раздавал крестьянам семена кунжута и призывал иностранных стеклодувов, чтобы разливать и вывозить кахетинское вино.
Паулуччи расправился с остатками Багратионов: «безнравственную» Анастасию, уже немолодую дочь Эреклэ, он поручил экзарху Варлааму заточить в монастырь. Избавившись от католикоса Антона II, Паулуччи уволил за продажу церковной собственности епископа Арсена, изобличившего католикоса по приказу главнокомандующего. Последним делом была фальсификация истории: он вынужден был реквизировать 32 кг бронзы и положить новые гробовые плиты на царские могилы в Мцхете, так что Гиорги XII теперь прославился тем, что «доверил российскому императору свою родину».
В отношении Имеретии у Паулуччи опускались руки: там бушевала чума, малярия и лихорадка; население всё убывало: 7450 крестьян сбежали в Ахалцихе. Паулуччи заключил, что Имеретия — такая маленькая территория, что неудобно и дорого управлять ею, как будто она — провинция. Имеретинцы нуждались в быстром правосудии азиатского типа, лицом к лицу. Прокладывать дороги по такой местности не представляется возможным, и благодаря близости Ахалцихе и Соломона II Имеретию усмирить было нельзя. Только в Гурии правительство имело успех: Паулуччи распространил выращивание кукурузы, которая со временем, сменив просо, начала кормить народ, русскую армию и даже иностранный рынок (на Тереке кукурузу уже сто лет выращивали казаки и осетины, а в Западную Грузию она была ввезена намного позже: грузинское слово симинди происходит от греческого семидалис (тонкая мука), что2 наводит на мысль, что кукурузу в Грузию привезли черноморские греки[214].
Неожиданно разразился кризис в Кахетии. Из-за голода и чумы 1811 года резко поднялись цены на зерно, а за реквизированные пшеницу и ячмень русская армия платила гроши. Когда Паулуччи предложил всего шесть абазов (один рубль двацать копеек) за пуд, в то время как на рынке пуд стоил пять рублей, крестьяне забастовали. Солдаты конфисковали зерно и изнасиловали крестьянок. 31 января жители деревни Ахметы истребили карательную экспедицию, захватили Телави и Сигнаги. Поднялась вся Кахетия. Пока феодалы колебались, крестьянский бунт охватил и уже кипевшие досадой горные области: к Крестовому перевалу подошла тысяча хевсуров под командованием анонимного храмового сумасшедшего (хатис-гижи). Паулуччи на каспийском побережье тогда поднимал войска в атаку против иранцев, но он помчался в Кахетию. 1 марта 4000 повстанцев, убив адъютанта Паулуччи и генерала Вахтанга Орбелиани, провозгласили царем Картли-Кахетии Григола Иоанесдзе, старшего племянника бездетного невенчанного царя Давита и, с точки зрения многих грузин, истинного наследника престола. Паулуччи понадобился год, чтобы подавить мятеж. Он повесил восьмерых зачинщиков, но пошел на уступки, уволив ненавистного капитана-исправника, запретив конфискацию зерна и назначив следственную комиссию. Царевич Григол Иоанесдзе сам сдался в плен и был отправлен в Петербург. Паулуччи винил за беспорядки безнравственных русских чиновников, «зверский характер и непостоянство жителей», происки ссыльных Багратионов и иранцев, их поддерживавших, феодалов, лишенных бывших привилегий, слишком тяжелую барщину, медленное русское судопроизводство и «тысячу делаемых подлостей чиновниками провиантского ведомства»[215]. Партизаны и разбойники все еще скрывались в кахетинских лесах, но Паулуччи закончил свое правление успешно. Вскоре он советовал императору, как сражаться с Наполеоном, и через год со вкусом и гениальностью отстроил испепеленную войной Ригу.
Когда Паулуччи сменил генерал Ртищев, в Россию вторгались и Наполеон, и иранский шах. Кахетинским мятежникам показалось, что именно теперь силы русской армии будут напряжены до предела. Тридцать кахетинских феодалов поехали в Иран за царевичем Александрэ, чтобы вместо сосланного Григола венчать его на царство. По сравнению с Паулуччи, Ртищев был не силен в дипломатии: в ответ он отменил следственную комиссию и отправил к мятежникам двух генералов, обещавших амнистию, если те сложат оружие. Но пока Ртищев наводил порядок в Армении, царевич Александрэ с сотней сторонников перешел Куру, распространив ложное известие, что за ними идет иранская армия. В то время как Москва горела, 6000 бунтовщиков отрезали Военно-Грузинскую дорогу. Других мятежников Александрэ отправил, чтобы изолировать Тбилиси и открыть ему дорогу в горы. Сразившись с генералом Орбелиани 21 сентября, царевич одержал победу, но потерпел поражение, когда в бой вступил полковник Тихановский с пушками. Конница Александрэ навела на русскую пехоту ужас, но у мятежников не было артилерии.
В октябре 1812 года Ртищев лично возглавил кампанию, и русская армия изрубила в куски войска Аббаса Мирзы, сына Фетха Али-шаха и главного сторонника царевича Александрэ. От банды царевича откололись грузины и лезгины, и только хевсуры, не сдавшиеся, даже когда русские окружили их горное укрытие, остались ему верны. В мае 1813 года русские убили 700 хевсур и снесли башни крепости Шатили и двадцать других деревень. Александрэ добрался до Дагестана; его лезгинские воины, взятые в плен, были либо расстреляны, либо сосланы на каторгу в рудники.
Ртищев сжег мятежные деревни, поля и виноградники, перебил или переселил несколько тысяч крестьян. Шестьдесят двух феодалов и священников он отдал под полевой суд; сажал монахов и монахинь, а остальных сослал в Сибирь на каторгу. 14 января 1813 года он повесил четырнадцать крестьян, среди них семидесятипятилетнюю старуху. Взыскав в виде штрафа с кахетинского народа 50000 серебряных рублей, тысячу с лишиним тонн пшеницы и пятьсот тонн ячменя, Ртищев довел народ до уровня обнищавшей Имеретии. В качестве наказания за любое преступление он применял коллективную ответственность, воров секли, деревнями управляли военные. Лишь немногие пользовались доверием начальства: например, архимандрит Елевтери из Кварели, прославившийся тем, что прервал обедню, чтобы повести прихожан в атаку на внезапно появившихся лезгинских захватчиков, смог купить у русских тридцать кило пороха и получил ежегодную пенсию в тысячу рублей серебром[216].
Три года подряд Ртищев уговаривал царевича Александрэ сдаться, и в письмах осыпал беглеца то упреками и угрозами, то обещаниями. За выдачу царевича, мертвого или живого, Ртищев предложил аварскому хану 6000 рублей и пожизненную пенсию. Александрэ, завербовав дагестанских телохранителей, относился ко всем предложениям крайне подозрительно. Посредник Александрэ был неприемлем для Ртищева, и наоборот. Ртищев посылал к Александрэ отца Елевтери, Александрэ к Ртищеву — армянского прапорщика Корганова. Ртищев даже написал Аббасу Мирзе с предложением отпустить Александрэ в Иран, если Аббас пообещает, что больше его не выпустит. К маю 1816 года Ртищев был уверен, что Александрэ спустится с гор и сдастся русским в Кизляре, но царевич повернул на юг и в июле с одиннадцатью сторонниками, поболтав с казаками на границе, перешел Куру и добрался до Ахалцихе, чтобы ехать в Иран. (Генерал Ермолов арестовал пограничного офицера и приказал, чтобы всех негрузин и нерусских, потворствовавших побегу, повесили на месте.)
По условиям мирного договора Россия могла оставить за собой только ту турецкую территорию, которую приобрела не вооруженной силой, а хитростью. Поэтому Ахалкалаки, Поти и Батуми пришлось вернуть оттоманам. Сухум, где христиане Шервашидзе управляли страной, остался русским портом в Грузии и мог бы процветать, если бы туда провели дорогу и построили мосты. Мирный договор обезвредил царя Соломона, еще в 1813 году лишившегося своего лейб-медика и лучшего советника, отца Николы ди Рутильяно, который умер в Ахалцихе от чумы. Хотя турки уже не оказывали ему поддержки, он получил убежище в Трабзоне, где 7 февраля 1815 года умер от плеврита. (Его духовник, отец Илларион, переселился на Афон, где оказался единственным грузинским монахом и провел тридцать лет в полном уединении[217].) С покойным Соломоном Ртищев обошелся по-рыцарски, выразив готовность похоронить его в царском мавзолее в Гелати. Но Соломона похоронили в церкви Святого Григория в Трабзоне и только в 1990 году перезахоронили в Гелати. Шестьдесят человек из придворных Соломона пустили домой в Имеретию, и его вдова и две сестры беззаботно зажили в Петербурге.
Несмотря на мир, жить в Имеретии легче не стало. В 1815 году умер от инфаркта генерал Симонович, самый доброжелательный из русских правителей. Единственным местом, где можно было разгружать корабли, был Редут-Кале, где частые бури и каботаж мешали торговле. Люди голодали. Ртищев передал русскому экзарху власть над имеретинской церковью, но в гражданском управлении порядка не наводил. Он умел только наказывать: евреев, принимавших крепостных в залог, секли и ссылали с семьей в Сибирь. Несмотря на декрет, по которому каждую купчую по продаже крепостных должны освидетельствовать три человека, юношей и девушек продолжали продавать в рабство. Ртищев боролся с разбойниками, поставив сторожей по главным дорогам, и заставив землевладельцев компенсировать ограбленных на их территории. Отчаявшись в конце концов, Ртищев объявил, что любит армян, верных только России. Но для полуармянского Тбилиси он сделал мало, напрасно попросив деньги, чтобы построить богадельню и ратушу. Судопроизводством Ртищев занимался лично: по средам и пятницам он принимал петиции и решения выносил на следующем заседании. Как и его предшественники, он старался выявлять жуликов, заставив феодалов предъявить родословную. Его попытки навести порядок в финансовой путанице не увенчались успехом. Тбилисский монетный двор еще чеканил мелкие серебряные монеты, но меди уже не было, так что ввезли копейки на полмиллиона рублей. В 1814 году Ртищев ввел в обращение бумажные ассигнации, но никто не хотел их принимать, так как они стоили всего четверть номинальной цены. Самой непростительной оплошностью Ртищева, однако, была попытка построить порт при крепости Святого Николая вблизи от Поти: стройку бросили, когда лихорадка уже унесла жизнь 3000 солдат.