— А ты чего молчишь?! — обратилась брюнетка к блондинке.
Та ничего не ответила.
Блондин развел руками и наклонил бутылку к бокалу брюнета, а потом посмотрел на брюнетку. Та небрежно махнула в его сторону рукой и отвернулась.
Наступила тишина.
Пять человек стояли спиной к Оливии Льюис и молчали.
— Моя… Ты даже не представляешь, как мне тебя не хватает, — раздался нежный голос с легкой хрипотцой.
Оливия в ту же секунду подумала, что его обладательница — или певица, или ведущая, и попыталась угадать, кто это сказал: шатенка, брюнетка или блондинка.
Неожиданно плечи шатенки затряслись, сначала еле заметно, затем активнее, а потом Оливия услышала тихий плач. Шатенка старалась сдерживаться, отчего рыдания, как обычно бывает с ними, если их контролировать, становятся только сильнее. Она громко всхлипывала и запрокидывала голову.
Блондин, который все это время стоял рядом, попытался ее обнять, но она резко сделала шаг в сторону. Он растерянно застыл на месте с протянутыми к ней руками.
Снова наступила тишина.
— С днем рождения, керида, — ворвался в нее какой-то необычный, непривычный уху ритм из слов, и Оливия снова начала гадать, кому он принадлежит. — Ты… Была, есть… И будешь моей подругой.
Брюнетка выпила свой бокал залпом, подошла к шатенке и обняла ее.
Оливии стало очень грустно. Она почувствовала себя еще несчастнее, чем утром. «Наверное, недавно хоронили», — подумала она, наблюдая, как блондинка с кудрявыми волосами сделала шаг в сторону могилы и теперь стояла к ней ближе всех.
Оливия ждала, что девушка что-нибудь скажет, но та молчала — около минуты. Все это время Оливии очень хотелось узнать, о чем она думает, но кудрявая блондинка, так и не произнеся ни слова, тряхнула волосами и сделала несколько глотков из своего бокала.
— Оставите меня одного? — хриплым голосом, скорее, сказал, чем спросил, брюнет.
Блондин сжал его плечо.
— Ждем у входа.
Когда блондин, шатенка, брюнетка и блондинка ушли, брюнет сел на корточки, поставил локти на колени, опустил голову и обхватил ее руками. Его несильно качало.
— Мерку-улова, — прохрипел он, не поднимая головы. — Это жестоко.
Брюнет говорил тихо — Оливии даже пришлось встать чуть ближе, чтобы расслышать его слова. Она рисковала быть замеченной, но ничего не могла сделать с желанием подслушать необычный монолог.
— Ты — жестокая. Как она. Я думал, мне легче будет со временем, а мне только хуже.
Он закрыл лицо руками. Оливии показалось, он плачет.
— Я бухаю, Дашик! — с гордостью заявил брюнет, убирая руки от лица и скрещивая их на коленях.
Он сидел на корточках, оторвав пятки от земли. В таком положении ему, пьяному, особенно сложно удавалось удерживать равновесие, отчего он временами сильно шатался. Оливия не поняла, зачем он вообще сел: ему было бы гораздо проще справляться с координацией стоя.
— Я бы все щас по-другому сделал. Я понял, о чем ты говорила тогда. Про счастье. И вообще.
Он что-то достал из кармана светло-серой джинсовой куртки. Оливия присмотрелась: серебристая фляжка.
— Я не знаю, как поступить. Со свадьбой. Я не люблю ее — я тебя люблю.
Он резким движением запрокинул фляжку и в ту же секунду сильно пошатнулся, но не упал.
— А тебя же нет… Ты же бросила меня. По-настоящему. По-взрослому бросила.
Он рассмеялся — так нелепо-весело, что по телу Оливии мурашками побежала жуть, а потом замолчал и снова поднес фляжку ко рту.
— Я с ним говорил. Он то же самое пережил. Он сказал, мне надо жениться. Сказал, она хорошая. И что тебя не вернуть. А еще сказал, чтобы я не повторял его ошибок. Мерку-улова…
Брюнет произнес это медленно и безразлично, а потом поставил фляжку рядом с собой и закрыл лицо руками. Видимо, из-за этого его начало шатать сильнее, и в какой-то момент качнуло назад. Он не удержал равновесие и упал. Теперь он сидел на земле, сгорбившись. Смотрел перед собой.
Оливия старалась дышать тише, но получалось плохо — к горлу подкатывали рыдания. Она прикусила нижнюю губу, пытаясь не расплакаться.
— У меня всегда все было хорошо. Вот я тебя поэтому тогда и не понял. А теперь понимаю. Теперь у меня все плохо, Даш.
По щекам Оливии побежали слезы. Она сильно сжала губы, чтобы остановить их. Не помогло.
— И я даже не представляю, что сделать, чтобы снова стало хорошо.
Оливия громко всхлипнула. Брюнет никак не отреагировал на посторонний звук. Он взял фляжку, поднес ее ко рту и наклонил, задержал в таком положении на несколько секунд, а потом медленно встал.
Когда брюнет ушел, Оливия Льюис громко, не сдерживаясь, плакала.
Плакала и думала, что по ней, когда она умрет, плакать будет некому.
Глава 2
— Аня! — услышала Аня Тальникова знакомый голос и обернулась.
К ней быстрым шагом шел Глеб.
— Что ты здесь делаешь? Как узнал, где я живу?
— Я проследил за тобой после того, как ты уехала с кладбища.
— Что-о?!
Они стояли возле подъезда, где Аня после того, как ушла от Глеба, снимала квартиру.
— А что мне оставалось делать? — он пожал плечами. — Ты не давала свой новый адрес. Не брала трубку. Женя тоже молчала. Мы пытались ее уговорить много раз — бесполезно. Когда Олег сказал, что вы сегодня поедете к Даше, я понял: это мой единственный шанс увидеть тебя, но когда ты не стала говорить со мной там, пришлось проследить за тобой.
— Я не хотела тебя видеть и с тобой разговаривать, — отчеканила она, а потом вдруг вздохнула. — Хотя понимала, что нам придется встретиться, чтобы официально развестись.
Глеб молчал и смотрел вниз. Он не хотел ругаться с ней. Он устал с ней ругаться.
— Раз уж все так удачно складывается, давай обсудим условия развода, — саркастически продолжила Аня и прищурилась. — Мне не нужны твои деньги, подарки. Претендовать на раздел имущества я тоже не буду. Подпишу все, что нужно.
— Как четко и по делу, — усмехнулся он, поднимая на нее глаза.
— Да, теперь только так и будет. Ты же всегда этого хотел: четко и по делу, — она сказала это жестко, даже слишком, и добавила с иронией в голосе. — Без романтической болтовни.
— Не пригласишь зайти? У меня бумаги с собой. Мы с юристами все оформили, — спокойно произнес Глеб и приподнял в воздухе черную сумку-кейс, которую держал в руках. — Но на улице как-то не очень удобно подписывать.
Когда они вошли в квартиру, Глеб бросил сумку-кейс на пол и прижал Аню к стене.
— А вот теперь ты со мной поговоришь. И это будет разговор не о разводе.
— Отпусти, — напряженно сказала она.
— Только после этого, — он попытался поцеловать ее в губы.
Аня не отвернулась, но крепко сжала челюсти и с вызовом посмотрела ему в глаза. Глеб на секунду остановился, добродушно усмехнулся, потом приблизился к ее губам и стал водить по ним кончиком языка. Он медленно прошелся им по верхней и прошептал: «Сладкая», потом — по нижней.
— А эта еще слаще.
Аня тяжело задышала и непроизвольно расслабила челюсти. Глеб больше не пытался ее целовать, а пристально смотрел в глаза. От этого взгляда, спокойного, внимательного, она начала заводиться.
— Ты что делаешь? — с придыханием спросила она.
— Я пришел соблазнять любимую женщину. Умолять ее вернуться ко мне, — негромко, но уверенно произнес он. — И планирую сделать все, чтобы у меня получилось.
Глеб уже не прижимал ее к стене, а осторожно держал за талию одной рукой. Ей стоило сделать только движение, чтобы освободиться, но она чувствовала, что не хочет. Он снова медленно провел языком по ее нижней губе, потом проделал это еще раз. Аня негромко застонала.
— Надо кое-что проверить, — серьезно сказал он, не переставая смотреть ей в глаза, и, справившись с пуговицей и молнией на ее джинсах так быстро, что Аня даже не успела среагировать, скользнул пальцами между ног. — Анечка… А почему ты не сказала, что так сильно хочешь меня? Я бы уже давно…
— Глеб, остановись, — слабым голосом перебила его она.
Он с улыбкой покачал головой, разул ее, разулся сам и, подхватывая ее на руки, спросил: «Где у тебя тут спальня?»
У нее пересохло во рту. Последний раз Аня занималась сексом с Кириллом в ночь смерти Даши. После этого не хотела физической близости недели две — и снова начала казаться себе фригидной, но месяц назад почувствовала, что, если не займется с кем-нибудь сексом, умрет. Сексом ей было заниматься не с кем, поэтому она мастурбировала. Каждый день. По два раза. Это хоть как-то спасало.
— В конце коридора, — прошептала она, ощущая нарастающее желание.
На кровати он раздел ее и, не раздеваясь сам, стал водить пальцами по ее телу.
— Ты такая красивая, — он начертил указательным контур вокруг ее левой груди. — И только моя.
Аня лежала на кровати голая, безвольная. Беспомощная. Тело словно перестало принадлежать ей.
— Я тебя никому не отдам, Ань, — его средний палец прикоснулся к клитору и стал плавно двигаться. Вверх-вниз, вверх-вниз.
— Глеб, что ты со мной делаешь? — простонала она, разводя ноги. Ее глаза были закрыты, а из приоткрытого рта вырывалось тяжелое дыхание. Аня чувствовала, как клитор с каждой секундой становится мокрее. Очень хотелось секса.
Все это напоминало их игры в спальне. Только вот теперь ей не нужно было заслуживать его прикосновения. Не нужно было делать, что он говорит. Он сразу начал с ласк.
— Я показываю тебе, что ты до сих пор меня любишь, — средний палец быстро заскользил по кругу. — И я тебя очень люблю.
Глеб убрал руку. Аня открыла глаза и разочарованно протянула: «Что это было?»
— Это была прелюдия, — небрежно бросил он, раздеваясь. — А теперь пойдем.
Она растерянно наблюдала за ним.
— Куда?
— За стол переговоров, — серьезно ответил Глеб и потянул ее за руку.
На кухне он посадил ее на стол, развел ее ноги и, медленно входя в нее, произнес: «Ты хотела поговорить про развод?»