Спектакль продолжался — Саакашвили на авансцене, Бурджанадзе в фойе, Жвания за кулисами. Уволили всю дорожную полицию: вместо крепких осетинских хапуг на «жигулях», появились вежливые девушки в «фольксвагенах». Никто не брал взяток (по крайней мере, наличными). Не только полицию, но и таможню и министерства таким же образом профильтровали: чиновников стало меньше, но им платили достаточно, чтобы они не брали взяток. По телевидению показывали, как арестовывают коррумпированных следователей и прокуроров. Железный министр внутренних дел Вано Мерабишвили ввел закон, по которому своим существованием вор в законе уже нарушает закон. Так как вор в законе должен по своим правилам всегда признаваться в своем титуле, их всех переловили: Мерабишвили хвастался, что главным экспортным товаром из Грузии в Россию были воры в законе. Электростанции починили, счета заставили оплачивать: больше не было перебоев с электроэнергией, и на улицах, хотя бы в Тбилиси, уже не валялся мусор.
26 января 2004 года в церкви Кашуети в Тбилиси Саакашвили официально реабилитировал Звиада Гамсахурдия, чтобы «покончить с разъединением в нашем обществе». Гамсахурдия был объявлен «великим государственным лицом и патриотом»; его тело приказали перезахоронить в Тбилиси, так как «покинуть могилу президента в зоне конфликта значит не уважать ни самого себя, ни своего народа». Улица в Тбилиси получила имя Гамсахурдия, и Саакашвили освободил звиадистов, заключенных Шеварднадзе в тюрьму в 1993–1994 годах.
Вначале Саакашвили поддерживал хорошие отношения с Кремлем и обещал восстановить железную дорогу из Абхазии в Армению. Он пытался склонить на свою сторону Эдуарда Кокоиты, пообещав полу-автономию для Южной Осетии и помощь с экономическим развитием, но Кокоиты, оказавшийся заложником осетинских националистов, не клюнул на приманку. В июле 2004 года осетинские милиционеры похитили пятьдесят грузинских полицейских, заехавших на территорию Южной Осетии. Саакашвили опрометчиво потребовал в ответ, чтобы русские убрали из Южной Осетии бо2льшую часть «миротворцев». Русско-грузинское согласие на этом завершилось: разрыв произошел, когда Саакашвили объявил, что Грузия присоединится к НАТО независимо от мнения России и что он отказывается «финляндизировать» свою страну. 18 августа вспыхнула двухнедельная стычка с осетинами, которую Саакашвили прекратил только после давления дипломатов. Путин уже стал непреклонным личным врагом Саакашвили, и новый лидер абхазов Багапш прервал переговоры с Грузией. Когда в декабре 2004 года Саакашвили недвусмысленно поддержал Оранжевую революцию в Украине, Путин поставил цель избавиться от него.
Вступив в конфронтацию с Россией и с сепаратистами, Саакашвили выигрывал в глазах грузинской публики. Но и с грузинами его медовый месяц заканчивался.
3 февраля 2005 года было объявлено, что премьер-министр Зураб Жвания с заместителем уполномоченного президента Грузии в регионе Квемо-Картли Раулем Юсуповым погибли от отравления угарным газом в наемной квартире, где собрались ночью, якобы чтобы сыграть партию в нарды. Телохранитель давал противоречивые показания, даже фотографии квартиры менялись (без окурков, с простыми окурками, с окурками, скрученными, как их скручивал Жвания) с каждым выпуском газет; тела торопливо предали земле, врачи-патологоанатомы и журналисты подвергались избиению или умирали таинственной смертью. Вызвали экспертов из ЦРУ, но они смогли проверить только иранскую печь и вентиляцию квартиры: в английском заключении ЦРУ говорится, что окиси углерода недостаточно (а в грузинском переводе «больше чем достаточно»), чтобы причинить смерть. До сих пор все, кроме поклонников Саакашвили, задаются вопросом, при каких обстоятельствах погиб Жвания — не в результате ли ссоры или потасовки в президентской резиденции? Но то, что последовало, — убийство Юсупова, установка иранской печи (с даже не просохшей еще штукатурой), нелепая фальсификация вскрытия (в желудке Жвания будто бы нашли остатки продуктов, которых он никогда не ел), неуклюжая попытка инсценировать гомосексуальное свидание, — объективному наблюдателю показалось бы вопиющим государственным преступлением. Известно, что после распада Советского Союза в Тбилиси КГБ оставил достаточно токсикологических материалов, чтобы служба безопасности могла легко симулировать смерть от инфаркта или угарного газа. Почти все министры, уволенные впоследствии Саакашвили, намекали, что Жванию убили.
Саакашвили начал работать больше с группой советников, чем с министрами, которых он увольнял и нанимал слишком часто, чтобы они могли войти в курс дела. Кроме Гига Бокерия, только Вано Мерабишвили, министр внутренних дел и госбезопасности, силовик, который осваивал огромную часть бюджета, оказался незаменимым. Именно Мерабишвили, расспространив часа через два-три после смерти Жвания информацию, что причиной смерти является угарный газ, намекнул, что лучше не вникать в дело, чтобы не опозорить близких фактом гомосексуального свидания. Гиорги Барамидзе, друг Жвания, продолжал пользоваться доверием Саакашвили.
Потеря умного и в отличие от президента толкового премьер-министра все-таки была менее катастрофична для правительства, чем отставка Саломэ Зурабишвили 19 октября 2005 года после ее протеста, направленного на подрыв президентом дипломатии и вмешательство парламента в назначение дипломатов. Те, кто не пользовался доверием Саакашвили, становились статистами в театре грузинского управления.
Каха Бендукидзе оставался у власти дольше других, до февраля 2009 года: благополучие страны зависело от его энергии и предприимчивости. Приватизация проходила очень быстро: всем было все равно, что государственные предприятия продавали нелепо дешево людям, которых разыскивал Интерпол: главное, чтобы Грузия теперь считалась «другом бизнеса», урезав бюрократию. Турецким компаниям отдали наземные пограничные пункты и два международных аэропорта Батуми и Тбилиси. По завершении приватизации Бендукидзе стал ректором экономического университета.
Другие реформы, несмотря на неотложность, воспринимались как нарушения прав. Александрэ Ломая, бывший директор Фонда Сороса в Грузии и министр просвещения до 2007 года, положил конец взяточничеству в университетах, где родители лентяев подкупали нищих доцентов: он ввел единый государственный экзамен и присоединил грузинскую систему образования к болонской — некоторым профессорам пришлось уволиться, пока они не защитили более внушительную докторскую диссертацию. Возмущенные профессора и родители заставили Ломая подать в отставку, но в результате высшее образование в Грузии стало на ноги.
Саакашвили иногда проявлял замечательную находчивость: чтобы заставить торговцев платить НДС, он ввел лотерею, по которой номер любого счета-фактуры и квитанции мог сделать покупателя богатым: люди начали требовать квитанции, что заставило торговцев платить налог. Но чаще всего внешний блеск прикрывал внутреннюю серость. Деревня была заброшена, и то, что осталось от советской промышленности, зависело от казахского или русского капитала, а туристические маршруты вели по асфальтированным бульварам и новым мостам к пятизвездочным гостиницам и средневековым городам, переделанным в диснейленды. Хорошие рестораны с «мерседесами» на парковке, изысканными фонтанами и безвкусными статуями отвлекали взгляд от ветхих домов и непроходимых дорог. Правительство Саакашвили равнодушно смотрело на культуру, но благодаря относительному благополучию появились издательства, писатели и читатели. Гордость Грузии — театр и кино — воскресали не так быстро. Но то, что скрывалось от публики, становилось все хуже. Уголовная и тюремная система, где полиция нередко выбивала признания, прокуроры действовали по наущению министров и судьи почти никогда не оправдывали, а выносили чудовищные приговоры — например, пять лет старику, взявшему валежник из государственного леса, — тюрьмы, битком набитые заключенными, — в 2012 году за решеткой оказалось 22000 человек, 0,7 % населения, — где заболевали неизлечимым туберкулезом: именно такой вопиющий скандал привел в конце концов к поражению Саакашвили на выборах. Нищие на свободе не имели доступа к лечению и, учитывая развал традиционной семейной сплоченности, пенсионеры часто недоедали и мерзли.
Иностранные советники либо не могли, либо не хотели критиковать. Некоторые, например американец Мэтью Брайза, становились платными лоббистами (в Брюсселе и Вашингтоне грузинское правительство наняло дорогостоящий пиар). Но пиар часто просчитывался: в поисках сочувствующих политиков Грузия ухаживала не за Обамой, а за Джоном МакКейном и Миттом Ромни. Однако лоббистам удалось заглушить в Америке голоса армян, пытающихся остановить прокладывание железной дороги Тбилиси — Карс, обходившей Армению (хотя США в конце концов отказались финансировать дорогу).
В мае 2005 года Саломэ Зурабишвили с помощью 250 миллионов долларов, полученных от американцев, удалось уговорить Россию эвакуировать, как было обещано, все войска из Грузии. Но Россия продолжала наказывать Грузию, отказывая грузинам в визах, запрещая ввоз грузинских вин и минеральной воды. (Эффект от запретов был минимальным: грузины летали без визы в Минск и оттуда на ночном поезде доезжали до Москвы; виноделы улучшили качество и начали продавать вино на западном рынке; и Грузия получила предлог, чтобы наложить вето на присоединение России к ВТО.) Россия объявила, что готова ответить на любую агрессию со стороны Грузии, так как 80 % населения Абхазии и Южной Осетии — обладатели российских паспортов (мобильные телефоны в Грузии вблизи границ сепаратистской территории уже сообщали «Добро пожаловать в Россию!»). На Кавказском хребте и Черном море российские Вооруженные силы начали военные маневры. 27 сентября 2006 года, публично депортировав четырех русских шпионов, Грузия усилила напряжение. Все пограничные пункты с Россией закрылись, и газ либо переставали подавать, либо продавали вдвое дороже. Европейские друзья Грузии советовали не реагировать, американские — как можно быстрее перейти под эгиду НАТО. Запад не хотел осуждать опрометчивых шагов Саакашвили даже осенью 2007 года, когда по тогдашнему независимому каналу