Самой тяжкой статьей договора, подписанного в Бресте от имени России (без попытки обсуждения!) второстепенным Г. Я. Сокольниковым, была третья: «Области, лежащие к западу от установленной договаривающимися сторонами линии [в литературе ее называют „линией Гофмана“. – А.Г.] и принадлежавшие раньше России, не будут более находиться под ее верховной властью». Остальные статьи также содержали достаточно яркие положения: демобилизовать армию и разоружить флот, признать Украину (в еще неясных границах!) независимым государством, вывести русские войска с территории Османской империи и передать ей Ардаган, Батум и Карс. Кроме того, большевики обязывались прекратить свою агитацию в странах Четверного союза.
К западу от «линии Гофмана» лежали ранее оккупированные немцами польские губернии Российской империи, запад Белоруссии (его поляки также считали своим), Курляндская губерния, Литва, части Эстляндской и Лифляндской губерний. Немецкая сторона не объявляла об аннексии этих «областей», но, как показали ее дальнейшие действия, самонадеянно планировала это. Названные земли воспринимались в России как национальные окраины, а Украина с Белоруссией – как бесспорные части метрополии и исторической Руси. Но было ясно, что Германия нацелена прежде всего на Украину, видя в ней гарантию своей продовольственной безопасности.
Немцам даже не обязательно было обводить «линией Гофмана» восточную границу Украины. Их логика была проста: Украина сама вышла из состава российского государства, поэтому нет речи о том, что Россия уступает ее Германии. Украинская народная республика, провозгласившая свою независимость 9 (22) января 1918 г., уже через 18 дней, а именно 27 января (9 февраля) заключила сепаратный мирный договор с Четверным союзом, опередив в этом ленинский РСФСР на три недели. Интересно, что карта территориальных уступок РСФСР по Брестскому договору не была общественным достоянием целых сто (!) лет, в связи с чем гуляли самые разные количественные оценки этих уступок: от, по советским оценкам, 4 % российской территории (без Финляндии, к моменту подписания Брестского мира уже вышедшей из состава России) до утверждения каких-то немецких историков, что «под немецким господством оказалась треть российской территории» (Krumeich G. Die 101 wichtigsten Fragen: Der erste Weltkrieg. – München, 2015). Лишь в 2018 году историк Диана Зиберт (ФРГ) обнародовала фрагмент (!) карты, показывающий прохождение «линии Гофмана» на отрезке между Курляндией и Украиной, объяснила ошибки интерпретации текста договора в немецкой историографии и причины утаивания карты (http://elib.bsu.by/bitstre am/123456789/201315/1/47-56.pdf).
РСФСР, к тому времени уже признавшая, без внешнего давления, независимость Финляндии, отказывалась в Европе по Брестскому договору, как подсчитала Д. Зиберт, от прав и претензий на 660 тыс. кв. верст территории (751 тыс. кв. км), считая с Украиной и Польшей. В Азии 17 тыс. кв. верст (19,3 тыс. кв. км, размер двух Кипров) она отчасти уступала, отчасти возвращала Османской империи.
«Украинский» Брестский договор предоставлял новорожденной УНР немецкую и австро-венгерскую военную помощь «в оттеснении советских сил» с ее (пока нечеткой) территории. Вскоре «помощники» заняли не только бесспорную Украину, но и части Области Войска Донского, Воронежской и Курской губерний, белорусское Полесье, всю Таврическую губернию (а это Крым с его периферией к северу от Перекопа) и даже Ростов с Таганрогом, установив повсеместный оккупационный режим. В конце апреля 1918 года командующий немецкими войсками на Украине, 70-летний генерал Эйхгорн расширил юрисдикцию немецких военно-полевых судов на граждан УНР.
Немцы мало уважали украинский суверенитет. Двадцать восьмого апреля 1918 г. в зал заседаний Центральной Рады вошли немецкие солдаты и, по словам свидетеля, «какой-то фельдфебель… на ломаном русском языке крикнул: „По распоряжению германского командования объявляю всех присутствующих арестованными. Руки вверх!“ Солдаты взяли ружья на прицел» (А. А. Гольденвейзер. Из киевских воспоминаний // Архив русской революции. Т. 6. – Берлин, 1922; репринт: М., 1991). Был арестован глава правительства и министр иностранных дел УНР 33-летний Всеволод Голубович, обвиненный в похищении банкира Абрама Доброго с целью выкупа.
Выгодополучатели «украинского» Брестского мира, который они сами называли «хлебным миром», были удержаны с его помощью на краю могилы. Тем удивительнее, что в австро-немецком стане еще и прозвучали какие-то недовольные голоса. «Из Украины к нам прибыло 42 000 вагонов. Эту продукцию невозможно было получить откуда-то еще. Миллионы людей спаслись от голодной смерти. Пусть подумают об этом критикующие Брестский мир», – писал Оттокар Чернин, министр иностранных дел Австро-Венгрии.
Весной 1918 года германское командование сделало все, чтобы разбить англо-французские войска до прибытия в Европу по-настоящему крупных вооруженных сил США. В марте – апреле немцы провели операцию с целью прорыва фронта на парижском направлении. Не достигнув решительного перелома событий в свою пользу, они в мае предприняли наступление на других участках фронта. Ценой больших потерь кайзеровской армии удалось продвинуться к Парижу, захватить много пленных и трофеев. Затем, после овладения позициями в районе Суассона, они вышли на дальние (70 км) подступы к Парижу. Пятнадцатого июля началось еще одно, «заключительное» наступление германских войск на французскую столицу. Ее обстреливали из дальнобойной пушки «Колоссаль», бомбили с аэропланов. Чаши весов сходились с аптекарской точностью, однако немецкое продвижение хоть и с огромным трудом, но было остановлено. Эти операции, включая операцию на Марне, стоили Германии исполинских потерь – около миллиона человек. Германии все более не хватило людских резервов. Как и горючего. Оказались исчерпаны вообще все резервы. Солдаты были измотаны и не желали воевать, многие дезертировали. На фронт отправляли подростков.
А ведь после выхода России из войны Германия смогла перебросить на Западный фронт огромные воинские подразделения. Но, как выяснилось, недостаточно огромные. Слишком много дивизий пришлось оставить в «приобретенных» по Брестскому миру Нарве, Двинске, Ковно, Пскове, Гродно, Полоцке, Гомеле, Белгороде, Луганске, Таганроге, Одессе, разместить по всей Украине и Прибалтике, отправить в Крым и, как уже было упомянуто, в Грузию (морем из Крыма). Именно этих дивизий не хватило Людендорфу в его последнем броске, который все-таки мог переломить судьбу Европы. Их отсутствие на французском фронте стало фатальным для немцев и спасительным для Антанты. Кайзеровские политики стали жертвой не только своей традиционной недооценки противника, но и заурядной жадности.
Восьмого августа началось встречное наступление войск Франции, Англии и США под общим командованием французского маршала Фердинанда Фоша. За один день они разгромили 16 дивизий. Немецкие солдаты охотно сдавались в плен. Это был, по словам Людендорфа, «самый черный день германской армии в истории мировой войны». С того дня, когда масштаб разгрома стал известен, у Четверного союза больше не было шанса на победу, это видел каждый. Кровопролитие последних трех месяцев войны было уже окончательно бессмысленным.
И тут мы сталкиваемся с большой загадкой. Именно в эту пору, 27 августа 1918 г. РСФСР заключила («в духе дружелюбного соглашения» и для «восстановления добрых и доверчивых [именно так. – А.Г.] отношений») еще один договор с кайзеровской Германией (https://histdoc.net/history/ru/dobavochnyi_ dogovor_1918.htm). «Добавочный» к Брестскому и притом секретный документ, помимо дополнительной территориальной уступки (на этот раз ленинское руководство признавало, что «отступается от верховной власти над Эстляндией и Лифляндией»), содержал отдельную «финансовую часть». Ее условия потрясают: РСФСР обязывалась выплатить «для вознаграждения потерпевших от русских мероприятий германцев» 6 миллиардов марок, 55 % из них золотом (245,5 тонн), остальное – кредитными обязательствами и поставками сырья и товаров. В сентябре 1918 г. из Москвы двумя партиями было отправлено 93,5 т золота. В обессилевшую Германию, неспособную покарать за неисполнение договора! На временной границе немецкие контролеры все тщательно проверили и выдали расписки. А уже 29 сентября немецкое верховное командование известило кайзера, что вооруженные силы страны больше не могут продолжать войну. (А оторванный от реальности кайзер Вильгельм II продолжал хлопотать о территориальных приобретениях: всего неделей раньше, 22 сентября 1918 года, он объявил Эстляндию частью Германии, автономным немецким герцогством.)
Сорок дней спустя Германия капитулировала. Лишь это остановило дальнейшие золотые поставки. Что заставило ленинское правительство, которое не было слепо, подписать этот «добавочный договор» и сразу приступить к его выполнению? Почему немцы не включили свои финансовые требования в основной договор, заключенный в Бресте, – когда большевики не глядя подписывали все, что им диктовали немцы? Что изменилось между мартом и августом? Уж не шантажировала ли германская сторона большевиков какими-то разоблачениями? В этом случае уже непринципиальные уступки по Лифляндии и Эстляндии (подтвердившие фактическое положение дел), как и пункты иного свойства (например касающийся Баку) договора от 27 августа, могли быть вставлены просто для разбавления текста. Станет ли когда-нибудь известна истина?
В том же ряду еще одна загадка. В конце октября 1918 года, зная, что румыны готовятся к расторжению Бухарестского договора от 7 мая 1918 года, своего «Брестского мира», чтобы в последний момент вскочить на подножку поезда победителей (об этом у нас уже шла речь), Ленин и его правительство не попытались предпринять подобный шаг. Что-то мешало им разорвать «похабный мир», хотя немецкое поражение уже было вопросом дней, и это тоже напоминает поведение жертв шантажа. Большевики оставались лояльны кайзеровской Германии до ее последнего мига. Надеюсь, и на эту загадку когда-нибудь найдется ответ.