семей. Олег сделал ей предложение…»
«Но девочка Элли была умная, поэтому не вошла в клетку Ивана-царевича».
«А Дашка взяла и отказалась. Ну не дура?! Вот ты бы отказалась?»
«Милая, а тебе нравится число двадцать семь? А месяц август нравится?»
«Я обожаю и двадцать семь, и август».
Женя резко встала с дивана и быстро подошла к барной стойке: на ней стояли бутылка вина и пустой бокал. Она уже потянулась к нему, как вдруг замерла.
Бокал. Точно такой же, как тот, который она разбила в ту ночь. В ноябре.
Разбила вдребезги. Думала, на счастье. Оказалось — на смерть. На Дашину и на свою — на обе смерти сразу.
Женя, не дыша, стараясь двигаться плавно, поставила бокал в шкаф — его нельзя мыть! — взяла кружку и села за стол с бутылкой вина. Глоток.
Телефон в руках. Селфи. С ней. Они сделали его сразу после того, как Женя стала кудрявой блондинкой. Отмечают в кафе начало новой необыкновенной жизни. Улыбаются. Обе — очень красивые. Похожи на маленьких хитрых девочек, которые довольны шалостью, что сотворили вместе. Глоток.
Женя провела по экрану большим и указательным пальцами — лицо рыжеволосой девочки стало ближе. Голубые глаза смотрят чуть прищурившись. Ясно. Пронзительно. В самое сердце. Как будто знают что-то, чего не знает никто. Глоток.
Она, не отрываясь, чуть прищурившись, смотрела в них. Ясно. Пронзительно. В самое сердце. Как будто знала что-то, чего не знает никто. Глоток.
— И что мне делать, Даш? — вслух сказала Женя, не уводя взгляд от экрана. — Уйти от него? Он же не переживет. В третий раз. Да и я… Не переживу.
Тяжелый вздох.
«Дашик, пожалуйста, не бросай меня».
«Я тебя никогда не брошу. Я тебя люблю».
«Я тебя тоже люблю».
Глоток.
— Мне так его жалко. И себя тоже, — продолжила Женя, глядя на фотографию Даши, а потом добавила очень тихо. — И тебя.
Глоток.
«Только вот, когда получишь такую жизнь… Киношную. Позвони мне. Нам будет о чем поговорить».
— Я все поняла, — простонала Женя, чувствуя, как внутри будто открыли кран с водой: слезы полились по щекам неконтролируемо, очень быстро.
Глоток.
Надо решить, что делать. Самой. Хоть раз в жизни надо решить что-то самой. Но что?
Отменить свадьбу и вернуться к родителям? Выслушивать обвинительные монологи мамы о том, что она ничего не может сама — даже замуж выйти. Что только она могла попасть в такую ситуацию.
Остаться и сделать вид, что ничего не произошло? Начать семейную жизнь со лжи?
Глоток.
Олег не вспомнит: он был в бреду, когда все это говорил и делал — наверняка провел полчаса в ванной не просто так… Она может притвориться, что ничего не случилось. Что все в порядке. Выйти замуж за любимого мужчину. Быть счастливой рядом с ним. Со временем он забудет Дашу.
Глоток.
А как ей жить с тем, что он любит другую? Как каждый день смотреть ему в глаза, зная, что он врал?
Глоток.
Нет, нельзя рушить свою жизнь.
Глоток.
А что такое в этой ситуации «рушить»? Уйти или остаться?
Глоток.
…Еще час Женя Кузнецова просидела за столом.
Она пила вино, плакала — тихо, почти беззвучно, чтобы не разбудить Олега, дрожала всем телом и почему-то ни о чем не думала. Ни о том, что было. Ни о том, что есть. Ни о том, что будет.
Когда становилось особенно больно, Женя брала в руки телефон, смотрела на фотографию кудрявой рыжеволосой голубоглазой девочки и по кругу шептала три слова.
— Как тебе позвонить? Как тебе позвонить? Как… Тебе… Позвонить…
Глоток.
Глава 4
«Аппарат абонента выключен или находится вне зоны сети».
Аня Тальникова нажала на красную круглую кнопку и положила телефон на диван.
— Опять звонила Даше? — Глеб стоял в дверях гостиной и серьезно смотрел на нее.
— Мне так легче, — резко бросила она и закинула ногу на ногу.
В руках у нее был бокал с вином. Второй за утро.
— Аня, я хотел с тобой об этом поговорить, — медленно произнес он, глядя на телефон, а потом кивнул на бокал. — И об этом тоже.
Она молчала и смотрела перед собой.
— Меня очень беспокоит твое состояние, — напряженно продолжил Глеб, садясь рядом с ней на диван. — Я позвонил знакомому — он дал контакты хорошего специалиста. Завтра вечером едем к нему. И желательно, чтобы в этот момент ты была трезвая.
— К какому специалисту? — она повернула голову, непонимающе посмотрела на мужа и отпила из бокала.
— К психиатру, — сказал он так просто, как если бы ответил на вопрос «сколько будет дважды два?».
Аня удивленно подняла брови и слегка рассмеялась.
— Ты в себе?
— Я — да, — Глеб тоже слегка рассмеялся и тут же стал серьезным. — А вот в себе ли ты — это вопрос.
— Если мне понадобится психиатр, я сама к нему обращусь! Ты меня за сумасшедшую не выдавай! — раздраженно сказала она.
— А как тебя назвать, если ты каждый день звонишь умершей подруге? — четко выговаривая каждое слово, произнес он и деланно-ласково добавил. — Считаешь, это нормально?
— Не знаю. Наверное, нет, — дернула плечом она и упрямо повторила. — Но мне так легче.
— Ты сходишь с ума, понимаешь? — чуть запрокинул голову Глеб. — Ты. Сходишь. С ума. Тебе помощь нужна.
Аня водила глазами по комнате. Пол. Стены. Потолок. Может, она и правда сходит с ума?
После смерти Даши прошла неделя, а ей становится только хуже. Да, она стала чаще пить. Каждый вечер. Но это — пара бокалов вина, не больше. Да, сегодняшнюю субботу она начала с вина. Да, она звонит Даше. Сама не знает зачем. Понимает, что это глупо, но… Ей так проще… Проще справляться.
— Я не сумасшедшая! — услышала она свой голос как бы со стороны, а в следующую секунду увидела себя, сидящую на диване рядом с Глебом — тоже как бы со стороны.
— Ты не сумасшедшая. Но очень скоро ей станешь, — уверенным тоном ответил он и пожал плечами. — Если продолжишь в том же духе.
У Ани начало сбиваться дыхание. Руки похолодели. Закружилась голова. Захотелось куда-то бежать. Неважно — куда. Просто бежать.
— Поговорим с врачом, посидишь на препаратах, — добродушно, как если бы рассказывал о семейных планах на ближайшие выходные, произнес Глеб.
— На препаратах? — растерянно заморгала она. — На каких препаратах?
— На качественных и очень дорогих, — высокомерно улыбнулся он.
Аня сглотнула и попыталась проанализировать происходящее. Только что муж сказал, что ей нужно принимать препараты. Всерьез сказал. Это нормально? Она закрыла глаза и тяжело задышала. Наверное, нет: откуда он может это знать и почему так уверенно об этом говорит? Или да: а вдруг она уже сошла с ума, но сама не заметила этого?
— А если я не хочу? — слабо спросила Аня. — А если я не хочу препараты.
— Почему?
— Боюсь.
— Чего?
— Сойти с ума от этих препаратов, — еще слабее, почти беззвучно прошептала она и открыла глаза.
Он поморщился и покачал головой.
— Может, в клинику? Есть очень хорошие клиники. Даже со спа.
— Что?! — она со стуком поставила бокал на журнальный столик, резко встала с дивана и заговорила очень громко, возбужденно, размахивая руками. — В какую клинику?! Ты меня в дурдом засунуть хочешь?! Сумасшедшей сделать?! Может, ты меня вообще хочешь убить?! Глеб, ты хочешь меня убить?
Последнее предложение Аня сказала спокойно, а потом улыбнулась и села на диван.
Глеб удивился так сильно, что не смог произнести ни слова: хотел что-то сказать, но, кажется, забыл, как это — разговаривать. Он то открывал, то закрывал рот. Потрясенно смотрел на жену. Наконец ему удалось справиться с шоком.
— Ань… У тебя в последнее время разгон эмоций от нуля до сотки — секунда, — пробормотал он, а потом добавил громче. — Клиника — это не дурдом. Это… Что-то типа… Санатория.
Он произнес это ласково. Слишком ласково.
— Не разговаривай со мной, как с сумасшедшей! — крикнула она и снова встала с дивана. — Ты меня ненавидишь!
— Так! — он тоже встал с дивана и заговорил жестко, пристально глядя на нее. — Я твои истерики терпеть не буду! Набухалась — веди себя нормально!
Аня зевнула — вдруг захотелось спать. Ругаться сил не было.
— Глеб, пожалуйста, пойми меня, — посмотрела на него она, села на диван, а потом заговорила с безысходностью. — Я недавно похоронила лучшую подругу. Даша была мне как сестра. Ближе даже. Я не могу это принять до сих пор. Да, иногда мне кажется, что я схожу с ума от мыслей, переживаний… Но я в порядке. Я в адеквате.
— Да кто тебе сказал, что ты в адеквате? — с такой же безысходностью произнес он и тоже сел на диван. — Ты в полном неадеквате. Анька… Ты же с ума сходишь. Пьешь и звонишь умершему человеку. Тебя это вообще не пугает, нет?
Последнюю фразу он выговорил отчаянно. Отчаянно и тихо.
— Да как ты не понимаешь, — чуть повысила голос она. — Не существует списка нормальных и ненормальных реакций на смерть родного человека. Мой мозг… Моя душа… Выбрали такие.