Баку с Батумом связывал керосинопровод длиной 863 км, крупнейшая для своего времени труба в мире, введенная в строй еще в 1907 году. Плавание танкера с нефтепродуктами через Черное море (бывшее в это время немецко-турецким озером) от Батума до болгарской Варны заняло бы три-четыре дня, а дальше горючее в цистернах могло спокойно следовать по рельсам в Австро-Венгрию и Германию. То есть каждая поставка занимала бы дней десять. Казалось, мечта Людендорфа сбывается. Но она не сбылась.
Дело в том, что власть в Баку и на всем Апшеронском полуострове была в руках Бакинского Совета, который считал подвластную ему территорию частью РСФСР, настаивая, что азербайджанская независимость на Апшерон не распространяется. Нефтедобыча была национализирована, нефтепродукты шли по Каспию в Астрахань, а далее по Волге и по железным дорогам в Центральную Россию. Теоретически для немцев это мало что меняло: они имели с РСФСР прочные, как им казалось, договоры. Горючее пойдет в Германию более длинным путем, только и всего, рассуждали в Берлине. В мае – июне 1918 года российская гражданская война еще не разгорелась с такой силой, чтобы угрожать циркуляции грузов по стране, это стало реальностью позже.
Однако между РСФСР, Германией и Турцией царило постоянное взаимонепонимание в закавказских вопросах, причем свои споры они улаживали не на месте, а через Москву, Берлин и Стамбул. Впрочем, немецкие планы сорвались не только из-за этого. Не менее важным оказалось отчаянное сопротивление осколка империи, каковым был тогдашний Баку.
Баку был вполне представительным осколком империи. В 1910 г. из 224 тыс. жителей азербайджанцы составляли 67 тыс. чел. (30 %), русские – 62 тыс. (28 %), армяне – 52 тыс. (23 %). Остальные 19 % приходились на персов, осетин, грузин, поляков, немцев и евреев (Новый энциклопедический словарь, т. 4, СПб., б. г. [1911], стр. 795–796). Клету 1918 года из-за угрозы голода в городах центральных губерний доля «понаехавших», в основном русских, ощутимо выросла. Еще более выросла доля армян.
У большевиков и левых эсеров Бакинского совнаркома (именуемого также «Бакинской коммуной», а чаще всего просто Баксоветом) отношение к Германии было иное, чем у ленинского руководства. Поставлять горючее немцам (неважно, через Батум или через Астрахань) они не были настроены. Д. Ергин цитирует ответ Баксовета на телеграмму с соответствующим приказом от наркома по делам национальностей Сталина из Москвы: «Ни в победе, ни в поражении не дадим германским грабителям ни капли нефти, добытой нашим трудом». Они даже разобрали головной участок керосинопровода вместе с дизельными насосами. Не совсем ясно, довела ли Москва до немцев эту информацию.
Тем временем Азербайджан напрямую обратился к турецкой армии, уже вошедшей в Закавказье, с просьбой помочь ему вернуть Баку, свою столицу. Заявив, что «сотни тысяч тюрок и мусульман терпят в Баку и окрестностях кровавое ярмо безжалостных бандитов, так называемых революционеров», турецкое командование начало наступление на Баку. Уже 5 июня турки вошли в Елисаветполь (Гянджу). Возьми они Баку вскоре после этого, им конечно же удалось бы наладить снабжение своих союзников нефтепродуктами. Мировая история вполне могла пойти иным путем. Тем более, что германский генштаб уже запланировал на 15 июля новое генеральное наступление («заключительное») на Париж. Как видим, в запасе у Центральных держав было 40 дней.
Бакинский совнарком был уверен, что приход турецкой армии приведет к резне бакинских армян. Кремлевский же совнарком определил свою позицию так: занятие турками Баку будет означать их вторжение на территорию РСФСР в нарушение Брестского мира. Москва пытается нажать на турок через Берлин. Иоффе, посол большевиков в Берлине, докладывал Чичерину, что в ходе встречи в немецком МИДе ему в очередной раз обещали «не пускать турок в Баку» (а точнее, «препятствовать пересечению границ Шемахинского и Бакинского уездов войсками любой третьей державы» в обмен на поставки бакинских нефтепродуктов). Берлин просит турок не штурмовать Баку не потому, что хочет помешать геополитическим планам своей союзницы Турции и не потому, что его сильно заботит судьба армян. Кайзеровское руководство опасалось, что в случае вступления турок в город обороняющиеся могут взорвать промыслы и поджечь обширные запасы нефтепродуктов. Немцы уже видели подобное в Плоешти.
То, что Турция в непростом положении, понимают и руководители молодого азербайджанского государства. Глава Национального совета Азербайджана М. Э. Расулзаде пишет своему министру иностранных дел: «Нефть воюющим союзникам нужна как вода страждущим. Поэтому немцы стараются решить бакинский вопрос мирным путем»[12]. Туркам все это не нравилось и выход был найден: «В одном официальном приказе Энвер-паша требовал остановить движение на Баку, другим секретным приказом немедленно отправлял необходимое количество солдат, оружия и снаряжений, требуя немедленно штурмовать город, не допуская вмешательства немцев»[13]. Чтобы подстегнуть наступление, турецкий генштаб перебросил дополнительные части с Месопотамского, Сирийского и Балканского фронтов.
Вопреки просьбам Берлина и Москвы, турки, преодолевая сопротивление контратаковавших сил Баксовета, продолжали наступать в направлении Апшерона. Но наступали много медленнее, чем ожидалось. Двадцать седьмого июля они были всего в шестнадцати верстах от Баку, однако взять город смогли лишь 50 дней спустя.
Тут-то и кроется главная загадка – ведь и большевистские, и зарубежные авторы дружно уверяют, что оборона Баку была из рук вон плоха и даже, можно сказать, отсутствовала, а оборонительные сооружения не упоминаются, видимо, из жалости. Так почему же турки вместе с азербайджанской добровольческой «Армией ислама» (состоявшей, впрочем, в основном из необученных крестьян) так долго преодолевали эти последние считанные версты?
Хотя рассказ о сложнейшем переплетении событий мая – сентября 1918 года в Закавказье увел бы нас слишком далеко, нельзя хотя бы вкратце не коснуться того, что происходило в осажденном городе.
В какой-то момент у большевистского Бакинского совнаркома сдали нервы. Встревоженный турецкой угрозой, он пригласил в Баку английские войска, находившиеся в Персии, а сам 26 июля сдал власть Директории Центрокаспия (Центрального комитета Каспийской военной флотилии). Новая власть в Баку заявила о своей лояльности по отношению к демократической, т. е. белой России, противопоставляемой ленинскому режиму. Тем самым Центрокаспий объявлял, что не признает Брестский мир и находится в состоянии войны с Турцией и Германией.
Отставной же Бакинский совнарком и его красные отряды отплыли на нескольких пароходах в Астрахань. До цели они не дошли, их настигли в море военные корабли Центрокаспия. После предупредительного артиллерийского обстрела пароходы под конвоем были возвращены в Баку, где беглецов разоружили, а 35 человек препроводили в тюрьму. Оказалось, комиссары покинули Баку «без сдачи отчета об израсходовании народных денег». Их обвинили также в незаконном вывозе военного имущества и «в бегстве перед лицом неприятеля». История с последующей казнью двадцати шести бакинских комиссаров на туркменской стороне Каспийского моря остается темной и выходит за пределы нашей темы.
В те дни, когда турецкая армия рассматривала в бинокли стены Баку, немцы обстреливали Париж из дальнобойной пушки «Колоссаль». Но сил для решающего удара у немцев не хватило. Особенно лимитировала германский натиск нехватка горючего. В начале августа натиск сошел на нет, а к 9 сентября армия кайзера откатилась на позиции, с которых начинала свое последнее наступление. Правда, даже тогда в Берлине не сочли случившееся полным крахом. Уже освоивших производство танков A7V и бронемашин Ehrhardt E-V/4 немцев не оставляла мысль о новом наступлении в случае решения вопроса с горючим.
И попытки его решить не прекращались. Двадцать седьмого августа, когда все сроки уже были упущены, в Берлине между Германией и ленинским режимом было подписано «добавочное» соглашение к Брестскому мирному договору. В нем опять, среди прочего, шла речь о нефти. Когда турки все же взяли Баку (15 сентября), спасать Германию было поздно, она капитулировала неполных два месяца спустя. Однако войди они в Баку хотя бы в начале августа – кто знает? Могучий исполин, каким была германская императорская армия, еще мог быть оживлен «нефтяной иглой».
Денежный знак Бакинской Коммуны
Что помешало такому развитию событий, кто помешал? На одной из научных конференций в ответ на этот вопрос было названо несколько воинских соединений и несколько имен: «Кавказская Красная армия», наркомвоенмор Бакинской коммуны Корганов, армянские части полковника Аветисова, терские казаки полковника Бичерахова, царицынский отряд комиссара Петрова… Но беда в том, что по поводу каждого есть какая-то оговорка. Так, Бичерахов руководил обороной Баку лишь с 7 по 23 июля, Корганов устранился в конце июля после самоликвидации Баксовета и роспуска «Кавказской Красной армии», Петров действовал с 19 июля по 5 августа, Аветисов уже в начале августа требовал капитулировать перед турками… Те же, кто, проявив стальную волю и решимость, удерживали Баку последние и решающие семь недель, до 15 сентября, почему-то упоминаются редко и сквозь зубы.
Первым из них должен быть назван начальник обороны Баку, генерал-майор Георгий Аркадьевич Докучаев, бывший командир бригады 5-й Кавказской стрелковой дивизии. Вторым – Петр Григорьевич Садовский, председатель Директории Центрокаспия (иногда именуемой «Диктатурой Центрокаспия»). Если бы не они, эвакуация (с 31 июля по 4 августа) военных сил Баксовета, уход трехтысячного армянского отряда, терских казаков и царицынских большевиков привели бы к немедленной сдаче города. Брошенные половиной защитников, эти двое, руководя оставшимися силами, совершили почти невозможное.