Ландо с ужасом ждал того момента, когда Критцер полезет в трюм. Что, если инспектор сразу обнаружит мошенничество, рассмеется и арестует его прямо на месте? И какие у них тут тюрьмы на Хай-Хо? И можно ли откупиться?
Эти и другие вопросы теснились в голове Ландо, добавляя тяжести камню в груди — и вот у него уже дрожали руки, а во рту пересохло.
Наконец, казалось по прошествии вечности, они переместились из машинного отделения собственно в полупустой трюм. Здесь можно было увидеть старые шпангоуты, все еще мощные под слоем грязи. Они изгибались книзу, до соединения с палубой, покрытой многочисленными царапинами и рубцами.
Рефрижераторный модуль, скудно освещаемый единственной трюмной лампой, помещался в центре пустого трюма. Модуль крепился к кольцам, приваренным к палубе. Из небольшой щели в уплотнителе вилась тоненькая струйка пара.
Модуль имел собственный блок питания, хотя был подсоединен и к корабельной сети. Толстый черный кабель вился по настилу палубы и пропадал в темноте.
Ландо замер, увидев, что инспектор проигнорировал ящики с инструментами, шкафчики для хранения мелочей и прочие принадлежности, размещенные вдоль переборок, и направляется прямо к морозильнику. Модуль был большой, имел четыре отдельные крышки на верхней части и собственную панель управления.
— Так вот они где, эти пресловутые бифштексы, — сказал Критцер, похлопав по гладкой поверхности морозильника. — Открывай коробочку, посмотрим на них.
Ландо удалось скрыть, что у него дрожат руки, — он втиснулся между инспектором и модулем, повернувшись к таможеннику спиной. Контрабандист приложил большой палец к замку и услышал слабый щелчок. Тогда он сделал шаг в сторону и приглашающе повел рукой:
— Ну, вот, сэр. Вот они, самые лучшие бифштексы.
Критцер взялся за крышку, поднял ее, и волна холодного воздуха хлынула ему в лицо. Заклубился пар. Внутри включился свет, стали видны ряды запаянных пластиковых пакетов. В каждом лежал один кусочек мяса.
Ландо замер. Наступил критический момент. Сможет ли инспектор отличить замороженные бифштексы от выращенных в лаборатории человеческих почек? Не вообще почек, а элитных, стерильных, каждая из которых требует только несколько часов доводки перед имплантацией? Все прояснится в эти несколько секунд. Правительство Хай-Хо установило очень высокие пошлины на ввозимые имплантанты, создав таким образом обширный черный рынок человеческих запчастей. На этом рынке Ландо и надеялся заработать.
Критцер повернулся к нему. Лицо его было мрачно. Глаза блестели в темных глазницах.
— Ну-ка, скажи мне, Дивер, как я узнаю, что этот протеин — то, что ты заявляешь? Это может быть все что угодно — хоть мясо монстра с планеты Трясина.
Ландо легко было притвориться обеспокоенным.
— Доказательство — в грузовой декларации, сэр. Посмотрите, там сертификат от анализатора, терранские коды и расписка от моей страховой компании.
Критцер прицепил компьютер к поясу, прислонился к рефрижератору и скрестил руки на груди.
— Ну и что? Все это может быть подделано, если человек знает, как это сделать. Нет, мой ответ — полный набор лабораторных тестов. Тебе не о чем беспокоиться, если груз у тебя законный, а если нет — что ж, у нашего правительства имеется несколько гранитных карьеров на выбор. Чтобы построить новую столицу, нужно много гранита…
Ландо с трудом сохранял спокойствие. Оставался еще один шанс. Он постарался как можно непринужденнее пожать плечами.
— Ну что ж, так тому и быть. Но есть и более простой способ это выяснить.
Критцер скептически поднял бровь:
— Неужто? И какой? Ландо ухмыльнулся:
— Ну, не знаю, как вы, сэр, а я вроде как голодный, а тут такой случай… Может, и вы со мной пообедаете? Я как раз подумал про сочный бифштекс.
Критцер просиял, но тут же нахмурился.
— Дивер, ты что, пытаешься меня подкупить? Если да, так ты впряжешься в тачку уже завтра на рассвете.
Ландо протестующе поднял руку.
— Что вы, сэр! Просто вы показались мне разумным человеком, а оценить терранский бифштекс на вкус гораздо лучше, чем прогнать его через все тесты.
Критцер позволил себе смягчиться. Одна мысль о сочном бифштексе наполнила его рот слюной. Он сглотнул:
— Ну, если так, тогда я принимаю предложение. И правда, зачем тратиться на испытания, если можно все решить прямо сейчас?
— Конечно, — согласился Ландо. — Ну, если вы позволите мне выбрать самый лучший кусочек, мы состряпаем себе обед!
Ландо подошел к морозильнику, нагнулся и взял два пластиковых пакетика. Пальцы заныли от холода. В отличие от тех, в которых находились почки, пакетики с мясом были помечены крошечными кусочками черной пленки. Если понадобится, у Ландо есть еще четыре таких в запасе.
Захлопнув со стуком крышку, Ландо вручил бифштексы таможеннику для осмотра. Они были не терранские, но все же — с Новой Британии, и почти так же хороши.
— Выбирайте, сэр. Гарантирую, вам понравится. Критцер указал толстым пальцем на больший из двух кусков, и Ландо кивнул в знак согласия.
— Отличный выбор, сэр. Если вы пройдете со мной на камбуз, мы поставим их готовиться и займемся пивом.
Критцер проворчал что-то одобрительное, и Ландо возликовал. Даже после всех общих выплат и дикой пошлины, которую ему придется заплатить за «бифштексы», он станет на пятьдесят тысяч кредитов богаче. Преступление не просто выгодно, а очень выгодно.
Глава вторая
Венди Вендин с силой ударила кулаком и почувствовала, как грудная клетка старика слегка подалась. Венди сложила руки у него на груди, чтобы произвести непрямой массаж сердца, и наклонилась вперед.
Она надавила и отпустила. Один… два… три… Потребуется восемьдесят нажатий в минуту или шестьдесят, если кто-нибудь займется искусственным дыханием «рот в рот», с остановкой после каждых пяти нажатий.
Старик стоял всего в десяти футах от нее и вдруг упал. Быстрый осмотр подтвердил ее диагноз: пульса нет, дыхания нет, губы посинели — сердечный приступ.
Венди огляделась, вокруг уже собралась толпа. Большинство просто глазело, но один, мальчик-подросток, смотрел так, словно хотел помочь. Ему нужно было только разрешение. Венди поймала его взгляд:
— Эй, мальчик! Да, ты. «Рот в рот» умеешь?
Мальчик молча кивнул и опустился на колени. Венди посмотрела, как подросток проверяет трахею старика, зажимает ему нос и вдыхает воздух в легкие. Один вдох на каждые пять нажатий. Хорошо: Мальчишка знает, что делает.
Четыре… пять… Пауза. Какая-то женщина обвевала старика шарфиком, словно это могло помочь ему дышать. Кожа женщины была обожжена солнцем, вместо правого глаза — электроимплантант, и вообще она выглядела как жительница какого-нибудь из окраинных миров. Венди мотнула головой в ее сторону.
— Мэм! Будьте добры… Вон, там на переборке — аварийное переговорное устройство. Снимите трубку и, кто бы ни ответил, скажите, что на палубу «Г» срочно требуется медицинская помощь. Нам нужны каталка, кардиомонитор и аппарат искусственного дыхания. Поняли?
Женщина кивнула и исчезла в толпе, но почти сразу же вернулась.
— Они не придут, — ровным голосом сказала она. Констатировала факт, и не больше.
Венди надавила. Один… два… три…
— Что значит «не придут»? Человек умирает! Вы им сказали?
Женщина кивнула.
— Я сказала им, мисс. Они ответили: я должна прочесть, что у меня написано в билете. Что-то о том, что медицинская помощь оказывается пассажирам, начиная с палубы «В» и выше.
Венди выругалась. Проклятье! Она знала о том, что на палубе «Т» сервис предоставляется в урезанном объеме, но серьезно к этому не относилась. Ведь коллеги-доктора, конечно, больше ценят жизнь пассажира, чем слова в билете? Оказывается, нет.
Венди проверила пульс старика. Пульса не было. Она посмотрела на мальчика, и тот покачал головой. Ни пульса, ни дыхания.
Тогда Венди попыталась вспомнить, что лежит у нее в аптечке. Там оставалось несколько капсул эпинефрина для инъекций, но, даже если лекарство поможет, старику все равно нужна интенсивная терапия, а у Венди не было возможности предоставить ее. Без помощи корабельных медиков тут не обойтись.
Мальчик поймал ее взгляд. Венди покачала головой, и они поднялись. Толпа начала редеть. Это были в основном жители окраинных миров, где жизнь была тяжела, а смерть приходила рано, и они не увидели в смерти ничего нового. Но далеко любопытствующие не разошлись. Самая нижняя пассажирская палуба шарообразного корабля, их палуба «Г» размещалась сразу над трюмом и в окружности была довольно мала. Тем не менее это ничуть не мешало владельцам корабля набивать ее до отказа, и Венди была уверена, что здесь помещалось больше народу, чем на палубах «А» и «Б» вместе взятых.
В результате палуба «Г» представляла собой переполненный людьми лабиринт двухъярусных спальных мест, отделенных занавесками, где сутки напролет горел свет, пахло едой, которую пассажиры готовили на переносных жаровнях, воздух был такой спертый, что его можно было резать ножом, а шум никогда не затихал. Разговоры, смех, вопли, плач — и днем, и ночью.
Венди с тоской вспоминала просторы Ангела, чистый ветер, прилетавший с открытых равнин, чтобы охладить лицо, и уединение в собственной комнате.
Где-то у нее за спиной закричал новорожденный ребенок, и Венди взглянула вниз. Дешевый синий летный комбинезон старика, казалось, раздулся вокруг него, словно наполненный воздухом, а не плотью.
Возраст увеличил черты лица: огромный нос-клюв, уши, торчавшие почти перпендикулярно голове, и широкий тонкий рот, углы которого загибались кверху, словно старика позабавило происшедшее с ним.
Венди почувствовала, что кто-то тронул ее за руку, и обернулась. Женщина с электроимплантантом вместо глаза неуверенно улыбалась.
— Его звали Уилф. Его койка была над моей.
Венди улыбнулась в ответ:
— У него есть знакомые или родственники на борту?
Женщина покачала головой: