Цицианов, известный как «гневный князь», по крайней мере мог общаться с народом, но злоупотребления остановить не смог. Россия отправляла в Грузию самых некомпетентных и коррумпированных чиновников, которые задерживали благородных грузин и заставляли их идти пешком пятьдесят километров с веревкой на шее. Цицианов сам не был либералом: в феврале 1803 года он пожаловался графу Кочубею, что в Тбилиси нет палача, способного сечь кнутом, так что осужденных приходилось сечь шпицрутенами[201]. (Типичным тогдашним заимствованием из русского языка был глагол розгва, «высечь», от русского «розги».) «По невозможности отправлять в Сибирь» каторжников посылали в Ахталу копать медь «к заводам гр. Мусина-Пушкина». Цицианов ввел в Тбилиси комендантский час, заставил граждан поселить у себя русских солдат и ограничил продажу мышьяка.
Весной 1803 года, как только открылся перевал, Цицианов начал выселять Багратионов. Обе царицы уже отказались от царского приглашения поселиться в Петербурге, но генерал-майор Лазарев не принимал отказ всерьез: «А mauvais jeu ils font bonne mine» (Они делают хорошую мину при плохой игре). В марте Лазарев с офицерами, ворвавшись в опочивальню царицы Мариам, объявил, что карета готова. Она выхватила из-под одеяла кинжал и заколола Лазарева, а ее дочь Тамар другим кинжалом ранила тбилисского полицеймейстера[202]. В наказание Мариам послали под конвоем (с запретом на острые ножи и вилки) не в Петербург, а в Белгород. Царица Дареджан выдержала до октября: ее смогли выселить, поймав на месте преступления, когда она пыталась выкрасть образ из церкви Анчисхати. Царевича Вахтанга и невенчанного царя Давита увезли из Грузии, к их возмущению, в «запечатанной стальной коробке». Царевич Юлон подкупил осетин, ремонтировавших для русской армии дорогу к Казбегу, чтобы они снесли мосты. Тем не менее в августе 1804 года и его поймали и выдворили. В горах на севере от Тбилиси Парнаоз вместе с Александрэ Чавчавадзе, сыном дипломата Гарсевана, командовал 120 кахетинскими партизанами: главной целью было убийство генерала Цицианова. Парнаоз и его партизаны бродили по горам до октября 1804 года, когда он попал в плен. Юлона послали в Тулу: ему дали «мизерное» месячное пособие в 1135 рублей. Парнаоза отправили в Воронеж. Когда царевичи раскаялись, их пустили в Петербург. (В Воронеже Парнаоз, переводивший Жан-Жака Руссо, ослеп.) Из Ирана царевичи Теймураз и Александрэ писали в Петербург, что готовы вернуться, если русские посадят на престол любого Багратиона.
Большею частью сосланные в Россию Багратионы примирились с новой жизнью: они стали сенаторами, офицерами, помещиками, учеными. Невенчанный царь Давит продал правительству свои тбилисские дворцы, обвинил в своем несчастии царицу Эленэ и попросил Святейший синод дать ему развод. Давит привел очень много доводов, например, «не соблюдены были ею доброта и честность девства», «прислала ко мне бобы, приправленные лекарством, привлекающим к любви», «изготовлено было ею писание завороженное». Эленэ подробно и с достоинством опровергла каждый пункт, и Синод отказал Давиту в разводе. Удивленный Давит ответил, что его дядя католикос Антон II сразу развел бы их из-за взаимной антипатии[203]. (В 1810 г. царь Александр пригласил Эленэ в Петербург, где она должна была жить вместе с ненавистным мужем: Давит, став ученым генералом, составлял словари, изучал Вольтера и писал кислые стихи о том, как его понизили в сенаторы.)
Грузинские феодалы получали в качестве компенсации армейские чины, пенсии, награды за верность и оставались крепостниками. Как в любой российской губернии, они выбирали предводителя дворянства: такой чести удостоился дипломат Гарсеван Чавчавадзе, несмотря на его двусмысленное отношение к русской власти. Цицианов старался поднять настроение феодалов: он собрал остатки типографии Эреклэ, разобранной во время иранского нашествия, и открыл первую аптеку и почтамт в Грузии. Цицианов ограничил рукоприкладство полиции, просил Петербург больше не присылать коррумпированных чиновников и заказал русский перевод кодекса Вахтанга VI для пользы русских судей.
После русской оккупации наступил мир, хотя дагестанцы в поисках заложников все еще совершали набеги на окраины Тбилиси и курдские солдаты из Ахалцихе переходили границу, чтобы убивать казаков. Дмитрий Орбелиани вторгся в пашалык и заставил пашу отдать ему шестьсот курдов и лезгин, которых Орбелиани триумфально прогнал через всю Картли и Кахетию. С чар-белаканских лезгин взяли 220 пудов шелковых коконов штрафа за набеги и присоединили к России. Когда в январе 1804 года русские войска заняли Гянджу и взяли 17000 пленных, грузинам показалось, что и они победили. Вслед за Гянджей был завоеван весь Азербайджан, так что Тбилиси опять получил доступ к Каспийскому морю, а Дагестан был отрезан от Ирана. Расширение Российской империи наконец совпало со стремлениями Картли-Кахетинского царства.
Грузинские крестьяне, однако, страдали по-прежнему. Весной 1804 года, в самом уязвимом пункте, именно на западе от Крестового перевала, вспыхнул первый крупный мятеж. Местных осетин возмутила реквизиция казаками зерна и мяса; капитан-исправник бросил зачинщиков протеста в помойную яму с мертвыми кошками, дерьмом и сывороткой и затем заставил крестьян очистить дорогу от снега и камней: двух мужчин засекли, а женщин запрягли в сани и подгоняли плетьми. Некоторых крестьян смело лавинами, лошадей и быков так перенапрягли, что «не осталось и кожи»[204]. Вся Арагвинская долина восстала, убила семнадцать солдат из войска генерала Волконского и заняла крепости по военной дороге; к июлю уже четыре тысячи грузинских и осетинских повстанцев просили царевича Парнаоза вести их в бой. 3 августа в битве при Ломиси пятьсот хевсуров окружили русских, которых спасли нерешительность кахетинских феодалов и неожиданный приезд генерала Цицианова, раньше осаждавшего Ереван. Сотни горцев умерли на русских штыках или были взяты в плен. На последующие восемь лет горцы были усмирены.
Имеретинский царь Соломон II, хорошо осведомленный о судьбе Картли-Кахетии, полностью разочаровался в добросовестности России, и Соломон Леонидзе, бывший вице-канцлер Эреклэ, отговорил его от дальнейших уступок. В ответ на упреки Цицианова, что Имеретия помогает мятежным картлийским царевичам убегать в Дагестан, Соломон ответил, что обязан оказывать своим дядям гостеприимство, но будет уговаривать их помириться с Петербургом. Леонидзе предупредил Цицианова, что Соломон II — человек воинственный и примет протекцию России, только если ему и его наследникам гарантируют царство, если Мингрелия и Гурия останутся подвластными Имеретии и Имеретия получит доступ к порту Поти.
В июне 1803 года Цицианов посредством бесконечных препирательств и подкупа («173 червонных и 2,291 р.») уговорил Соломона освободить царевича Константинэ, сына свергнутого Соломоном царя Давита Гиоргисдзе: русские дали истощенному юноше одежду и «благопристойный экипаж» и увезли в Тбилиси[205]. А в 1804 году Цицианов обратил против Соломона вооруженную силу, отправив русское войско, якобы чтобы открыть дорогу из Картли в Мингрелию к Дадиани, единственному грузинскому вассалу, которому Россия доверяла. 25 апреля Цицианов велел Соломону выполнять военные приказы и служить России по условиям трактата: если он подчинится, царь Александр может вернуть ему Лечхуми, раньше уступленную Мингрелии. (В то же время Цицианов уверил Дадиани, что Лечхуми останется за Мингрелией.) Цицианов считал неудобным аннексировать Имеретию: турки возразили бы, и, кроме проса, которого русский солдат не ел, там было нечего есть. Но дни этого царства были сочтены. Как только Гурия, вопреки возражениям молодого Мамиа гуриели, объявила себя вассалом России, Соломон был окружен прорусскими правителями. Представителем Цицианова в Имеретии был ненавистный Соломону генерал-майор Литвинов.
17Конец царя Соломона
Если соблюдали свято, то почему отняли у нас город наш Кутаиси <…> во дворце нашем, в самой спальне нашей нижние чины держат наложниц — служанок, отнятых у наших же князей <…> почему солдаты схватили в Кутаисе самого зятя моего, из первых князей Имеретии, Цулукидзе Давида, волочили его, били, расшибли ему голову <…> русские войска столько лет стоят в нашем царстве как у себя дома, продовольствуясь от нас дровами, квартирами, провиантом, фуражем, быками, лошадьми, арбами, пищею и питьем <…> вместо благодарности ругают нас и презирают наших князей и благородных?
Соломон II не поддался русскому давлению: он пожаловался туркам, вступил в переговоры с ханом Гянджи; напав на Мингрелию, взял 40 заложников и убил курьеров, везших письма Дадиани в Тбилиси; он потребовал от русских правителей 120000 рублей, которые он якобы дал царю Эреклэ взаймы, и тщетно настаивал, чтобы русские войска не вступали в Кутаиси. Генерал Цицианов подозревал, что Соломону давал советы не только Леонидзе, но и иностранный Макиавелли, которого он называл ce démon de prêtre («этим бесом-священником»), патер Николай. На самом деле бесом-патером был Никола ди Рутильяно, итальянский капуцин-миссионер, который досаждал своим ватиканским хозяевам не менее, чем начальству в Закавказье. В 1795 году, когда он учился на миссионера в Тбилиси, о нем говорили, что он «голова буйная, горяч чрезмерно», неохотно занимался грузинским; в 1801 году капуцины в Петебурге жаловались на его непослушание и «скандалы» и безуспешно пытались выдворить его из Грузии; к 1809 году он «еще больше утвердился в своем упрямстве»[206]. Патер Николай больше интересовался мингрельской и имеретинской политикой, чем религией и, будучи единственным квалифицированным врачом во всей Западной Грузии, стал лейб-медиком Григола Дадиани, который подарил ему лошадь, часы и деревню в тридцать дворов.