— Ольга, Ольга! Ты слышишь, что рассказывает этот паренек? Оказывается, гурийцы с увлечением читают «Како качаги» и слушают его… Значит, дела идут хорошо! Если народ заинтересовался чтением, значит дело его расцвета и развития обеспечено.
— Чьи еще произведения ты читал?
— Акакия Церетели, Рафаэла Эристави, Цахели… Читаю «Вепхисткаосани»[17]…
— Браво! Читай, люби книгу, люби литературу… Тем более ты наборщик и будешь иметь дело с книгами. Наборщики и вообще рабочие типографии являются помощниками писателей, они делают большое культурное дело. Лучшей профессии, чем профессия рабочего типографии, трудно сыскать!.. Если бы это зависело от меня, всем рабочим типографии я бы создал самые лучшие условия жизни.
Илья видел, что я волновался, был смущен. Он подошел, похлопал меня по плечу и сказал:
— За два часа я прочитаю материал, выправлю и подошлю. Передай привет ребятам. Будьте молодцами, и если моя помощь в чем-нибудь понадобится, не стесняйтесь!.. И не обижайтесь, если авторская корректура у меня выходит часто с большими правками… Иначе нельзя! Напечатанное произведение идет в народ, народ читает и учится. Можно ли давать ему неотшлифованное произведение?..»
Илья призывал вернуться к солнечным, мужественным стихам Руставели. Он указывал на лучшие литературные традиции. Его идеи в конце концов победили, как прогрессивное течение в грузинской литературе, и отныне полнокровный чавчавадзевский язык стал общенациональным грузинским литературным языком.
Он явился обновителем и реформатором новой грузинской художественной литературы. «Народ является законодателем языка», — так писал И. Чавчавадзе, отстаивая народность литературы.
Чавчавадзе не ограничивался литературной борьбой, он стал во главе национально-освободительного и антикрепостнического движения в Грузии. Еще в «Записках путника» Илья ведет разговор с хевским крестьянином, и этот простой Мохеве на вопрос Ильи «Прежде было лучше или теперь?» отвечает:
«Хорошо или плохо, а прежде мы принадлежали самим себе, управляли сами собой. Этим и было лучше», — и Илья в этих словах хевского крестьянина открывает свою душу.
В творчестве Ильи Чавчавадзе, которое формировалось на грани двух общественных формаций, идея свободы занимает исключительное место. Все свои думы он показал в своей символической поэме раннего периода «Призрак». Илья Чавчавадзе утверждает, что крепостное право отжило свой век, что оно задерживает развитие общественной жизни. Позднее в большой повести «Рассказ нищего» он нарисовал жуткую картину жизни крестьян. С присущей ему силой художественного воздействия показал Илья пропасть, которая существовала между помещиками и крестьянами.
Но этим не ограничился Илья: он написал свою бессмертную повесть — сатиру на дворян — «Кациа Адамиани?» («Человек ли он?»), которая напоминает по сюжету «Старосветских помещиков» Гоголя. Но если старосветские помещики вызывают к себе жалость, то герои «Кациа Адамиани?» вызывают у читателя ненависть и отвращение. Чревоугодие, лень, полное безразличие к малейшему проявлению проблеска культуры — вот характерные особенности героев повести — Луарсаба и Дареджан.
Этой повестью Илья вынес приговор умирающему дворянству.
Когда грузинское реакционное дворянство приступило к формированию «черных отрядов», Илья Чавчавадзе гневно обрушился на организаторов этого гнусного дела. «Против кою вы вооружаетесь? Против крестьянства? Не смейте!» — говорил им писатель. А когда царские карательные отряды начали мечом и огнем расправляться с революционным крестьянством, писатель выступил с требованием прекратить это кровавое злодейство. «В противном случае, — говорил он от имени передовой интеллигенции, — мы все поедем туда и костьми ляжем вместе с нашими братьями».
Избранный в 1906 году членом Государственного совета, Илья Чавчавадзе заявил представителям печати: «Если я вхожу в Государственный совет в качестве представителя дворянства, это лишь формальная, юридическая сторона дела. Не скрою и скажу, что в совете я буду защитником интересов всей Грузии, грузинского народа. Я посвящу свои силы также и общим вопросам». И в самом деле, в то время, когда одержавшая временную победу над народом царская реакция переходила в наступление и по всей стране воздвигала виселицы, Илья Чавчавадзе с трибуны Государственного совета требовал отмены смертной казни, проведения широких аграрных реформ в пользу крестьянства и предоставления самоуправления порабощенным народам.
Это страстное выступление поэта в защиту крестьян, за освобождение их с землей вызвало резкое недовольство среди дворян. Однажды Илья выступал на дворянском собрании, посвященном освобождению крестьян. Взбешенный его речью, дворянин бросился к нему с кинжалом, но его удержали друзья и товарищи Ильи.
Инициатор и руководитель почти всех общественно-культурных учреждений и организаций своего времени, Илья Чавчавадзе создал и долгое время возглавлял Общество по распространению грамотности среди грузин, сыгравшее огромную роль в развитии грузинской культуры.
В 1883 году в селении Цинанзгвардтквари, в Сагурамо, по его инициативе была открыта сельскохозяйственная школа. Здесь Чавчавадзе произнес замечательную речь, в которой изложил свои взгляды:
«…Наш благодатный край несравненно обильнее многих других стран своими естественными богатствами. При всем том и мы недурны собою: народ наш крепок, силен, не лишен благородных порывов. Страна наша нарядна, как богатая невеста. Народ трудолюбив.
«Отчего же мы бедны?» — спросите вы. Оттого, что мы не знаем, где какое богатство лежит, где какой зарыт клад. Мы не знаем, какими средствами черпать эти сокровища, чтобы работалось легче, а пользы было больше. Да, все у нас есть, не хватает лишь одного, того самого, что по вашей же пословице значительно выше физической силы… Не хватает того, что срывает завесу с недр земли, ведет человека в эти недра и с точностью указывает, где какое зарыто сокровище и какими средствами легче его черпать. Таким вожаком является для нас наука. Без нее земля не раскроет своей груди и не позволит нам овладеть ее сокровищами…
Еще раз повторяю, что знание — это богатство, и притом такое, которое можно систематически раздавать нуждающимся. Оно не только не уменьшается у того, кто раздает, но может даже от этого возрасти.
В данном случае знание напоминает горящую свечу, которая не только не померкнет оттого, что при помощи ее зажгли тысячи других свечей, но даже выигрывает в свете и теплоте, так как рядом с нею засверкает бесчисленное множество других свечей. Знание можно уподобить свече еще в том отношении, что, как бы слабо оно ни мерцало где-нибудь вдали от мрака, все же оно пугает воришку, наводит страх на врагов наших, как признак бдительности, и радует запоздалых друзей наших, суля последним радушный прием со стороны бодрствующих хозяев.
Разница между свечой и знанием заключается лишь в том, что свеча в конце концов догорает и гаснет, но раз зажженный светильник науки никогда не померкнет, знание передается по наследству из рода в род, от поколения к поколению в умноженном и обогащенном виде…»
Илья явился одним из основателей грузинского театра. Первой премьерой была пьеса Эристави «Самшобло» («Родина»). В последнем акте на сцене развевались грузинские национальные знамена. По этому поводу в реакционной газете «Русские ведомости», редактируемой Катковым, появилась гнусная статейка, которая советовала грузинам выставлять свои знамена на цирковой арене. Выступление «Русских ведомостей» было воспринято в Грузии как грубое надругательство над национальными чувствами грузинского народа и вызвало всеобщее возмущение. Илья дал достойную отповедь Каткову. В знаменитой статье «В ответ Каткову» он писал:
«На протяжении двух тысячелетий грузинский народ с честью и славой высоко держал грузинское знамя, своей кровью обливал его и передал России незапятнанным и безукоризненным. Во времена бедствий грузинское знамя вместе с русскими знаменами не раз выходило на поле битвы, и под его водительством и с его именем грузинский народ не раз проливал свою кровь вместе с русскими… Это знамя сегодня какой-то корреспондент объявляет достоянием цирка, а г-н Катков вторит ему… Сам варвар не позволил бы себе так оскорбить целую нацию, так хвала Каткову и его приспешникам, которые совершают то, чем побрезгал бы даже варвар».
В творчестве и общественных взглядах Чавчавадзе национальный вопрос всегда занимал большое место. Илья мечтал о пробуждении богатырского отрока, который, по народному преданию, спал на дне Базалетского озера. Этой легенде посвятил он свое замечательное лирическое стихотворение «Базалетское озеро».
Общественная деятельность Ильи не могла не привлечь внимания властей. В конце XIX века охранка давала такую характеристику крупнейшему грузинскому писателю: «Илья Чавчавадзе обладает выдающимся умом и положением и пользуется большим авторитетом среди грузин, в особенности среди вольномыслящих, — ходят слухи, что время от времени у него устраиваются тайные собрания, на которых обсуждаются различные вопросы общественного и социального характера».
Такою «заботою» был окружен Илья.
Он по-прежнему усиленно занимался творческой работой, много внимания уделял переводам Пушкина, Лермонтова, Гейне, Шиллера и других классиков русской и западноевропейской литературы. Впервые прочел их грузинский читатель на родном языке в переводе Ильи Чавчавадзе. Совместно с Мачабели Он перевел на грузинский язык трагедию Шекспира «Король Лир», помогал английской переводчице Марджори Уордроп перевести на английский язык «Витязя в тигровой шкуре» Шота Руставели и свою поэму «Отшельник». Не прошла бесследно и его теплая дружба с немецким писателем Артуром Лейстом, который написал прекрасную книгу о Грузии.
Илья был замечательный лирик и не только в стихах, но и в прозе, даже в публицистических произведениях. Стихи «Черные очи» и другие останутся шедевром грузинской лирики второй половины XIX века.