Справедливость требует признать: стихийную гражданскую войну начали не большевики, а либералы, начали 2 марта 1917 года. Либералы ее не хотели и не планировали, но в силу специфической самоуверенности и специфической ограниченности образованных людей имели очень приблизительные представления о собственной стране. Эти представления оказались роковыми. Ленин же гражданскую войну планировал, он сделал все для того, чтобы не дать ей утихнуть, и, увы, преуспел в этом.
Белые гражданскую войну проиграли, но своим пятилетним сопротивлением спасли честь России.
Нельзя сказать, что отечественные историки совсем уж чураются темы последствий досрочного выхода России из Первой мировой войны для остальных ее участников. Не чураются, но затрагивают как-то по касательной. Упоминают об «утраченной победе», но тоже не слишком углубляясь, хотя наследники советской исторической школы не прочь напомнить, что интересы России были «цинично преданы забвению» в Версальском договоре 1919 года, редко упоминая при этом, что большевики сами провозгласили отказ от любых аннексий и контрибуций.
Не выйди Россия из войны, Первая мировая закончилась бы победой Антанты гораздо раньше и уже поэтому обошлась бы куда меньшим числом жертв. Чувство глубокой обиды и досады бывших союзников из-за миллиона или двух (кто подсчитает?) молодых жизней, оборванных из-за затяжки войны минимум на лишний год, легко понять. Французы, бывшие в наиболее угрожаемом положении, даже называли Россию «дезертиром».
Можно возразить: зато были спасены от гибели и увечий сотни тысяч российских солдат, избавленных от участия в заключительной фазе мировой бойни. Увы, этот довод ущербен. Российская победа в составе Антанты исключала чудовищную гражданскую войну с ее неизмеримо более обильными жертвами. «Спасенные», вместе с сотнями тысяч и даже миллионами других людей, были в реальности вовлечены в пятилетнее братоубийство, неизбежное после двух переворотов 1917 года и высвобождения бесов социального реванша.
В статье 116 Версальского договора говорилось о праве России (видимо, некоей виртуальной России) на получение с Германии репараций и реституций. Насколько известно, попыток имплементации этого положения не было.
Была еще одна обида на Россию – из-за отказа большевиков платить по долгам старого режима. Клемансо в дни Версальской конференции напомнил: «Франция инвестировала в Россию около двадцати миллиардов франков, две трети этой суммы были вложены в ценные бумаги русского правительства, а остальное – в промышленные предприятия». Он утверждал, что Россия своим «предательством в Брест-Литовске» сама лишила себя прав державы-победительницы.
Но эти и подобные чувства почти не коснулись русской армии как таковой. Западные лидеры после 1918 года обычно высоко оценивали ее военные усилия. Двадцать лет спустя после завершения войны Ллойд Джордж писал: «Если бы не жертвы России в 1914 году, немецкие войска не только захватили бы Париж, но их гарнизоны и по сей день стояли бы в Бельгии и Франции». Такие оценки поначалу преобладали и среди профессиональных историков Запада, но с годами на них стали все больше влиять сочинения советских историков-марксистов про «бездарных царских генералов».
Общеизвестны высокие похвалы в адрес русской армии Уинстона Черчилля, можно их не повторять. Но вот что говорил в тяжелейший момент войны английский военный министр лорд Китченер (тот, что вскоре погибнет по пути морем в Россию) в Палате лордов, оценивая русское отступление (!) 1915 года: «В истории этой войны окажется немного столь выдающихся эпизодов как искусное отступление русских на очень длинном фронте под постоянным бешеным натиском врага, превосходящего не только в числе, но и, главное, в артиллерии… Русская армия еще и теперь вполне нетронута».
Один из параграфов статьи 116 Версальского договора, который подвел черту под Первой мировой, обязывал Германию признать как независимость всех новых государств на землях, входивших в состав Российской империи к 1 августа 1914 года, так и недействительность Брестского мира 1918 года, равно как и прочих договоров, заключенных ею с большевиками. Следующая, 117-я статья обязывала Германию признать все договоры и соглашения союзных и присоединившихся держав с государствами, которые «образовались или образуются на всей или на части территорий бывшей Российской империи». Заметьте: «или образуются»! В этих полутора словах – месть Версаля России, приглашение к ее дальнейшему разделу.
Германия, разумеется, признала независимость всех новых государств на «бывших российских землях». То же сделали другие подписанты Версальского договора. Кроме США. Причин было несколько. Историк, в прошлом депутат Госдумы и член российской делегации в ПАСЕ Александр Фоменко напомнил об этом в статье «Американская защита» («Московские новости», 20.04.2007).
Пока в России шла Гражданская война, вплоть до лета до 1922 года, США оставались тверды как в непризнании правительства большевиков, так и в вопросе территориальной целостности России. Госсекретарь Бэйнбридж Колби пояснял: «Правительство не считает полезными какие-либо решения, предложенные какой-либо международной конференцией, если они предполагают признание в качестве независимых государств тех или иных группировок, обладающих той или иной степенью контроля над территориями, явлившимися частью Императорской России, так как это может нанести ущерб будущему России и прочному международному миру… США сохраняют неослабевающую веру в русский народ, в его благородный нрав и в его будущее». США признали Финляндию, т. к. она обладала правосубъектностью уже в составе империи. Независимость Армении (не имевшей даже границ) была признана в надежде, что только это создаст ей защиту международного права. «Польский же вопрос, – продолжает А. В. Фоменко, – вообще относился к числу „гуманитарных легенд“ западной дипломатии. Т. к. по итогам войны перестали существовать все три империи, когда-то поделившие Речь Посполитую, Вашингтон признал воссоединенную Польшу». Но США не поддержали решение Высшего совета союзников в Париже признать Грузию и Азербайджан и около пяти лет противились признанию прибалтийских государств. Признание состоялось 25 июля 1922 г. со специальным разъяснением: «США последовательно настаивали, что расстроенное состояние русских дел не может служить основанием для отчуждения русских территорий, и этот принцип не считается нарушенным из-за признания в данное время правительств Эстонии, Латвии и Литвы, которые были учреждены и поддерживаются туземным [indigenous] населением». Госдеп США до последнего надеялся на послереволюционное восстановление исторической России.
Звучат утверждения, что в ходе российской Гражданской войны вчерашние союзники пытались урвать куски распадавшейся России. Ни одно из них так и не доказано, хотя их происхождение понятно. Как мы помним, после заключения 3 марта 1918 года Брестского мира Антанта заявила о его непризнании, но, опасаясь окончательно толкнуть Россию в объятия немцев, вела себя крайне осмотрительно, возникали странные комбинации. Один из них освещен достаточно подробно. Бакинский совнарком, считавший Баку и весь Апшеронский полуостров частью РСФСР (с чем была согласна Германия!), 25 июля 1918 г. в связи с угрозой городу союзной немцам турецкой армии приглашает в Баку английский контингент из Персии; правда, сам в последний момент сдает власть оппозиции и пытается бежать в Астрахань. Англичане в количестве 900 человек вместе с «Диктатурой Центрокаспия» (12-тысячное войско и военная флотилия) защищали город до 14 сентября, после чего были вынуждены одновременно снять оборону и удалиться.
Другой пример менее известен. Десятого – двенадцатого мая 1918 г. на мурманском севере большевики вместе с матросами английской эскадры контрадмирала Т. У. Кемпа отразили попытку финского «шюцкора» (нерегулярное войско) отторгнуть Печенгу. Англичане не стремились что-то захватить в этих краях, но опасались, чтобы огромное количество военных грузов, поставленных союзниками и скопившихся здесь, достанется немцам, наводнившим соседнюю Финляндию и легко переходившим границу. Дружба с большевиками длилась не менее двух месяцев, но постепенно англичане оказались перед выбором: иметь дело с местными белыми или местными красными. Но РСФСР и Германия, согласно тексту Брестского мира, «решили впредь жить между собой в мире и дружбе», а белые, как и англичане, воевали с немцами. Восстание чехословацкого корпуса на Урале аукнулось на севере. Поначалу считалось, что корпус будет эвакуироваться через Мурманск и Архангельск, чтобы попасть на передовую против немцев как можно скорее. Чтобы обезопасить эту эвакуацию, англичане высадили в Архангельске в августе 1918 г. двухтысячное соединение, но чехословацкий корпус изменил маршрут, направившись во Владивосток. Большевики хотели помешать вывозу и утилизации английской военной собственности (оставшейся неоплаченной). Начались столкновения, постепенная эскалация которых именуется иностранной военной интервенцией на севере России. В сентябре 1919 г., выполнив задачу по вывозу и утилизации своей военной собственности, англичане отбыли восвояси. Они не пытались отнять кусок русской территории (в отличие от «шюцкоровцев»), угнать или ограбить жителей, они появились на русском севере не как помощники белых, хотя ситуативно ими стали.
Были ли попытки отъема частей российской территории на Дальнем Востоке? Была одна. Японцы оккупировали Северный Сахалин и нехотя убрались оттуда лишь в 1925 году. Да еще несколько канадских авантюристов пытались захватить остров Врангеля, вели там промысел, поднимали канадский и британский флаги, но это был их частный почин. Они были счастливы, когда их в 1924 г. вывезли во Владивосток и оттуда препроводили домой.
Военных попыток свергнуть большевиков тоже не было, отмечено участие иностранцев в разного рода заговорах, но подобное старо как мир. Иностранная поддержка антибольшевистского сопротивления была крайне скромной и только в обмен на золото. Некоторые историки торжествующе именуют соглашение союзников от 23 декабря 1917 года о зонах своей ответственности на юге России планом ее раздела. В зону Великобритании вошли Кавказ и казачьи области, в зону Франции – Бессарабия, Украина и Крым; Сибирь и Дальний Восток рассматривались как зона ответственности США и Японии. Это не был план раздела. Отпадение важнейшего союзника в условиях Мировой войны требовало от стран Антанты иметь готовые планы реагирования, привязанные к определенным регионам. С завершен