– Поверь мне, Сид, – объяснил Морти, – я мог бы и посимпатичней раздобыть, но сложно было найти шлюх, которые понимали бы по-английски, не говоря уж о «-типаже», черт побери! Тогда я подумал – да что за черт, картина самое главное! Я прав? – И он бросил умоляющий взор на остальных.
– Как там мою зовут? – захотел узнать Сид.
– Грюнхильда! – сообщил Морти с водевильной ухмылкой и подмигнул. – Делает двадцать слов в минуту и лучше всех в городе сосет член!
Сид загоготал, а приободренный Морти, безумно ухмыляясь, решил продолжить:
– Она и глотает тоже, Сид, – как раз как ты любишь, ага?
Сид, придя в превосходное состояние духа и желая заразить им молчащего Бориса, издал насмешливо-укоризненное фырканье.
– «Лучше всех в городе сосет член»! Какой там на хер город? Этот резервуар? – В надежде на положительную реакцию, он посмотрел на Бориса, но тот, похоже, его не услышал, и Сид подумал, что, должно быть, сказал что-то не то. – Но это не значит, что мы в этом резервуаре целого кита в смысле кино не сварганим! – добавил он и толкнул Бориса локтем, набравшись смелости, чтобы настаивать. – Врубаешься, Царь? «Кит»? «Резервуар»? Ха-ха-ха!
Морти, понятное дело, присоединился к смеху – но слишком старательно. Б. смотрел на них, так и не снимая темных очков. То на одного, то на другого, с чем-то вроде невозмутимого сочувствия – так что Морти вдруг поперхнулся и умолк.
– Да, Сид, я врубаюсь, – сказал Борис, а затем с грустной улыбкой добавил: – «Кит», «резервуар». Колоссально. По-моему, я задумался о чем-то другом.
Сид и Морти энергично кивнули в знак понимания, откровенно демонстрируя свое облегчение, но когда Борис снова отвернулся, Морти настойчиво прошептан Сиду:
– Что с ним такое? Он что, под наркотой?
– Черт тебя подери, он думает! – рявкнул Сид. – Ты что, никогда не видел, как кто-нибудь думает?!
Впрочем, эта демонстрация раздраженного нетерпения вышла не слишком убедительной, а потому выражение мягкого участия отразилось на лицах обоих, когда они последовали за Борисом в дверь, помеченную как «СИДНЕЙ К. КРАССМАН. Исполнительный продюсер».
Эта комната, как множество подобных ей по всему миру, везде, где снимается кино, предназначалась для функционирования в качестве нервного центра производства. Вместо трех телефонов там было пять; у одной стены имелась комбинация бара и холодильника; у другой – стереосистема и два телевизора; непомерных габаритов кушетка была накрыта будто бы какой-то разновидностью белого меха и снабжена несколькими мягкими на вид подушками из той же ткани, но разных цветов. На столе, помимо пяти телефонов, часов и прочего необходимого оборудования, стояла небольшая фотография жены Сида в аккуратной рамке.
– Откуда ты, черт побери, ее достал? – спросил Сид, беря в руки фотографию и хмуро ее разглядывая.
Морти засиял улыбкой.
– Я увеличил тот снимок, который сделал на пляже. Помнишь, мы все были на пляже у Эда Вайнера? На Олд-Колони-Роуд?
Сид аккуратно поставил фотографию обратно на стол.
– Боже мой, я эту блядь уже два года не видел, – пробормотал он, а затем бросил Морти: – Но мысль все равно чудесная. Спасибо, Морти.
– Пожалуйста, Сид.
Мгновение в их голосах звучало что-то подобное сентиментальному товариществу – короткоживущий абсурд, если по правде, – пока они поворачивались, чтобы присоединиться к Борису. Тот тем временем разглядывал самую характерную деталь комнаты: большую деревянную доску графика съемки, которая почти целиком занимала одну стену.
– Ну, вот она, – с тяжелым вздохом сказал Сид. Они с Морти почтительно на нее поглазели, а Борис тем временем подошел к окну.
Назначением доски было день за днем прогнозировать график съемки, а затем отражать реальное ее продвижение – все это проделывалось при помощи раскрашенных в радостные тона пластинок, колышков и дисков, которые удобно подходили к щелям и дыркам на ослепительно-белом фоне, как в некой затейливой детской игре. Поскольку никакого графика еще не существовало (сценария, по сути, тоже), доска, все еще пахнущая свежей краской, была пуста – а красные, синие, зеленые и желтые фишки аккуратно группировались в готовности под пустыми рядами белых «окон», пронумерованных от единицы до ста, олицетворяя собой дни грядущие, ненаступившие и непрожитые. Однако это качество свежести заставляло доску казаться невинной, девственной и, что самое главное, оптимистичной.
– Где ты намерен разместить актеров? – спросил Сид.
– Под этим этажом, – отозвался самодовольный Морт, – у нас есть еще два – один для актеров, другой для бригады.
Сид был дико изумлен и раздосадован.
– Ты что, собираешься держать актеров и «обезьян» в одном отеле?! Ты что, совсем с ума спятил?!
Классическое голливудское правило заключалось в том, чтобы актеры жили отдельно от технических работников («обезьян» или «горилл», как их любовно именовали). Предположительно это делалось из опасения, что исполнительницу главной роли до смерти затрахает буйная орда пьяных подсобников и осветителей, капитально сорвав таким образом наиважнейшую дату завершения картины.
– Да уж, приятель, – бушевал Сид, – ты как пить дать из своего долбаного умишки выжил!
– Помилуй, Сид, – умолял Морти, – это же единственный отель в городе, господи Иисусе!
– Что значит «единственный отель в городе»? Этого не может быть, господи, блин, Иисусе!
– Ну ладно, ладно, есть еще два, – скорбно признал Морти. – Но это же настоящие клоповники, Сид! Поверь мне, если мы попытаемся поселить «обезьян» в один из них, тогда они совсем… короче, это будет катастрофа, профсоюз нас убьет.
– Ладно, ладно, – сказал Сид, расхаживая взад-вперед, бурно жестикулируя и явно обдумывая большинство первых проблем производства фильма. – Мы как-нибудь это уладим. Ведь это еще не конец света, верно?
– Верно, Сид.
Указав на один из телефонов на столе, Сид сурово приказал:
– Только найди еще какое-то место, где жили бы «обезьяны», Морти. Усек?
– Усек, Сид. – Морти подошел к столу, взял трубку ближайшего телефона и принялся ловить Липса Мэлоуна.
Сид присоединился к Борису, стоящему у окна, радостно потер ладони, затем обнял его за плечо.
– Ну что, Б., взяли старт и побежали? Верно? Борис рассеянно глянул на него.
– Так ничего не получится, – сказал он.
– Чего?
– Мы не сможем снять фильм, работая в таком месте. Никогда и ни в какую.
Сид внимательно, словно что-то упустил, оглядел комнату.
– Ну да, я согласен, это не Тальберг-билдинг, но черт меня подери…
– Проблема как раз в том, – грустно произнес Б., – что это не Тальберг-билдинг. Ты что, этого не чувствуешь? – Медленным взмахом руки он указал на что-то незримое. – Смерть. Здесь воняет смертью, приятель. Я каждую минуту ожидаю, что вон в ту дверь вползет Джо Пастернак.
Сид бросил быстрый взгляд на дверь, как будто это и впрямь было возможно. Затем он снова посмотрел на Бориса, и паника отразилась в его глазах.
– Послушай… – запинаясь, начал он, – послушай, Б…
У стола Морти вдруг принялся громко и яростно говорить в телефон:
– Где тебя, Липс, черти носят?! Мы тут, блин, пытаемся фильм снимать! А ну в темпе неси свою жопу сюда, у нас проблема!
– Кончишь ты эту еботню или нет? – заревел на него Сид, затем снова повернулся к Борису. – Б… – взмолился он, одну руку простирая к нему, другую прикладывая к сердцу, – что ты со мной делаешь?
Борис кивнул за окно.
– Взгляни вон на ту башню, Сид.
– Чего? – Сид прищурился. – На какую?
– Вон на ту, – сказал Борис с детским возбуждением. – Разве это не фантастика?
В отдалении, за городом, возвышалась темная башенка – очевидно, останки замка.
– Готическая башня, Сид, – вот где должна быть производственная контора. Красота! – Он снова повернулся посмотреть из окна с мягкой улыбкой восторга на лице.
Сид мрачно уставился на него. Позади них Морти по-прежнему на пониженных тонах разговаривал по телефону. Сид вздохнул и медленно повернулся.
– Морти, будь любезен принести свою жопу сюда, у нас проблема.
– Не сходи с места, Липс, – лаконично сказал Морти в телефон. – Свяжусь с тобой минут через пять. – Он повесил трубку и прибежал к окну, нацепляя на физиономию радостное выражение.
– Кановиц по вашему приказанию прибыл! Нет работы слишком маленькой или слишком большой!
– Короче, так. Что ты знаешь вон про ту груду камней? – Сид указал на башню.
– Что я про нее знаю?… Я все про нее знаю. Мы уже обшарили ее на предмет натуры.
– К черту натуру. Скажи, как производственную контору ты ее себе представляешь?
– Шутишь? Это же руины, черт побери!
Сид удовлетворенно кивнул и повернулся к Борису.
– Это руины, Б.
– Прекрасно.
Сид с Морти обменялись вопросительными взглядами, и Сид кивнул Морти. Тот откашлялся.
– Гм… вы, Б., похоже, не понимаете. Ведь там нет никакого, гм, электричества и всякой такой ерунды.
– Поставьте генератор, – сказал Борис.
– Там нет воды.
– Будем пить «Перье». Это вам полезно.
– Б… – произнес Сид с маниакальным спокойствием человека, пытающегося доказать, что Земля круглая, и в конце концов находящего решающий довод, – Б., там нет телефонов.
– А если бы вы знали, через что мы прошли, пытаясь раздобыть эти телефоны! – бешено воскликнул Морти. – Я хочу сказать, там шестимесячная очередь на телефоны. Нам пришлось до самого министра добраться…
– Мы будем использовать полевые телефоны. В диком изумлении Сид и Морт дружно раскрыли рты. Заговорили они почти одновременно:
– Для переговоров с Побережьем [6]?
Борис впервые обернулся, снял темные очки, подышал на стекла и принялся протирать их своей рубашкой.
– Между Вадуцем и Побережьем девять часов разницы во времени, – неторопливо объяснил он, – и любой разговор, который мы будем вести из отеля, будет происходить ночью. Когда здесь ночь, там день. Врубаетесь? Так почему бы вам просто не использовать ваши долбаные чайники?