Моя упаковка», — думал Глеб, подходя к полке. Он уже дотронулся до нее, как заметил рядом со своими пальцами чужие, тонкие, с нежно-розовыми ногтями.
— Ой, — выдохнула невысокая шатенка с длинными волосами, отдернула руку и подняла на Глеба светло-зеленые глаза. — Извините…
— Это вы меня извините, — продолжая сжимать упаковку яиц, выразительно произнес он и быстро оглядел девушку. Красивая: натурально-красивая, без карикатурно-увеличенных губ, неестественно-заостренного подбородка и прочих косметологических фокусов. (Вообще, Глеб, конечно, в косметологии и пластической хирургии не разбирался, но, глядя на женщин, которых обычно выбирал Олег, вывел для себя некоторые закономерности.) И так мило смутилась. Она показалась ему какой-то наивной, будто не из этого мира. Слишком правильной, что ли. В ту же секунду Глеб забыл об усталости и злости, потому что вдруг захотел провести с ней вечер. — Я, признаюсь, не протяну дольше одного дня без омлета с помидорами и сыром, но ради вас готов рискнуть жизнью и уступить вам эту коробку…
Через полчаса он ужинал с ней в ресторане, а спустя пару — раздевал в своей спальне. Следующим утром, глядя на то, как она жарит на его кухне его любимый омлет с помидорами и сыром из яиц из той самой, последней упаковки, Глеб думал о том, что умеет не только фиксировать прибыль, но и удваивать ее.
Спустя время он понял, что влюбился. Аня восхищала его какой-то детской наивностью, неповторимой романтичностью, трогательной искренностью и бесконечной честностью: несмотря на то, что сам он был довольно прагматичным, хладнокровным, закрытым и циничным, девушки ему, к удивлению, нравились именно такие. А еще Глеба поражало, что она не придавала большого значения его деньгам и возможностям. Ему казалось, у Ани вообще отсутствует этот ген — ген меркантильности, какой, по его наблюдениям, был по умолчанию встроен в ДНК большинства женщин. Вдобавок она увлеченно работала, пусть и на радио — по его мнению, умирающая, бесперспективная разновидность СМИ, не имела вредных привычек, интересно писала — он зачитывался ее статьями (хоть ей об этом и не говорил), была образована, вела себя не вызывающе. Короче говоря, идеальная женщина. Он всегда хотел именно такую жену.
Так вот, если бы Глеб Ивлев записывал все свои цели в систематизированную таблицу, напротив строчек «Аня Тальникова» и «идеальная жена» стояли бы галочки. Как известно, главной особенностью достигаторов является потеря интереса к цели сразу после ее достижения, поэтому после свадьбы Глеб направил свое внимание на то, чтобы вывести собственную айти-компанию на доход в восемь миллионов долларов в месяц, а когда добился и этого, сосредоточился на получении нового заказа — гоночной компьютерной игры, и вскоре уже подписал договор. На своих условиях. Сейчас главной целью Глеба было безупречное исполнение этих условий — остальные вещи его мало волновали. Вот и пропущенные пару часов назад звонки от жены не вызвали желания перезвонить: наверняка что-то несерьезное.
Аня часто отвлекала его от работы разговорами о «крахе отношений», «стенах непонимания» и «эмоциональных пропастях», в общем, обо всем том, что Глеб считал чушью. В последнее время она перегибала с этой чушью, поэтому он старался как можно реже бывать дома и сводить общение с женой к минимуму. Глеб терпеть не мог говорить ни о чем, а Анины разговоры все чаще напоминали ему монологи пациентки психиатрической клиники: много эмоций, не связанных друг с другом предложений, странная интерпретация реальности. Впрочем, его это не особенно беспокоило. Он не сомневался: как только Аня уволится с радио и найдет себе серьезную работу, тут же перестанет истерить без повода. Глеб Ивлев был из тех мужчин, которые искренне верили: женщины устраивают скандалы только оттого, что им больше нечем заняться.
Вот Даша Меркулова, к примеру. Она целых полгода доводила (и, кажется, продолжает) его друга до безумия своим поведением. Кривляния перед камерой, по-видимому, не отнимают много сил и времени, поэтому у нее и того, и другого — в избытке, чтобы искать проблемы в отношениях с Олегом. Они с ним, конечно, Дашу особенно не обсуждали, но по обрывкам его фраз Глеб примерно представлял масштаб конфликта друга с этой моделькой: по сути, нулевой, но раздутый ее бурным воображением до размеров вселенной.
Или вот еще один пример, подтверждающий теорию Глеба о взаимосвязи между поведением женщин и их степенью занятости — Пати Кортес. Она много работает, поэтому не донимает мужчин выдуманными драмами. Он, правда, не видел рядом с ней мужчин — на все тусовки она приходила одна, но, общаясь с ней, понимал, в общих чертах, систему ее ценностей. Она была… Приземленной, что ли. Несмотря на то что это слово обычно принято употреблять как негативное, в данном случае Глеб думал о его смысле с позитивной стороны: у Пати нет времени на то, чтобы создавать проблемы из воздуха, потому что она занята фундаментальными вещами — зарабатыванием денег и развитием собственного бизнеса.
Правда, бизнесом ивент-агентство Глеб мог назвать с натяжкой: не верил, что на праздниках можно заработать. Когда Аня попросила его одолжить ее подруге на стартап, он усмехнулся, но, несмотря на то что был уверен, что денег своих больше не увидит, все равно одолжил: с детства мечтал выглядеть в глазах окружающих мужчиной, способным решить любую проблему, и теперь, когда стал таким, использовал всякую возможность, чтобы это продемонстрировать. Тем более Пати устроила им действительно красивую свадьбу, кроме того, сэкономила его деньги, как и обещала. Ему это показалось убедительным аргументом, чтобы дать ей в долг. Каково же было его удивление, когда спустя три месяца Пати вернула ему всю сумму сразу.
С тех пор Глеб стал относиться к ивент-сфере серьезнее: оказывается, на желании людей красиво отдыхать можно делать неплохие деньги, а вот работу своей жены по-прежнему считал глупым и бесперспективным занятием. Во-первых, на радио мало платят, во-вторых, болтовня на FM-частотах сегодня никому не интересна. Он много раз предлагал Ане подумать над созданием подкаста: видел возможности для развития в этом направлении, но она почему-то не была уверена в своих силах и отвечала, что еще не время.
Убедить жену стать более амбициозной он не мог, поэтому оставил ее в покое и хотел от нее того же — чтобы не придиралась к его образу жизни, но Аня упорно и настойчиво упрекала его в том, что он слишком много времени уделяет работе и слишком мало — их отношениям. Глеб в ответ объяснял, что, если бы не эта работа, они не жили бы так хорошо, но она не слышала его. Тогда он стал вести себя по-другому — молча выходил из комнаты при появлении малейших признаков скандала. Какое-то время такая тактика помогала, купировала конфликт, но недавно перестала работать: Аня злилась еще больше, шла за ним и требовала продолжения разговора.
Глеб искал выход из замкнутого круга негатива, в который жена пыталась его затащить, и в конце концов придумал один любопытный формат взаимодействия с ней. «Подкручивать» реальность. Слегка видоизменять ее. Так, как удобно ему — чтобы подавлять эмоции Ани, заставляя ее сомневаться в них, тем самым лишая уверенности в собственной адекватности. (Кстати, именно в рамках этой целевой программы фраза «я не люблю — ты же знаешь» превратилась в «я потанцую с тобой позже», а три бокала вина, выпитые женой на вечеринке, стали целой бутылкой.) Это действовало безотказно: Аня терялась, смущалась, уступала ему. Он был в восторге от своего изобретения и результатов, которые оно давало, поэтому постоянно эксплуатировал его. Так он спасался. Так защищал свою нервную систему.
Глеб посмотрел на пустую кружку с темно-коричневыми следами на дне и вздохнул: пора домой. Удивительно — раньше он любил свою квартиру. Она казалась ему крепостью. Местом, где его ничто и никто не побеспокоит. Теперь он расстраивается, когда думает о том, что нужно ехать туда. Особенно сегодня: Глеб только что вспомнил, что они с Аней договаривались поужинать вечером. Он заработался и опоздал. Уже на два часа. Очевидно: без скандала не обойдется.
Звук сообщения. Внимательный взгляд на экран.
Мама: «Глебушка, сыночек, спасибо. Деньги получили. Сколько же надо работать, чтобы столько зарабатывать!»
Улыбка.
Мама… Она (в отличие от Ани) ценит то, что он делает. Жалеет его. Никогда не упрекает в том, что он редко звонит и нечасто приезжает. Мама…
Глеб каждый месяц переводил родителям деньги. Аниным, кстати, тоже, то есть переводил ей, чтобы она пересылала им. Он считал своим долгом обеспечивать семью. Так его учил отец.
Снова вздох. Пора домой — в очередную истерику.
— Ты не приехал к ужину, — напряженным голосом начала Аня, как только он вошел в гостиную. — Что-то случилось?
— Были дела по работе, — спокойно ответил Глеб и кивнул на круглый обеденный стол, состоящий из тонких металлических опор и черной матовой каменной столешницы, на которой стояли тарелки из дымчатого стекла. — Но мы можем поужинать сейчас.
Аня молчала и смотрела на стол.
Стейки тунца уже остыли, листья латука, кейла и мини-рукколы устали сопротивляться оливковому маслу и обмякли в салатнице, а артишоки, оливки и вяленые томаты не блестели так сильно, как блестели, когда она только достала их из стеклянных банок и аккуратно разложила в менажнице из темно-серого мрамора. Время не пошло на пользу и австрийскому цвайгельту: Аня специально налила его в декантер за полчаса до ужина, чтобы вино немного подышало и к моменту, как они с Глебом будут его пить, раскрылось ароматами вишни, ежевики и пряного черничного джема, но за четыре часа оно передышало и уже не пахло ни ягодами, ни специями.
— Я не хочу. У меня пропал аппетит, — медленно произнесла она, а потом заговорила быстрее и на повышенных тонах. — Мы сегодня договаривались поужинать. А ты просто не приехал! Не позвонил! Не предупредил! Даже трубку не взял! Считаешь, это нормально?
Глеб считал, что нормально: у него новый проект. И вообще, если бы не его работа, жена не готовила бы такие ужины и не деканти