гуриели и отдал Гурии, в виде приданого, большую территорию. Продолжив политику Соломона I, Давит навлек на себя ненависть оттоманов: ахалцихский паша, которому поручили признать царем Имеретии Каихосро Абашидзе и помочь ему убить Давита, отправил на границу войска и укрепил турецкие гарнизоны в Сухуме, Поти и Батуме. Полковник Бурнашев убеждал Давита наброситься на турок, но новый царь не хотел, чтобы имеретинцы стали русским пушечным мясом.
В сентябре Давит отправил в Россию католикоса Максимэ, чтобы просить защиты от внутренних и внешних врагов. В Константинополе русские дипломаты напрасно уговаривали турок не поддерживать Каихосро Абашидзе: турки отступили только тогда, когда царь Эреклэ с русскими войсками, как туркам показалось, должны были вот-вот выручить Давита. В декабре настала очередь мингрелов: Турция блокировала все побережье, и Кациа Дадиани воззвал к Петербургу о помощи. Турки вновь отступили, но тогда дагестанцы под властью Омар-хана пересекли Картли и опустошили Нижнюю Имеретию. Наконец в октябре 1785 года Россия заявила протест, турки бросили свою марионетку, Каихосро Абашидзе, и Давиту Гиоргисдзе удалось помириться с некоторыми врагами, а других изгнать в Ахалцихе. В январе 1786 года лезгинских и турецких захватчиков заживо сожгли в их крепостях. Тем не менее Омар-хан угрожал Имеретии новой войной, если Давит не отдаст тела лезгин, лошадей и оружие. И внутри Имеретии не было мира: в июле 1786 года голодающие крестьяне опять взбунтовались.
В июле 1787 года Давит отправил в Россию поэта-дипломата Бесики Габашвили, якобы на переговоры (Бесики, судя по слухам, был на самом деле любовником царицы Аны Капланишвили, жены Давита). Бесики застрял в Украине до 1789 года, когда русские наконец разрешили ему отправиться в Петербург[189]. Уже в августе 1787 года вспыхнула война, и турки вторглись в Имеретию. Давиту пришлось сдаться, так как Эреклэ уже заключил с Турцией, несмотря на запреты трактата, договор о ненападении. В 1788 году Давиту пришлось сразиться с новым Дадиани, Григолом, которому Эреклэ помог победить. Когда Россия собиралась объявить Турции войну, она помогла Давиту только тем, что потребовала, чтобы ахалцихский паша оставил его и царя Эреклэ в покое. В 1789 году отчаявшийся Давит уступил, как обещал, престол Давиту Арчилисдзе, внуку Эреклэ. Этот Давит переименовался в Соломона II и заключил с Эреклэ договор о взаимной помощи, очень похожий на трактат. В 1791 году католикос Антон II, сын Эреклэ, усмирил имеретинских феодалов, и Давит Гиоргисдзе примирился со своим понижением: он стал царевичем и отдал Соломону II своего сына в заложники.
В марте 1785 года вблизи Сурами русские войска помогли Эреклэ поймать 600 лезгин, но главным врагом русские считали чеченский джихад, поддержанный турками, который угрожал всему высокогорному Кавказу. Артиллерия Эреклэ не справлялась с подвижными дагестанцами, и он решил подкупить Омар-хана ежегодной данью в 5000 рублей, которые ему приносил новый налог салеко («для лезгин»). Со своей стороны, Павел Потемкин подкупил Омар-хана, заплатив ему 4000 рублей, чтобы он не трогал картлийские медные шахты, охранявшиеся русскими солдатами. Новые налоги — салеко и сарусо («для русских»), то есть 30000 рублей на провиант для русских войск, — довели крестьян до нищенства, и в 1786 году кахетинские феодалы попросили у Эреклэ военной помощи, чтобы подавить крестьянские мятежи.
Уже в 1785 году русский резидент в Тбилиси, полковник Бурнашев, докладывал, что положение царства Эреклэ стало безвыходным: ездить по дорогам купцам опасно; население пряталось от дагестанских набегов, сборщиков податей и военных вербовщиков. Мусульманские ханства, например Гянджа, раньше вассалы Эреклэ, теперь тяготели к туркам. Даже христианские армяне боялись последствий русского протектората. Грузинская регулярная армия, созданная цесаревичем Леваном, начала распадаться в 1781 году после смерти Левана. Напрасно Эреклэ умолял русских прислать больше войск. Сражаться против дагестанцев и против ханств, особенно под русским командованием, стоило так дорого, что вся экономика Картли-Кахетии была подорвана. Положение усугубилось в 1787 году, когда началась Русско-турецкая война, и, нарушив трактат, полковник Бурнашев отвел своих солдат в Чечню, чтобы бороться с джихадом шейха Мансура. Подвергнутый Екатериной II такому же предательству, как Вахтанг VI в 1724 году Петром Великим, Эреклэ очутился в уязвимом положении. Турция требовала, чтобы Россия отказалась от суверенитета над Восточной Грузией, и Россия, решив, что сохранить Крым важнее, чем Закавказье, посоветовала Эреклэ самому разобраться со своими враждебными соседями.
Эреклэ пожаловался генералу Потемкину, что стал «посмешищем всех наших врагов», что задается вопросом, не истек ли срок действия трактата? Вице-канцлер Соломон Леонидзе и зять царя генерал Давит Орбелиани считали, что пора помириться и с Турцией, и с Ираном. Иранский воевода Астрабада, евнух Ага Мохаммед-хан (который в 1794 г. станет шахом) якобы был готов установить дружеские отношения, так как ему нужна была русская поддержка его претензий на престол. Эреклэ быстро договорился с Оттоманской империей, хотя турки сначала требовали, чтобы Эреклэ порвал с Россией, уступил им Армению и отдал в заложники двух сыновей. Некоторые оттоманские дипломаты выражали мнение, что лучше поддерживать Эреклэ, чем угрожать ему, чтобы не пускать Россию в Закавказье[190]. Турция, сосредоточив свои силы на борьбе с египетскими мамелюками, добивалась мира на Востоке. Тем временем Эреклэ попытался найти общий язык с иранским шахом Фетхом Али, что спровоцировало набеги дагестанского вождя Омар-хана. Но дипломатическая переориентация позволила Эреклэ выиграть время.
Вскоре он получил предложение от Сулейман-паши (потомка самцхийских атабагов) в Ахалцихе. Сулейман-паша был обеспокоен буйными и дорого обходящимися лезгинами, которых он приютил, когда пересекал Картли с севера (у лезгин были тайные лесные тропинки от Дагестана до Ахалцихе): во время мира между Турцией и Россией паше приходилось обуздывать лезгин, он опасался быть уволенным, если они нарушат мир; но каждый конный лезгин стоил в месяц пять рублей серебром и пользовался неограниченным правом грабежа. В сентябре 1786 года, когда Эреклэ поручился, что больше не впустит русские войска в Закавказье, Сулейман в обмен пообещал, что оттоманские войска не будут больше переступать границу. Этот договор оставался в силе до 1791 года: следующий паша Исхак даже взял у Эреклэ солдат-христиан, чтобы сокрушить лезгин, несмотря на то что чылдырские мусульмане пришли в ужас оттого, что паша с помощью христиан борется с мусульманами. Обещания Эреклэ оказались опасным маневром: договор с турками якобы нарушил трактат, хотя Эреклэ оправдывался тем, что Россия отказывала ему в поддержке.
Грузинские феодалы часто винили Эреклэ в том, что он слишком торопливо принял русские условия. В августе 1787 года Эреклэ сам пожаловался послу Гарсевану Чавчавадзе: «Кому обращусь и повем мою печаль? Пойду к оттоманам, помогут ли мне? Пойду к кызылбашам, пожалеют ли? Пойду к дагестанцам, примут ли меня?»[191] Но с противниками пришлось считаться: Эреклэ призвал на совет царевича Гиорги и уже больного католикоса Антона I, а затем отправил в Ахалцихе и Исфахан посланников (русским Эреклэ объяснил, что посланник ехал в Исфахан повидаться с родственниками).
Отзывчивость и терпимость ахалцихского паши поощрили Эреклэ и его внука Соломона II составить план объединения, к которому Эреклэ привлек кутаисского и гелатского епископов с представителями Гурии, Мингрелии и Имеретии. В 1789 году картли-кахетинский дарбази проголосовал за непосредственное объединение; наследник Гиорги красноречиво объяснял, как опасно разъединение для страны. Но Дареджан, вторая жена Эреклэ, не любила пасынка Гиорги и хотела, чтоб Соломон II, ее внук по дочери, царствовал дальше в Имеретии. Эреклэ подчинился Дареджан и ее клике (воевать за территорию он любил, но семейных распрей не выносил). Поэтому Имеретия и Картли-Кахетия остались отдельными царствами, хотя в 1790 году Соломон Леонидзе набросал черновик трактата между Имеретией и Картли-Кахетией.
Обстановка ухудшилась. В 1789 году кахетинские крестьяне, обездоленные налогами и войной, восстали, потребовав смены царя и прекращения вымогательства со стороны многочисленных детей Эреклэ, отбиравших у них пшеницу, коров и вино. Россия предложила Эреклэ всего 1000 тонн железа, 25 тонн свинца и 50 тонн жести, которые он продаст, чтобы оплатить выкуп людей, похищенных дагестанцами.
Грузию еще раз предали Русско-турецким мирным договором 1791 года, по которому Екатерина II даже вызвалась покинуть Закавказье, если турки признают Россию как защитницу христиан. В Яссах, тогда на оттоманско-российской границе, Бесики Габашвили защищал интересы Соломона II, но, не получив ни одной уступки, умер от лихорадки (через несколько недель умер и Григорий Потемкин). Таким образом, ни словом не обмолвившись о трактате и отдав Имеретию под оттоманский суверенитет, Россия оставила за собой Крым и левый берег Днестра.
В том же году царь Эреклэ II повторил ошибку Давита IV Строителя: по настоянию второй жены Дареджан он подписал завещание, по которому старший сын Гиорги обязался после смерти передать престол не своему сыну, а сводному брату Юлону, старшему сыну Дареджан, при условии, что Юлон «окажется достойным». Тем временем назрел кризис: став шахом, Ага Мохаммед-хан искал у Эреклэ уже не дружбы, а территории. Впервые за четыре столетия Оттоманская империя безоговорочно признала права Ирана на Картли-Кахетию. Русский генерал Иван Васильевич Гудович в 1792 году уже предупредил Эреклэ, что в случае иранского нашествия он получит только дипломатическую поддержку. Теперь турки, почуяв, что Картли-Кахетия ослабла, подстрекали единоверцев-суннитов в Дагестане