— Романти-ик, — протянула Даша.
— А ты что будешь делать на Новый год? — заинтересованно спросила Алена и вдруг хлопнула в ладоши. — Полетели с нами?
— Не-е, — махнула рукой Даша. — Давайте сами. А я пока не решила. Придумаю что-нибудь — еще есть время.
Через час она вышла из подъезда.
Родители летят в Париж на день рождения мамы… Крутые! Она снова подумала об Олеге и опять разозлилась: да оставят ее в покое когда-нибудь мысли о бывшем?
На улице уже не было дождя, но шел слабый снег. Сегодня погода вообще была странная — поменялась за день раз пять. С утра ярко светило солнце, потом Москву залило дождем, следом снова вышло солнце, к вечеру пошел дождь, а вот теперь — снег с ветром. Ветер тоже был странный — дул слишком непредсказуемыми и резкими порывами. Даше даже пришлось отворачиваться от него несколько раз: не хватало воздуха из-за мощных потоков. Кудри окончательно растрепались.
Любимый бежевый салон. Минут двадцать — и она дома: пробки уже закончились.
Даша завела машину и осторожно выехала на дорогу. Было скользко. «Надо срочно переобуться», — промелькнуло в голове. Вино не опьянило, но определенно расслабило, поэтому она старалась ехать небыстро и особенно внимательно следила за дорогой.
На Смоленской набережной Даша заметила две машины ДПС, припаркованные в правом ряду. Среагировала моментально: левый поворотник, плавный тормоз, взгляд в боковое зеркало. По соседней полосе одна за одной — да откуда они вообще взялись! — проносились машины. Резкий взмах черно-белого полосатого жезла заставил остановиться. Черт, только привлекла внимание: надо было просто проехать мимо.
— Доброй ночи. Старший сержант полиции, четырнадцатый батальон ДПС, Никитин Егор Владимирович. Ваши документы, пожалуйста.
— Да, конечно, — нежно улыбнулась Даша, протягивая ему документы.
— Выпивали, Дарья Михална? — прочитал он ее имя и отчество на правах, а потом слегка наклонился и посмотрел прямо в глаза.
— Нет. — Самое милое выражение лица, какое только возможно.
Внешне она выглядела спокойно, но внутри колотилась дрожь: Даша почему-то ужасно боялась полицейских, хотя закон никогда не нарушала.
— Можно вас попросить выйти из машины?
Даша выругалась про себя. Надо договориться. На месте. Но она не умеет давать взятки! (А вообще, сколько надо дать, чтобы не лишили прав? Она даже примерно не представляла эту сумму: двадцать, пятьдесят, сто тысяч? А еще не знала детали процедуры лишения прав.) Растерянный взгляд перед собой. Мозг отказывался думать.
— Минутку.
Она постаралась сказать это как можно беззаботнее, а сама пыталась понять, что делать. Позвонить кому-нибудь? Из головы вылетели все имена, кроме двух. Аня, Пати. Отпадает. Может, набрать Глебу? Но уже поздновато, да и он ее недолюбливает. Она медленно вышла из машины.
— Сейчас подышим в алкотестер… — дружелюбно начал инспектор.
Даша, не успев закрыть дверь, резко распахнула ее и потянулась к телефону, который лежал на пассажирском сидении.
Оставался только один вариант — позвонить тому, кого она пару часов назад назвала в диалоге с отцом самовлюбленным, самонадеянным, черствым, наглым, тираничным эгоистом, к тому же — бабником, и от встречи с кем отказывалась вот уже три месяца.
Длинные гудки.
— Да, — лениво раздалось после четвертого.
— Привет, что делаешь? — вдруг осипшим голосом произнесла она.
— Привет. Еду домой. А с чего такой вопрос?
— Я немного выпила, — медленно прошептала Даша в трубку, отходя на пару шагов от удивленного ее поведением инспектора, и негромко затараторила. — Меня остановили. Просят дышать в алкотестер. Я первый раз в такой ситуации. Расскажи, как давать взятки. И сколько.
— Где?
— На Смоленке, недалеко от поворота ко мне. Мост проедешь — и почти сразу. Ты увидишь. — Она чувствовала, как по телу разлетается паника.
— Десять минут. Постараюсь быстрее. Тяни время, но не разговаривай с ними особо. И не подписывай там ничего, — строго сказал Олег и отключился.
Глава 10
— Сколько у тебя мужчин было до меня?
Пати Кортес закатила глаза. (Ходэр! Он серьезно?)
— Я не считала, — соврала она.
— Ну, судя по твоим рассказам, двадцать — двадцать пять? — пришел к выводу путем одному ему понятных логических рассуждений сидящий напротив шатен и нетерпеливо добавил. — Я угадал?
— М-м-м… — Она специально отправила в рот целую тигровую креветку (для этого ей пришлось открыть его так широко, что шатен восторженно цокнул) — чтобы иметь возможность подольше жевать и молчать, так что ее «м-м-м» можно было расценить как «да», так и как «нет».
Он, по-видимому, предпочел первый вариант.
— Немало, — на его лице появилась развязная ухмылка.
А вот теперь Пати пожалела, что ее рот занят креветкой, потому что прямо сейчас высказала бы этому недоделанному монаху все, что думает о таких, как он. Немало для кого? Ей — двадцать восемь лет! Даже если предположить, что девственности она лишилась в восемнадцать (просто предположить — на самом деле первый секс у Пати случился в тринадцать, с вожатым в летнем лагере) — это получается… Где-то… По два мужчины в год. Немало?! Ну и ханжа ей попался на этот раз!
Вообще, она, конечно, знала, сколько мужчин у нее было до него — записывала каждого под порядковым номером в специально созданную для этого заметку «Фойамигас». Записывала не всегда по именам, чаще — по какому-то яркому воспоминанию («сквиртила», «на нас смотрел его брат, но присоединиться отказался») или по роду занятий, если он казался ей интересным («инструктор по прыжкам с парашютом», «медиатор», «кинолог»). Впрочем, были приписки и другого характера. Например, две недели назад Пати пригласила Дашу и Аню отметить свое двадцативосьмилетие в Питере (в Москве она уже шумно отгуляла его, но этого ей показалось мало) и, конечно, не упустила возможность уехать под утро из бара с симпатичным брюнетом. Имени его она, к сожалению, не запомнила, но вот типичная питерская квартира — с узким длинным коридором, множеством комнат и арочными деревянными окнами — в памяти осталась. Пати так и записала напротив цифры «девяносто пять» — «трахались в типичной питерской квартире, попробовали во всех комнатах».
На следующий день она показала эту запись девочкам.
— Погоди, — несколько раз моргнула Аня. — Что значит «девяносто пять»?
Даша, глядя на подругу, еле сдерживала смех: она тоже не знала, сколько мужчин было у Пати, но предполагала, что их количество стремится к сотне.
— Да. За всю жизнь у меня было девяносто пять мужчин, — вызывающе произнесла Пати, дернула плечом и продолжила. — Начала считать их пару лет назад. Ну… Просто интересно знать. Это же моя секс-биография!
— Та-ак, — протянула Аня: удивление в ее глазах сменилось любопытством.
— Я поделила свою половую жизнь на два периода, — продолжила та серьезно и деловито, словно презентовала инвесторам новейшую бизнес-модель. — Первый. С тринадцати до двадцати семи. Тогда у меня вечно были отношения, постоянные партнеры, поэтому цифра здесь скромная: семнадцать. Второй. С двадцати семи до двадцати восьми. Тут уже интереснее. За год, который я объявила годом ONS, я переспала с семьюдесятью восемью мужчинами. Могло бы быть и больше, конечно… Но я работаю много, плюс болела целых три раза — с той температурой мне было не до секса. Итак, общее количество любовников за жизнь — девяносто пять.
— Ходэр, — цокнула Аня, и все трое расхохотались. — Вот это расчеты! Теперь я понимаю, почему у тебя получается делать бизнес.
После того разговора прошло уже четыре мужчины, так что сегодняшний шатен должен был стать ее сотым.
«Юбилейный, а такой зануда», — подумала Пати, дожевала наконец креветку, улыбнулась и спокойно спросила: «Подрабатываешь в полиции нравов?» Она не собиралась ни делиться интимными (да и вообще — любыми) подробностями своей жизни, ни откровенничать на личные темы.
— Нет, — покачал головой он и пристально посмотрел ей в глаза. — Просто ты мне сильно понравилась, и я хочу знать о тебе больше.
Пати фыркнула: как же — знать о ней больше… Да никогда!
— Все, что тебе надо обо мне знать, ты уже знаешь, — сказала она, небрежно поправляя волосы. Сегодня они лежали особенно сексуально: Пати собрала их на затылке крабиком, нарочно выбрав небольшой, чтобы он не смог захватить все пряди разом, поэтому некоторые падали ей на плечи, создавая нужный образ. — Я очень люблю секс.
— Надеюсь, во время нашего тебя не будут отвлекать звонками, — иронично произнес шатен.
Пати цокнула и закатила глаза.
В самом начале их ужина ей набрал Миша. Она попыталась объяснить ему, что ей неудобно говорить, но тот вел себя настойчиво — настолько, что Пати пришлось оставить шатена и уделить время любовнику. Она минут двадцать провела на улице и выкурила полторы сигареты, пока выслушивала обвинения и доказывала свою невиновность. Их диалог напомнил ей тот, адтябрьский, только теперь Пати чувствовала себя гораздо увереннее.
«Какого черта ты трепалась про БДСМ? Ты же сказала, Даша думает, что ты уволилась из-за конфликтов с управляющей!»
«Я случайно рассказала ей! Но я не сказала, что это был ты!! Я просто сказала „мужчина“! Понимаешь?!»
«Не понимаю, блять! Нахера?!»
«Так вышло! Я же тебе уже все рассказывала!»
«Видимо, не все!»
«Да все! Ты можешь успокоиться?»
«Моя дочь сидит передо мной и про садистов рассуждает! И про то, какая ты бедная-несчастная! А я должен успокоиться?!»
…Пати вернулась к шатену замерзшая, злая и раздраженная. Спустя время она, конечно, пришла в себя, согрелась и расслабилась, но он все равно заметил, как на нее повлиял звонок, и вот теперь решил ее подколоть.
— Ну, это зависит от тебя — буду ли я отвлекаться во время секса с тобой на звонки, — с милой улыбкой произнесла она.
Шатен ухмыльнулся.
— Тогда считаемся — и ко мне