– Вот гады! – Женька стукнул кулаком по траве. – А что было с землянами?
– Ничего хорошего. Наших предков, переселенцев… в один день прилетело шесть кораблей. Это более трех тысяч человек. Врать не стану, их встречали достойно, тут хухушок прав. Цветы, музыка, праздничные столы.
– Я же вам говорил? – Кафт оживился. – Вашим предкам оказали великую честь, а что получили взамен? Реки крови?
– Заткнись! – гаркнул Босонец. – Что было дальше? – Солдат с неподдельным интересом слушал рассказ. Впрочем, не он один. Семен тоже хлопал глазами не меньше, а может, и больше, чем Женька, удивляясь осведомленности Призрака. Босонец поворошил палкой угли, шмыгнул носом и поторопил: – Посадили их за столы и…
– Накормили, напоили. – Вахалий смотрел на Кафта. – А потом заковали в кандалы и обратили в рабов. Артилиус первым назвал землян недочеловеками. От него и пошло это клеймо. Через месяц, когда невольники стали умирать от неизвестной болезни, генерал приказал всех без исключения, и больных и здоровых, детей и женщин, отправить на планету Штольц.
– Штольц? – Женька призадумался. – Что-то я не припомню такую планету. Может, Штау?
– Нет, Штау открыли намного позже, уже после изгнания хухушков. – Вахалий бросил в огонь окурок. – На Штольце построили бараки, огородили забором. Прибыли десятки ученых. И стали разводить землян, как домашний скот. Великая раса нуждалась в дармовой рабочей силе. У генерала были далекоидущие планы.
– Вот суки! – выдохнул солдат. – А зачем ученые?
– Особенности организма. Земляне были на редкость выносливы и хорошо развиты физически. Возможно, сказывалась сила гравитации родной планеты. Но иммунная система сильно уступала глорианской. В результате экспериментов получились мы.
– Откуда тебе это известно? – Кафт пристально смотрел на охотника. – Даже я не владею такой информацией.
– А ты погорбаться с мое, – со злой ухмылкой ответил Призрак. – Пояс Смерти в кольце Сарта, знаешь такой?
– Базрастовые шахты? – Кафт кивнул. – Черный минерал.
– Он, родимый. – Призрак задрал рукав, демонстрируя глорианцу, да и всем присутствующим ровную строку цифр. – Заключенный шесть троек сто двадцать один дробь четыре. Недочеловек, восьмой отряд шестого уровня, – сквозь зубы процедил Вахалий. – Еще вопросы будут?
– Будут. – Кафт не выглядел напуганным. Даже невзирая на выражение лица рассказчика, злой, все уничтожающий взгляд и нервное подергивание века, которые заставили Босонца податься чуть в сторону. Доктор это заметил, но не показал виду, спросил: – Это не объясняет твою осведомленность в…
– Да, не объясняет. – Вахалий быстро взял себя в руки. Веко перестало дергаться, а обращенная к Женьке улыбка открыла белизну явно не родных зубов.
– Я думал, у тебя все… планка поехала, крышу сносит, – почесывая щеку, заговорил Босонец. – Ну ты даешь… напугал черт бородатый. Ты это… ну сам понимаешь.
– Нормально, Женек. – Призрак хлопнул солдата по здоровому плечу, но, видимо, напряжение еще не до конца покинуло могучее тело, и удар вышел с ног сшибающим.
– Ты че… придурок?! – взвыл солдат, катаясь по траве.
– Извини. – Вахалий вскочил. – Я не…
– Может посербаем? Пока ты здесь всех не поубивал. – Семен снял с огня казан.
– Прости. – Призрак протянул Женьке руку. – Честное слово – не хотел.
– Ладно, забыли. – Солдат пожал мозолистую ладонь. – Только ты в следующий раз, когда крышу понесет, – Босонец потер ушибленное плечо, – ему… – взгляд указал на глорианца, – профессору припечатай. Навороти ушлепку.
– Я доктор.
– Да мне погадить, кто ты. – Женька уложил на ноги автомат. – Заткнись и сиди ровно. Сволочь глорианская… Людей они как скотину разводили. Козлы вонючие, гады!
– У-у-у, как тебя понесло! – Сема подал солдату тарелку с душистой похлебкой. – Лопай, вояка. И где ты только такие слова выучил. Погадить, ушлепки. Сколько живу, такого не слыхал.
– И не услышишь… – Женька взялся за ложку.
Ели молча. Разве что Босонец дважды просил добавки, нахваливал как еду, так и самого повара. Солдат проворно орудовал ложкой, с большим аппетитом жевал чуть жестковатое мясо моллюсков, бросал в огонь нити-стебли душистых и острых на вкус речных водорослей. В целом поздний ужин прошел спокойно и тихо.
Пленник ковырялся в еде, совсем не ел мясо, и когда поставил тарелку, в ней оставалось больше половины.
– Что, не нравится наше угощение? – закуривая, спросил солдат. – Ничего, гаденыш, я тебя накормлю, позже. Все припомню, как Санчо убили, как землян в клетки загнали.
– Я не причастен ни к первому, ни ко второму эпизодам.
– А кто причастен? – Женька пускал к небу колечки дыма. – Может, я?
– Не цепляйся к лишенцу. – Вахалий передал Семену пустую тарелку, вытер усы.
– А чего это ты за него мазу тянешь? Он тебе кто, может…
– Ну вот. – Семен горестно вздохнул. – Опять черт-те что мелет. Ты на каком языке разговариваешь?
– На нормальном. У нас все так разговари-вают!
– Где это у вас? – Семен сложил стопкой грязные тарелки, уложил в них ложки.
– Ну-у-у дома. На Купце.
– Планета такая. – Вахалий скрутил сигарету, угостил доктора. – Одно время туда каторжан ссылали. Железную руду добывать. Вот у них и нахватались. Заключенных лет сто как вывезли, а словечки остались.
– И откуда ты все знаешь? – Женька поскреб шею, скорчил глупое лицо. – Везде-то ты был, все-то ты видал. Сам-то как говоришь, «лишенец» – это наше словечко. Что, бывал на Купце?
– Не довелось. – Призрак спрятал кисет, закурил. – На руднике у меня в отряде лейтенант был. Помер парень, через месяц, как прибыл, помер. Так вот он был твоим земляком. От него и перехватил это словечко. Прицепилось, как… ну сам знаешь. Так этот лейтенант точно так же разговаривал. А может, и покруче.
– Так и я раньше круто заворачивал, по-пацански, – с нескрываемой гордостью заявил Босонец. – Ротный отучил. Из-за моего базара и взводному перепадало. А я Макса уважаю, вот и пришлось забывать про феню.
– Это что, твою девушку Феней кличут? – Сема тоже закурил. – Слыхал я такое имя, была у меня одна знакомая.
– Сам ты имя. Да ну вас, дебри дремучие. Одно слово, деревня.
– Ну ты… – Колода пригрозил пальцем. – Тоже мне горожанин…
– Э-э-эх… – выдохнул солдат. – Сейчас бы чифирочка кружечку да подмять бы дурочку.
– Чифир – это крепкий… очень крепкий чай. Эти… – Вахалий не без улыбки смотрел на солдата. – Потомки урок чай варят. Да так, что ложка стоит.
– И это ты знаешь? – Женька выпучил глаза. – Уважаю.
– Извините, что перебиваю. – Кафт погасил окурок. – Мне бы хотелось узнать…
– Да знаю я, чего тебе хочется. – Вахалий подбросил в огонь головешку. – Не терпится вынюхать, откуда мне известна история твоего народа? Правильно, хухушок?
– Именно так.
– Ладно, поиграли и хватит. – Вахалий тяжело вздохнул, поскреб шею. – Давай рассказывай. Выкладывай все как на духу.
– Ты о чем?
– Все о том же. Настоящее имя, звание.
– Я же говорил. – Пленник оглянулся, в глубине острова что-то ухнуло, как будто большой камень упал в пропасть. – Я не военный и никогда им не был.
– Врешь, лишенец. – Вахалий переглянулся с Семеном. – Думаешь, мы дурачки? Как говорит Женек – деревня.
– Я бы воздержался от комментариев. – Кафт улыбнулся, явно поддерживая мнение Босонца. – Не мне судить.
– Воздерживаться вредно, так говорит наш ротный. – Женька вынул из ножен штык. – Слышь, Сема. А пусть глорик посуду вымоет. Хоть какой-то толк.
– Да погоди ты, – отмахнулся Семен. – Так что, будешь говорить правду?
– Какую правду? Я все рассказал. Звать Кафт, доктор…
– Ну, доктор так доктор. – Вахалий поднялся, тяжело ступая, приблизился к пленнику. – Какой ты к черту доктор? Руки оружейным маслом пропахли. Вояка ты и, похоже, не из простых. Уж больно хитер для окопника. – Крепкая ладонь легла на плечо, и лицо Кафта исказила гримаса боли. – Будешь препираться, сломаю ключицу, потом…
– Чего ты хочешь?
– Самую малость. – Хватка ослабла. – Зачем к нам пожаловали? С какой целью?
– Я уже говорил.
– Женек! – окликнул Призрак. – Дай-ка мне свой ножичек.
– Да пожалуйста, – Босонец протянул штык. – Для благого дела не жалко. Только не сломай. У меня на эту заточку особые планы.
– А может, моим… – Сема достал увесистый тесак. – Оттяпаем руку по самый локоток. Не заговорит – выше рубанем.
– Лучше сразу убейте, – Кафт шипел, трепыхался в крепких руках охотника. – Безродные твари, полулюди, дикари.
– Ты смотри, раздухарилась псина глорианская. Напрасно ты так… – Вахалий легонько стукнул Кафта по голове. Тюкнул кулаком сверху вниз. Тот дернулся и обмяк.
– Что, упаковываем? – Женька сиял. – Лихо ты его прижмурил. Хлоп и готов. Вот бы мне такую силищу. Я бы…
– Помолчи, Женек. – Вахалий встряхнул Кафта. – Притворяется, сволочь.
– И не старайся. – Сема вернулся к тарелкам. – Тебе бы на скотобойне работать. Бах кулаком – и с копыт. Еще разок – и мясо от костей отошло. Не убьешь, так покалечишь.
– Ну и правильно. – Босонец сунул штык в ножны. – Зачем он нам? Только головняк от этого доктора. Давно нужно было…
– Может, ты и прав. – Семен взял тарелки, побрел к реке. – Слышь, Вахалий, – на полпути окликнул охотник. – Нам-то можешь рассказать, откуда такие познания в истории? Лихо ты и про Илламу, и про землян. Вычитал где или…
– Или. – Вахалий склонился над доктором. Тот еще дышал, но как-то прерывисто. Призрак нахмурился, полез в карман за табаком.
– Расскажи, поделись с друзьями, – елозя ладонью по тарелке, смывая водой остатки ужина, настаивал Семен. Стайка маленьких рыбок накинулась на дармовую еду, устроив пир на мелководье.
– Да и рассказывать особо нечего, – скручивая сигаретку, заговорил Вахалий. – На руднике вместе с нами горбатились инакомыслящие. Еретики, так их называют глорики. Нам было хреново, а этим еще хуже. И свои и чужие пинали.