кызылбашей, захватила арсенал и осадила тбилисскую цитадель до приезда марионеточного царя Симон-хана. Нового царя оттеснили на юг до Карабаха, а Пейкар-хана — на восток до Бардави. За несколько дней Картли и Кахетия целиком перешли в грузинские руки. (От иранских оккупантов остался только тбилисский гарнизон, но без питьевой воды.) В это время Теймураз в Гонио дожидался корабля, чтобы уплыть в Россию. Весть о марткопской победе заставила его срочно прибыть на восток, где его венчали на царство Картли и Кахетии. Иранские и турецкие летописцы были ошеломлены таким неожиданным переворотом не меньше самого Аббаса.
После грузинских успехов взбудоражились и другие иранские вассалы. У Аббаса случился припадок кровожадной мании, жертвой которой вскоре падут его собственные сыновья. Теперь он обезглавил сына Саакадзе, Паату, и отправил голову Пааты его отцу Гиорги, оставив тело воронам (тело в конце концов доставили в семейный мавзолей Саакадзе). Саакадзе отомстил шаху, послав ему головы нескольких кызылбашей, а оттоманскому великому визирю в Диярбакыре — живых иранских солдат. Саакадзе послал оттоманам и своего сына Иорама с предложением сотрудничества, но турки, решив, что важнее захватить Багдад, чем помочь победоносным грузинам, не поддавались уговорам.
В июне 1625 года Аббас нанес Грузии ответный удар. Его армиями командовали ширванский и ереванский ханы и грузин Хосро-мирза, сын Дауд-хана, который скоро станет картлийским царем Ростомом. Иранцы разбили лагерь в Алгетской долине к юго-востоку от Тбилиси. Грузины стояли высоко в Коджорском ущелье. На военном совете Саакадзе предложил подождать в ущелье, слишком узком, чтобы иранцы могли развернуть свои войска. Но его советы отвергли Теймураз, епископы и старшие картлийские и кахетинские князья, желавшие в открытом поле вступить в бой с иранцами, пока те еще собирались. Битва при Марабде доказала, что Саакадзе был прав: когда грузинская конница бросилась на врага, ее скосили иранские артиллеристы, обученные английскими офицерами и защищенные валами и хорошо дисциплинированными рядами стрельцов: первый ряд стрелял с колен, второй — стоя, третий — верхом на лошадях, четвертый — на верблюдах. Только благодаря отчаянной смелости грузины все-таки прорвались; иранские солдаты были потрясены, увидев, как пал смертельно раненный ереванский хан Амиргуне. Победоносные грузины, разгромив кызылбашей, разграбили иранскую амуницию и провиант, но в тот момент подошла запоздалая азербайджанская армия, которая, истребив грузинскую пехоту, оттеснила конницу в Коджори. Марабда оказалась пирровой победой. Картли и Кахетия потеряли 10000 человек, включая лучших воевод, Теймураза Мухранбатони, двух епископов, Давита Джандиери, девятерых братьев Херхеулидзе. Остаткам грузинской армии пришлось применить партизанскую тактику для спасения городов. Тем временем иранцы направились на кавказские вершины, чтобы найти высокопоставленных военнопленных, увезенных Теймуразом и Саакадзе. На обратном пути иранскую экспедицию порубили воины Саакадзе: из всех иранцев один лишь Хосро-мирза улизнул со своими пленными и присоединился к главной армии кызылбашей.
Выиграв все битвы, грузины проиграли войну. Иранцы подкупили недовольных феодалов, и Каихосро Бараташвили стал главнокомандующим Нижней Картли и губернатором Тбилиси. Проиранские епископы венчали Симон-хана на картлийское царство: Аббас признал Симона только после того, как он приехал к шаху в Карабах и принял приказ преследовать Саакадзе и захватить крепости в Самцхе, принадлежащие Саакадзе. Потеряв половину войск, Аббас уже не мог напрямую властвовать над Восточной Грузией. Ему пришлось назначить вассалов и отречься от задуманного им очищения Грузии от христиан.
Несмотря на победы Ирана в 1624 году, часть Самцхе еще находилась в оттоманских руках, и Саакадзе там нашел себе убежище. Атабаг Манучар III, разочаровавшись в шахе, перешел на сторону турок и разрешил дружине Саакадзе подстрекать враждебные Ирану силы на мятеж и даже напасть на Аспиндзу. Когда Манучар поехал в Константинополь, Саакадзе отправил с ним своих посланников. Султан Мурад IV, все еще озабоченный завоеванием Багдада, дал Саакадзе лишь двусмысленную словесную поддержку, но разрешил батумскому бегларбегу помогать грузинскому мятежнику и даже передал Манучару, что он не против, если самцхийским атабагом будет христианин. (В 1628 г. Манучар вернулся в Самцхе, но его отравил дядя Бека, который, в свою очередь, стал атабагом и принял имя Сафар-паша Чылдырский.) В 1626 году Саакадзе уехал в Имеретию совещаться с имеретинским царем Гиорги, мингрельским Леваном Дадиани и абхазским католикосом: им владела мысль о возможном грузинском единстве.
Единство Западной Грузии разрушила не политика, а прелюбодеяние. В 1620 году Александрэ, наследник имеретинского царя Гиорги II, отверг жену Тамар, на которой он женился лишь двумя годами раньше. Тамар была дочерью гуриели и отличалась, как пишет миссионер Цампи[143], «редкостной красотой»; Алексадрэ обвинил ее в прелюбодеянии с кутаисским купцом и отправил ее с сыном Багратом к отцу в Гурию. Гуриели сильно обиделся и добился поддержки мингрельского Левана II Дадиани и абхазского князя. Этот антиимеретинский союз укрепился в 1621 году, когда сестра Левана, Мариам, вышла замуж за Симона, сына Мамиа гуриели, и сам Леван женился на Тамунии, дочери абхазского князя Сетемана Шервашидзе. Отрезанная мингрельцами от моря, Имеретия голодала. Крупный имеретинский феодал, сварливый Паата Цулукидзе, прозванный Цуцки (дворняжка), поссорился с царем Гиорги, ущемившим его права; перебежав к Левану Дадиани, Паата стал мингрельским визирем. Гиорги собирался напасть на Мингрелию, когда 9 декабря 1623 года Леван нанес первый удар, изгнал царя Гиорги и взял в плен имеретинских феодалов. Леван восстановил старинный сельджукский и монгольский обычай: он освобождал военнопленных только за выкуп. Междоусобица в Западной Грузии вдруг стала доходным делом.
Если бы Леван не поссорился с абхазами, он смог бы овладеть всей Западной Грузией. Но Леван обвинил Тамунию в прелюбодеянии со своим новым визирем Цуцки, отрезал ей нос и уши и, отправив жену к тестю, вместе с войсками вторгся в Абхазию и разграбил страну. Затем Леван отравил двух сыновей, которых родила ему Тамуниа; Цуцки же он не посмел убить, но поручил его своему зятю Мамиа гуриели. Одержимый Леван затем похитил Дареджан Чиладзе, жену своего дяди и воспитателя, Гиорги Липаритиани. Даже мингрельское общественное мнение возмутилось. Гиорги Липаритиани надел траур и устроил символические похороны похищенной жены. Может быть, к счастью, Гиорги умер до того, как вспыхнула гражданская война[144].
Леван Дадиани искушал судьбу: взбесив абхазского князя и имеретинского царя, теперь он встревожил гуриели: тот освободил Цуцки, уже собиравшегося сменить Левана его всеми уважаемым младшим братом Иосебом. К Левану подослали нанятого абхаза, который попытался воткнуть ему кинжал в спину, когда Леван перегибался через балюстраду. Но Леван выжил и выколол Иосебу глаза, конфисковав всю его собственность, кроме нищенской доли; задушив и четвертовав Цуцки, он выстрелил изувеченным трупом из пушки. Леван второй раз разграбил Абхазию, увезя вместо денег борзых и соколов[145]. В 1625 году Леван набросился на нового гуриели Симона, только что убившего спящего брата Мамию, и сказал ему: «Ты убил брата, поэтому больше не хочу быть тебе шурином: отдай мою сестру». Симон ответил не словами, а оружием, Леван взял его в плен, выколол глаза и через год отпустил. Симон постригся в монахи и уехал в Иерусалим; он жил до 1672 года и все время переписывался с бывшей женой Мариам, проживающей в Мингрелии с братом Леваном. Леван назначил гуриели брата Симона, абхазского католикоса Малакиа, и Гурия стала мингрельским вассалом, тем более что земли католикоса большею частью находились в Мингрелии. В любом случае Леван теперь провозгласил себя Леваном Дадиани и гуриели.
Только толстые стены кутаисского замка и отсутствие у мингрельской армии огнестрельного оружия спасали Имеретию от мингрельского завоевания. Чтобы отбиться от оскорбленных абхазов, Леван заставил почти всех работников своей страны, включая епископа, построить стену в семьдесят километров длиной от Черного моря до Кавказского хребта; стену сторожили стрельцы в деревянных башнях. После этого Леван то и дело совершал набеги в Имеретию, увозя скот и заложников на выкуп. Имеретия голодала, а Мингрелия, судя по описаниям Эвлии Челеби, преуспевала: в стране было шестьдесят больших деревень, и вдали от моря, куда оттоманы за податями ходить не смели, находились богатые виноградники и фруктовые сады. Султан Мурад IV, судя по всему, был очень доволен обнищанием Западной Грузии, которая уже не была в состоянии созвать 50-тысячную конницу против Турции. Чтобы Имеретия не оправилась от разорения, Мурад пообещал Дадиани послать турецкую конницу в обмен на чугун. Кроме обычных оттоманских налогов, по спискам Челеби, Западная Грузия ежегодно посылала в Турцию от сорока до пятидесяти юношей и девушек и тысячу пар шерстяных чулок.
Осажденный имеретинский царь Гиорги и свергнутый кахетинский царь Теймураз ничего, кроме моральной поддержки, не могли предложить друг другу. Теймураз уже не надеялся на помощь от турок или русских. Католические миссионеры в Гори, Греми и Тбилиси и Пьетро делле Валле, итальянский посол в Иране (который сблизился с грузинами, сосланными в Исфахан, и позже женится на осиротевшей дочери грузинских переселенцев), внушили Теймуразу дикую идею: он уговорит европейцев объявить войну его угнетателям. Сначала Теймураз воспользовался недовольством грузин, служивших шаху, но разочарованных убийством семьи Теймураза: среди таких диссидентов была семья Ундиладзе, включающая Алаверди-хана, губернатора провинции Фарса, имама Кули-хана — Шираза и Дауд-хана — Гянджи, не говоря о других, например эрзурумском Абаза-паше. К тому же Теймураз знал, что шах уже боролся с одной европейской державой, Португалией, за остров Ормуз, тогда ключевой торговый центр.