Надя Бурова, вдова поэта и художника Дмитрия Александровича Пригова, рассказывала, как американцы отходили на рубеже 80-х и 90-х от десятилетий страха. У Нади свободный английский (благодаря матери-англичанке), и она принимала участие во всякого рода международных культурных проектах, опекавшихся Раисой Максимовной Горбачевой. В частности, Надя объездила множество городов США с детским хором из России. Буквально после каждого концерта к ней подходили американцы и спрашивали (озираясь и вполголоса): «А вы правда раздумали нас убивать?» Не могу себе вообразить «зеркального» эпизода в СССР.
Не поняв феномен смертельного страха, державшего Запад за горло несколько десятилетий, мы не поймем тамошнюю любовь к Горбачеву. «На Западе Горбачев остался героем, глубоко чтимым и, чувствуется, любимым человеком. Где бы ни появился „Горби“, вокруг него мгновенно возникает атмосфера бешеного внимания и поклонения, как это наблюдается только в случае голливудских звезд. Понять это нетрудно: его политика сняла с Запада громадное психологическое напряжение, жители западных стран перестали бояться войны с СССР» (http://www.svoboda.org/programs/RQ/2004/RQ.102804.asp).
А ведь еще накануне прихода Горбачева люди на Западе были склонны поверить пророчеству известного американского специалиста по ядерному оружию Германа Кана (Hernman Kahn), опубликовавшего в 1985 году статью, где доказывалось, что СССР будет существовать по крайней мере до 2800 года.
Крайне любопытно свидетельство Леонида Кучмы, в 1986–1992 годах – генерального директора днепропетровского «Южмаша», главного производителя ракет в СССР. Уж в чем-чем, а в ракетах он разбирается. Вспоминая о своем учителе Михаиле Кузьмиче Янгеле, Кучма прямо указывает на поворотный пункт в противостоянии с Америкой: «Момент, когда мы окончательно отработали орбитальный вариант ракеты Р-36, главный шедевр Янгеля (а ведущим конструктором по этой ракете был Михаил Иванович Галась), можно назвать одним из главных событий в истории XX века: именно тогда стало ясно, что победителей в ракетно-ядерной войне не будет, остается лишь путь переговоров и разоружения. Орбитальный вариант ракеты перечеркнул все надежды американцев на успешную противоракетную оборону. Наша ракета показала, что может достичь любой точки планеты, причем вычислить, куда направляется орбитальная боеголовка, в те времена было невозможно» («Украина – не Россия», стр. 355). Ракета Р-36 имеет много модификаций, Кучма говорит о ее орбитальном варианте, принятом на вооружение в 1980 году, уже после смерти Янгеля. В НАТО ей неспроста присвоили имя «Сатана».
Именно эти ракеты убедили Рейгана, что США «безнадежно отстали от Советского Союза в военном отношении» (см. выше). Его программа «звездных войн» (она же Стратегическая оборонная инициатива – СОИ) была попыткой переломить ситуацию. Сказать, что СОИ сильно испугала СССР, было бы большим преувеличением, слишком уж она отдавала блефом. Еще раз процитирую Л. Д. Кучму: «В 1986 году руководство СССР сумело предъявить миру свою „крутизну“ в форме станции „Мир“, а в 1988 году (между прочим, всего через несколько дней после избрания Буша-старшего президентом США) – в форме многоразового орбитального корабля „Буран“. Вместе с днепропетровской „Сатаной“ все это произвело нужное впечатление, переговоры о разоружении пошли веселее и вскоре привели к результатам. Не характерно ли, что вслед за этим последовал отказ США от создания американской орбитальной станции „Фридом“, а Франция и Англия заморозили работы по своим челнокам „Эрмес“ и „Хотол“?» (Там же, стр. 418–419 и 552.)
Но и после того, как все нужные соглашения были подписаны, страх улетучивался крайне медленно. Фантомные боли проходят нескоро.
Изложенное – не какие-то «тайны разведок», только теперь извлеченные на свет, а факты, бывшие на протяжении десятилетий частью повседневности США и СССР. Впрочем, к СССР это относилось в гораздо меньшей степени: советская цензура отсекала все, что могло бы вызвать массовые страхи, – благодаря этому у детства и юности моего поколения был не столь мрачный фон.
В Сети гуляет документ – не исключено, что подлинный – под названием «Внешнеполитическая доктрина США», датированный 1992 годом. Одно из его положений таково: «Нашей главной целью является предотвращение возникновения нового соперника, будь то на территории бывшего СССР или в другом месте, который представлял бы собой угрозу, сопоставимую с той, которую представлял собой Советский Союз…» Америка не хочет нового испытания страхом, и ее можно понять.
Странные попытки США после распада СССР вести себя по отношению к России на манер победившей стороны, пусть и не объявляя об этом вслух, – не что иное, как старание потихоньку отомстить за десятилетия страха.
У данного сюжета есть еще одна сторона. Распространено такое заблуждение: то, чем жили, что видели, о чем постоянно слышали и что более или менее одинаково запомнили миллионы людей, невозможно будет исказить и переврать ни полвека, ни век спустя. Как бы не так!
На наших глазах приобретает совершенно иную окраску советское время, период перестройки и распада СССР, девяностые годы. Более поздние события меняют цвет предшествующих. Сегодня российские комментаторы уже непринужденно рассуждают о том, как США «весь XX век диктовали свою волю всему миру» или о «сокрушительном (вариант: „безоговорочном“) превосходстве западной системы над советской», а слушатели понимающе кивают. Не питая симпатий к «советской системе», вынужден назвать второе из этих утверждений упрощением, а первое – вздором.
Кстати, почти столь же радикально менялись представления российского просвещенного класса о допетровском времени, о дореформенной России, о предреволюционной поре, о двадцатых годах – о всяком времени, сменившемся своим отрицанием.
Это не сугубо российское свойство, это общемировая закономерность. Историческая память, предоставленная самой себе, везде и всегда склонна изменяться задним числом. Не говоря уже о случаях, когда ее целеустремленно подправляют. Свидетельства, приведенные выше, уже приходится вылавливать в море блажи, а ведь всего 25 лет назад они были общим местом.
Понятно, что Америке для поддержания уверенности в себе и устранения фантомных болей от десятилетий страха нужен именно тот ретроавтопортрет, который создается сегодня с равнодушного согласия ее бывшего врага. Но если замысел окончательно удастся, это не пойдет на пользу ни одной из сторон.
Поверх барьеров
В октябре 2008 года на Нансеновской конференции в Петербурге случился спор: почти все ее участники согласно утверждали, что воздействие русской эмиграции первой волны на СССР, если и имело место, то только во времена НЭПа, а на стыке 20-х и 30-х годов опустился непроницаемый железный занавес и оставался непроницаемым вплоть до 60-х или даже 70-х – уже с их «перемотанными» радиоприемниками (юное поколение и не сообразит, что это такое), множительными устройствами «Эра», магнитофонами, проникновением тамиздата – всем тем, что делало возможным дистанционное воздействие диаспоры на страну исхода. Я же отстаивал ту точку зрения, что эмиграция влияла на «советских людей» даже в самые глухие годы – в тридцатые, сороковые и пятидесятые. Очень многое уцелело, произошло и состоялось благодаря эмиграции – просто потому, что закупоренная субмарина СССР, если будет позволено такое сравнение, протекала тысячами дыр отнюдь не только на закате советской власти. На «советских людей» влиял, разумеется, весь внешний мир, но эмиграция влияла отдельно и сильно. Хотя бы (но не только) потому, что ей завидовали.
Начнем с тридцатых. К тому времени после Гражданской войны прошли всего лишь годы, большой исход из страны закончился только в 1922-м, малый продолжался тонкой струйкой, раны разрыва с близкими были свежи, а так как переписка с ними не возбранялась (кстати, официально переписка с заграницей не была запрещена никогда), в 30-е множество людей продолжали обмениваться письмами и даже получать посылки, как они привыкли это делать в 20-е. Конечно, к концу десятилетия благоразумие почти победило опасную привычку, но полностью изжита она не была. Филокартисты подтвердят, что довоенные открытки с видами Парижа, Праги, Шанхая, Белграда в их коллекциях сплошь и рядом представляют из себя послания от эмигрантов близким на родину. Вернувшийся в СССР в 1960 году В. Б. Сосинский-Семихат рассказывал, как вплоть до занятия немцами Парижа он переписывался из Франции с родителями, жившими в Таганроге, причем если мачеха хотела сообщить ему какую-то «опасную» новость, она писала вдвое мельче обычного.
Чем страшнее становилось построение социализма в отдельно взятой стране, тем более жгучий интерес вызывали счастливцы, сумевшие из нее ускользнуть. Был целый ряд каналов, по которым в СССР проникали щекочущие воображение куски информации. Советский агитпроп, особенно в тридцатые годы, почему-то считал необходимым неустанно обличать эмигрантов, а пишущая братия откликалась на запрос с громадным энтузиазмом – все интереснее, чем писать об ударниках пятилетки. Большими тиражами выходили книжонки на эту тему, например, Б. Полевой «По ту сторону китайской границы» (1930), Р. Кудрявцев «Белогвардейцы за границей» (1932), Е. Михайлов «Белогвардейцы – поджигатели войны» (1933). Не какие-то там слабаки, войну поджечь могут! В сборнике Михаила Кольцова «Поразительные встречи» (1936) обличению белой эмиграции было посвящено сразу несколько очерков («В норе у зверя», «Убийца президента» и др.). Карикатуры на эмигрантов постоянно появлялись в «Крокодиле».
Совсем не бездарные писатели, допущенные в зарубежные поездки, отрабатывали доверие предсказуемым образом. Хороший пример – Лев Никулин с его статьями 30-х годов: «Ордена обеспечены», «Белая смена», «Разговор с мертвецами», «“Независимые” мыслители», «Окаянные денечки», «Случай в Линдау» – их у него десятки. Это целый пласт фельетонистики, пока не изученный под данным углом зрения.