в колене, туго и часто обвязана веревками — они впиваются в кожу, сдавливают ее. Левая, тоже туго и часто обвязанная веревками, которые тянутся к шее и крепко ее обвивают, неподвижно стоит на полу.
Она ничего не видит: на глазах — черная повязка, и чувствует себя так же, как чувствовала, лежа в багажнике его машины. Беспомощная жертва.
Страх перемешивается с возбуждением. Кружится голова.
— Ты же понимаешь, что мне придется сделать тебе больно, — произносит спокойный и властный мужской голос. — Чтобы потом пожалеть. Как я смогу жалеть тебя, если сначала не сделаю больно? Зачем мне тогда тебя жалеть?
В следующую секунду она ощущает резкий удар флоггера по левой ягодице. Следом — еще один, по ней же. Кожа вспыхивает. Трудно дышать. Сердце часто стучит. Во рту — сухо. Между ног — влажно.
— Патрисия! — слышит она и негромко стонет. Он умеет произносить ее имя по-особенному: строго и нежно одновременно — только он так умеет. — Ты должна отвечать, когда я задаю вопрос.
— Д-да, — она спотыкается о первую же букву в слове из двух: не может говорить из-за нарастающего волнения. В голове — густой туман, состоящий только из одной мысли: «Подчиняться».
Сильный шлепок рукой — на этот раз по правой ягодице. Легкое поглаживание — именно там, куда секунду назад ударила ладонь. Пати тяжело дышит.
— Моя ку-кол-ка, — по слогам говорит он и дотрагивается до ее губ своими.
Она послушно открывает рот и чувствует, как в него врывается большой настойчивый язык и уверенно делает все, что хочет его хозяин. Крепкие пальцы несильно сдавливают ее щеки, потом начинают ласкать грудь. Через время Пати чувствует холодное металлическое касание на сосках, и в тот же момент их стискивают тугие прищепки. Она кричит от боли, но быстро затихает, потому что получает пощечину. Ту самую… Самую восхитительную пощечину из всех, которые когда-либо получала. Из-под повязки текут слезы. Его губы целуют их. Мягкая щетина нежно щекочет кожу на щеках.
— Ну что ты, девочка, — ласковый тон. — Я с тобой. Не надо плакать.
Она теряет связь с реальностью и настолько возбуждена, что прикоснись он к ее клитору, кончит в ту же секунду.
— Я соскучилась, — шепчет она, когда понимает, что он больше не трогает ее: наверняка стоит и смотрит. Смотрит на нее, обмотанную веревками, с зажимами на сосках, с черной повязкой на глазах, беспомощную и такую красивую — ему всегда нравилось смотреть на нее в эти моменты. Голова кружится сильнее: возбуждение достигает предела. — Трахни меня, пожалуйста.
Тишина.
Пати протяжно стонет. Желание буквально вздувается внутри нее. И без того объемное, оно так быстро разрастается, что, кажется, вот-вот разорвет кожу.
— Пожалуйста, — повторяет она и чувствует что-то твердое между ног.
Ее начинает распирать настойчиво жужжащая вибрация. Левая нога подкашивается, но тут же выпрямляется — иначе веревки на шее душат, а те, которыми связаны волосы и руки — натягиваются. Он нарочно связал ее так, что любое движение причиняет боль: все, что остается в этой ситуации — стоять неподвижно. Тело дрожит от напряжения и удовольствия. Ей кажется, она в раю.
Или в аду — как посмотреть.
Вибрация становится интенсивнее, настойчивее, эхом раскатывается по телу, все чаще задевая самую чувствительную точку, причиняя боль и наслаждение одновременно.
— Можно я кончу? — сквозь стоны говорит Пати и повторяет почти в истерике. — Можно я кончу?
Кончать можно только с его разрешения — такие правила.
— Нет, — жесткий уверенный тон. — Еще рано.
Ее несколько глубоких медленных вдохов и выдохов в ответ.
Она умеет управлять оргазмами, поэтому сначала отвлекается на дыхание, а потом переводит все внимание на боль в сосках и расслабляет мышцы внутри себя — это оттянет момент.
Вибратор вдруг замирает и выключается. Пати перестает чувствовать его внутри себя — там остаются лишь судороги. Разрушенный оргазм. (Черт, она терпеть не может такие оргазмы.)
— Я сейчас уйду, а ты постой и подумай над своим поведением, — ласково произносит он, гладя ее по затылку.
Удаляющиеся шаги. Тишина.
— Ходэр, — сквозь зубы шипит Пати и добавляет после секундной паузы. — Каброн!
Она ненавидит эти моменты — моменты настоящего наказания. Оставить ее думать над своим поведением. Оставить ее одну — без его внимания.
Внимание. Пожалуй, это главное, что привлекало Пати Кортес в практиках BDSM, особенно в практиках BDSM с Мишей Меркуловым. Во время их игр она была центром его внимания, оно принадлежало ей целиком: Миша не отвлекался ни на что. Ни на телефон. Ни на работу. Ни на жену. Он не мог отвлекаться — ему нужно было следить за ее состоянием, сохранять динамику в своих действиях, вовремя менять местами грубость и нежность. Чередовать их.
Чередование грубости и нежности. Вот еще одна, не менее (а может, и более) важная причина, по которой Пати настолько сильно любила BDSM: если бы ее целовали и гладили «просто так» — ни за что, она не ощущала бы того наслаждения, какое испытывала, когда эти поцелуи и поглаживания доставались ей через боль. И чем сильнее была боль, тем дороже она ценила ласку после.
Затекшее тело начало неметь. Пати попыталась пошевелиться и в ту же секунду застонала: с каждым новым движением шершавые веревки все глубже впивались в кожу. Наказание. Наказание за дружбу с Дашей. За «подстроенную» дружбу. Пати усмехнулась сквозь боль: он до сих пор не верит, что все это — случайность.
«Постой и подумай над своим поведением». Она постоит — а куда ей деваться — и подумает. Только вот не над своим поведением, а над неуправляемой чередой совпадений, которая случилась в ее жизни полтора года назад.
Пати познакомилась с Мишей в его ресторане, где работала хостес. Ей было двадцать шесть, ему — сорок девять. Он был женат — очень много лет, а еще у него была взрослая дочь.
— Дашик — модель. Живет в Париже, — вскользь упомянул он о ней во время одного из их свиданий.
В общем, у Миши Меркулова была образцовая семья, которую он не собирался разрушать из-за очередной любовницы, о чем прямо предупредил. Пати отнеслась к этому равнодушно: не планировала становиться его любовницей в привычном значении этого слова. Ее не волновали ни перспективы развода, ни чувства, ни семья Миши — она смотрела на него исключительно как на мужчину, который способен исполнить ее не совсем обычное желание: Пати хотела войти в Тему[28] в качестве нижней; быть секс-игрушкой, вещью.
Она мечтала об этом с того самого момента, когда в двадцать один год обнаружила в себе тягу к жесткому (жестокому даже) сексу, ударам, порке, унижениям. Пати не знала, с чем это связано, но часто фантазировала об изнасиловании, нескольких партнерах одновременно, веревках на своих руках и ногах: ее возбуждала сама мысль о мужской силе, направленной на собственное тело. Ее возбуждала мысль о том, что мужчина не сможет справиться с желанием владеть ей и ради его удовлетворения будет готов на все. Даже на насилие.
К сожалению (а может, к счастью), в окружении Пати тогда не оказалось ни одного такого мужчины. Нет, ее партнеры могли быть грубыми в сексе, если она их об этом просила, но делали это неуклюже, а главное, без особого удовольствия — просто старались ей угодить. Пати чувствовала, что сама применяет по отношению к ним силу, только моральную: заставляет вести себя так, как им не нравится — и сразу теряла интерес.
К примеру, один раз она попросила своего парня связать ей запястья поясом от халата и выпороть ее ремнем. Он удивился, но согласился, а через десять минут трясущимися от волнения руками — потому что она плакала, развязывал пояс. Пати сказала, чтобы он не воспринимал ее слезы всерьез: в моменты ударов она представляла себя жертвой насильника, и собственный плач выглядел в этой ситуации особенно антуражно, а еще попыталась объяснить, что ей не больно и не плохо, наоборот, она в восторге, но ее парень понять этого так и не смог.
Они расстались, и с тех пор Пати мечтала о Доминанте, сильном, властном, жестком, который научит ее всем правилам Темы. С одной стороны, было страшно: она не до конца представляла, что ее ждет. С другой — интересно: хотелось понять, почему ее так заводит насилие, узнать, насколько сильные эмоции могут дать эти практики.
На тот момент Пати жила в Омске, где культура секса в целом была развита довольно слабо, а уж подобными вещами вообще занимались единицы. Все, что ей пришло в голову — зарегистрироваться на тематических сайтах знакомств. Впрочем, ни с одним мужчиной оттуда она так и не встретилась: кто-то не нравился внешне, кто-то казался неадекватным, кто-то — обманщиком, который ничего не понимает в Теме, а просто хочет секса. Найти опытного (да хотя бы какого-нибудь!) Доминанта в городе оказалось довольно сложно — не с плакатом же «Ищу Верхнего» по улицам ходить, а отыскать такого, который бы еще и возбуждал как мужчина, вообще не представлялось возможным.
Пати забросила идею попробовать настоящий BDSM, но много читала о нем и смотрела тематические видео — в теории знала все правила, а еще развлекала себя его отдельными элементами: просила партнеров связать и выпороть ее, разговаривать с ней грубо и давать пощечины, брала в постель вибраторы и другие секс-гаджеты. Не все мужчины это понимали, но некоторые неплохо справлялись с временной ролью Верхнего.
Спустя год вышел фильм «Пятьдесят оттенков серого». Пати, взволнованная тем, что увидит свои эротические фантазии на большом экране и в присутствии других людей, пошла в кино. Все два часа она разочарованно вздыхала: неужели сценаристы всерьез сочинили такую глупость про BDSM?
На следующий день она купила одноименную книгу — надеялась, что найдет воплощение своих фантазий в ней. Тем же вечером, пробежавшись глазами по главам, Пати подумала, что авторка (как и сценаристы) — как и сама она — скорее всего, ни разу не пробовала BDSM, раз пишет о нем настолько неправдоподобно и наивно.