Группа продленного дня — страница 48 из 131

Алена была приличной. Пати — блядью.

Дашу он пока не мог отнести ни к тем, ни к другим: дочь постоянно балансировала на грани этих двух категорий.

Год назад она стала в его глазах приличной — после того как начала встречаться с Олегом. Миша знал Сергея Воронца, его отца. Не лично, но много слышал о нем. Много хорошего: честно ведет бизнес, многолетний вдовец — после смерти жены так и не женился, сам воспитывал сына; в порочных связях и в уклонении от налогов не замечен. Когда Даша сказала, с чьим сыном у нее роман, был рад: ему казалось, пара сложилась роскошная. Через время он познакомился с Олегом — дочь пришла с ним на юбилей Мишиной мамы. Парень ему понравился. Поведением, отношением к Даше. Тем, как общался с ним: уважительно, но без заискиваний, не перебивая, выслушивал его мнение, но в открытую, спокойно и вежливо озвучивал свое, даже если оно было прямо противоположным, мог поддержать серьезные — мужские — темы. Понравилось, что он пришел с цветами не только для именинницы и Даши, но и для Алены. Короче говоря, Миша Меркулов был в восторге от Олега и искренне хотел, чтобы тот стал мужем Даши. Пока они встречались, дочь была для него приличной, но когда она отказалась от замужества (это, кстати, шокировало не только его, но и Алену), подумал, что рано записал ее в эту категорию. Вместе с тем блядью, конечно, ее тоже не считал. Хотя, после того как увидел ее соцсети, захотел выпороть, несмотря на то, что никогда не бил: за разврат, который устраивает.

Соцсети Даши буквально позавчера показала ему Пати. Показала, потому что он попросил. Сначала, правда, пыталась отказаться.

— Я не буду этого делать, — замотала головой она. — Тебе надо — ты и ищи ее страницу. Загугли! Я тут при чем?

— Я сказал, показывай. Быстро.

Пати бесшумно вздохнула и неуверенно повторила: «Я не буду этого делать».

— Ты будешь делать то, что говорю тебе я, — чуть повысил голос он и пристально посмотрел на нее.

Через минуту у него в руках оказался телефон с открытой страницей Даши.

Миша глазам не поверил: практически на каждом снимке она была полуголой. (В сочетании с ее милым детским личиком это выглядело как-то особенно извращенно.) Сотни комментариев. Немало пошлых. Миша читал их и ощущал явное желание убить каждого, кто позволяет себе такие вольности в отношении его дочери.

— Если будешь что-то говорить ей, не говори, что это я показала, — нервно произнесла тогда Пати, заметив его реакцию.

— А как ты себе вообще это представляешь? — он удивленно вскинул брови, а потом заговорил ласково-добродушно, широко улыбаясь. — Дочь, я тут давеча имел твою подругу, и она показала мне твои соцсети. Нехорошо… Неприличные фотографии. Удали. Не позорь папу. Так?

Пати приоткрыла рот и распахнула глаза: на лице застыло недоумение.

— Хорошо, я не скажу, — глядя на нее с легкой жалостью, произнес Миша и снова стал листать страницу Даши.

В этот момент он подумал, что его дочь катастрофически быстро приближается к критической черте, разделяющей приличных женщин и блядей, и, конечно, был готов на все, чтобы не позволить ей ее перейти: в его семье никогда не было (и не будет) блядей.

Это и стало главной причиной, почему Миша Меркулов поехал на день рождения Даши один. Почему забрал оттуда Пати. Почему снова стал с ней встречаться. Ему нужно было разобраться в ситуации. Проконтролировать дочь и любовницу — обеих. Быть в курсе всего. Держать руку на пульсе. Не позволять Пати делать из себя идиота, а заставить ее вести себя так, как надо ему. Не позволять Даше превращаться в блядь — а это рано или поздно, по его мнению, должно было произойти, раз она дружит с одной из них. Он не хотел, чтобы она стала похожей на Пати. Не мог допустить, чтобы кто-то делал с ней такие вещи, которые он делает с Пати.

Вместе с тем его успокаивало то, что рядом с Дашей была и «приличная женщина» — Аня Тальникова. Миша еще во время учебы девочек в институте записал лучшую подругу дочери в «приличные», и она вот уже много лет убедительно оправдывала свою принадлежность к этой категории. Значит, и у Даши есть шанс стать приличной.

Получается, вокруг нее теперь — поровну добра и зла. Как в сказке. За добро — и приличных женщин — отвечает фея Анечка, за зло — и блядей — ведьма Патрисия. И вот вопрос: на чьей стороне в конце этой сказки окажется его дочь?

За этими мыслями Миша довольно быстро доехал до дома.

Когда он вошел в гостиную, Алена сидела на диване и читала. Она была так увлечена книгой, что не заметила мужа.

Миша остановился в дверях и не отрываясь смотрел на жену. Смотрел и думал о том, какая она красивая. Светлая. Чистая. Короткое белое платье на тонких лямках. Рыжие волнистые волосы до плеч. Хрупкая фигура. Его девочка. Любящая, нежная девочка.

Он до сих пор помнил, как увидел ее в первый раз, в парке. Она шла в длинном белом сарафане, задумчиво смотря перед собой, и ела мороженое. Такая непорочная.

Алена была девственницей, когда они познакомились — тогда это произвело на Мишу сильное впечатление. Она напоминала ему мать — такую же светлую и чистую женщину. Поэтому он женился на ней. Поэтому не разводился. И никогда не позволял себе заниматься с ней извращениями — порочить ее.

Алена казалась ему святой. Идеальная жена. Идеальная мать.

Он был благодарен ей за то, что простила ту его, первую, измену. За то, что прощала все остальные. За то, что простила звонок Пати.

Был благодарен за то, что столько лет берегла покой семьи. За то, что ни разу не опозорила его перед друзьями своим поведением или высказываниями. За то, что была с ним в самые трудные периоды его жизни.

— Ты давно здесь стоишь? — нежный голос вернул его в гостиную. — Я зачиталась, не заметила.

Он молча подошел к ней, сел на диван и приобнял.

— Миш? — слегка отстранилась она. — Все в порядке?

— Ну а что, я не могу обнять жену? — улыбнулся тот.

Алена вскинула брови. Что это с ним? В очередной раз изменил и теперь раскаивается?

— Мо-ожешь, — с легким подозрением в голосе протянула она.

— А знаешь, что? — Он потер руки. — Давай устроим семейный ужин. Позовем Дашу. Посидим. Напишешь ей?

— Да, конечно, — растерянно пробормотала Алена: на ее памяти это был первый раз, когда Миша предложил позвать на ужин Дашу. — А с чего это вдруг?

— Нам надо больше интересоваться ее жизнью, — серьезно сказал он и добавил про себя: «И не допустить, чтобы наша дочь стала блядью».

Глава 8

— Раньше моногамией называли одного партнера за жизнь, теперь моногамией называют одного партнера за ночь, — улыбнулась женщина лет пятидесяти с короткими волосами нежно-розового цвета и блестящей серебристой серьгой в носу. На ней был белый кожаный обтягивающий комбинезон с короткими рукавами.

Аня Тальникова расхохоталась и бодро произнесла в микрофон: «Друзья, пишите нам в мессенджеры, кто из вас моногамен по новым меркам — позже все зачитаю в эфире. Ну а я напоминаю, что у нас в гостях психоаналитик и сексолог Веро́ника Хонг, и говорим мы, конечно, о сексе. Сегодня вообще люди стали чаще — и громче — говорить о сексе. Веро́ника, как думаете, с чем это связано?»

— Это естественно, — пожала плечами та. — Секс — такой же физиологически необходимый процесс, как прием пищи или сон, и не говорить о нем сегодня, когда для этого наконец появилось достаточно слов, было бы стагнацией. Кроме того, не будем забывать о мировой тенденции к, скажем так, расслабленной морали. Плюс в последнее время люди стали тяготеть к самопознанию, а секс — один из основных и, кстати, довольно эффективных способов познать себя. Если подходить к нему осознанно, разумеется.

На последних словах она подняла в воздух указательный палец.

— Познать себя с помощью секса… — задумчиво повторила Аня и заинтересованно добавила. — Как, например?

— Столкнуться лицом к лицу со своими кинками, а значит, обратить внимание на собственные психологические потребности, — начала Веро́ника.

— Давайте конкретизируем, — быстро перебила ее Аня. — Кинк — это сексуальный заскок, нестандартные предпочтения в сексе. Я верно понимаю это слово?

— Именно, — улыбнулась Веро́ника. — Некоторые еще называют его фетишем, но это совершенно разные вещи. Фетиш — это некий обязательный — я подчеркиваю! — элемент, наличие которого позволяет человеку испытывать удовольствие: без него процесс будет лишь физиологией. К примеру, есть люди, которые предпочитают заниматься сексом исключительно в темноте или с повязкой на глазах. При свете, как ни старайся, не получится по-настоящему насладиться половым актом.

— Это может быть связано с каким-то смущением или неуверенностью в себе? — вклинилась Аня в плавный поток предложений.

— Это может быть связано с чем угодно, — развела руками Веро́ника и начала загибать пальцы правой. — Смущение, желание дофантазировать картинку, травма, еще какие-то причины. Важно другое: такой человек не кайфанет или даже не сможет возбудиться, если в помещении будет светло. Вот это — фетиш. А кинк… — Она замолчала на пару секунд и почесала нос. — Такой… Изгиб сексуального поведения. Общий термин для обозначения, скажем так, отличных от тех, которые принято считать классическими, предпочтений в сексе. К примеру, женщина возбуждается, когда над ней совершают игровое насилие. Но, что важно, она и «обычным» сексом с удовольствием займется.

— Ну, в общих чертах понятно. Фетиш — это то, без чего удовольствия не будет. Кинк — некое предпочтение, скорее факультативное, чем обязательное, фантазия, без реализации которой классный секс вполне возможен, — подытожила Аня и, после того как сексолог кивнула, спросила. — И, разобравшись в этих фантазиях, мы сможем познать себя. Вы это имели в виду?

— Да, — хлопнула в ладоши та, а затем подняла вверх оба указательных пальца и задержала их в таком положении. — Только с этими практиками нужно быть очень аккуратными. Допустим, пример с насилием. Ну… Использование элементов БДСМ в сексе: плетки, наручники, удушение, веревки, грязные разговоры. Это может стать хорошей терапией, но тут нужно учитывать три момента. Во-первых, между партнерами должны быть доверительные отношения. Во-вторых, партнеры заранее должны оговорить все правила игры. И в-третьих, каждый из них должен понимать, зачем ему это нужно.