Грузия. Перекресток империй. История длиной в три тысячи лет — страница 80 из 120

4 октября 1816 года Ртищев, написав последний рапорт, утверждавший, что он принял Грузию «в бедственнейшем его положении», а теперь оставлял «в самом цветущем состоянии», ушел в отставку. Ртищева сменил генерал-лейтенант Алексей Петрович Ермолов, который уже двадцать лет мечтал стать правителем Кавказа. Хорошо образованный и «чрезмерно трезвый» генерал любил порядок. Он начал с того, что тщательно выявил ложных грузинских дворян и назначил комиссию для устранения противоречий в уголовном кодексе Вахтанга VI и перевода его на русский. Ермолов получил у петербургского Министерства финансов огромную субсидию для пустой кавказской казны. Он уволил экзарха и нашел другого, более озабоченного церковной собственностью, чем доктринами. Отремонтировал Военно-Грузинскую дорогу, в надежде, что вешние воды и лавины больше не будут сметать мосты; наметил план шоссе, связывающего Поти с Тбилиси и Баку. Чтобы пополнить население, Ермолов привез пятьсот радикально настроенных немецких протестантов из Вюртемберга: бесстрашные сектанты, намеревавшиеся года два спустя присутствовать на Втором Пришествии в Иерусалиме, плыли из Венгрии вниз по Дунаю и затем посуху добрались из Одессы в Грузию, где Ермолов дал им землю вблизи Тбилиси. Ермолов надеялся, что немцы обучат грузин производить молочные продукты и лучше пахать; через год немцы продавали в Тбилиси швейцарские сыры и немецкую колбасу.

Несмотря на иммиграцию, в 1817 году людей в Тбилиси было меньше, чем в 1794-м. Но Ермолов решил, что населению по карману повышенная подушная подать в 4 рубля серебром. В то же время Ермолов осуждал феодалов, доводивших крестьян до нищеты не только крутым оброком, но и требованиями, чтобы те оплачивали расходы гостеприимства, похорон, свадеб своих хозяев, дарили им пасхальные и рождественские подарки, поставляли лошадей и кормилиц. Крестьянин, работающий в городе, обязан был так дорого платить помещику, что чернорабочих не хватало. Чиновников тоже не хватало, но Ермолов щедрыми пособиями привлек новых из России и завербовал из Казани переводчиков на турецкий и арабский языки. Он построил заводы, где производили мареновый краситель и пряли шелк, и дал французу Кастелле деньги, чтобы построить шелковую фабрику европейского типа. Фабрика заработала, но прибыли не приносила; Кастелла умер, и Ермолов назначил его вдову директрисой школы для девиц. (Тем временем тбилисская школа для благородных мальчиков уже обучала 250 учеников.) Как в России, тбилисские купцы были разделены на гильдии; они пользовались налоговыми льготами, гостиными дворами и военными конвоями, когда отправляли товары по Черному морю. Французские виноделы пытались улучшить качество кахетинских вин, но на бутылки не было стекла.

Нововведения часто оказывались неудачными. Ермолов констатировал: «Можно сказать о князьях грузинских, что при ограниченных большей частью их способностях нет людей большего о себе внимания, более жадных к наградам без всяких заслуг, более неблагодарных»[218]. Колонисты из Вюртемберга были неуправляемы: их либеральные взгляды и сексуальные обычаи шокировали и русских, и грузин; они плохо справлялись с лютыми зимами; азербайджанские соседи нападали на их фермы, и грузинские священники преследовали их. Когда напали иранские войска, пришлось заплатить выкуп, чтобы освободить немецких жен и детей. Тем не менее к 1824 году немецкое население выросло до 2000 человек и к ним присоединились другие протестантские фермеры.

Если учесть, что Ермолов бо2льшую частью времени громил чеченцев, дагестанцев и черкесов, его достижения в Закавказье замечательны. К 1816 году в Закавказье русская армия насчитывала 30000 человек. Имеретия же была на краю полного разорения: за год в Редут-Кале приплыло всего лишь 27 кораблей, и то, что они привезли, ушло вверх по Риони на провиант для русской армии. Пособие в 10000 рублей оказалось каплей в океане общего голода даже при том, что население всей Западной Грузии составляло меньше 120000 человек (а в Кутаиси всего тысяча). Кукурузу и просо брала для себя русская армия, которая мало платила. Помещиков лишили всякой власти; денег в обращении почти не было, но налоги на крепостных, особенно церковных, сильно повысились. Французский полковник Бернар Роттие (Rottiers), который в 1811 году приехал служить генералу Дмитрию Орбелиани главным штаб-офицером, потому что хотел «изучать совершенно новый тип войны», по пути домой в 1818 году пересек Имеретию. Сурами, последняя почтовая станция в Картли, совершенно обезлюдела после чумы, и Кутаиси был полностью развален, кроме католической миссии, где еще ухаживали за больными чумой[219]. Махмуд, сын ахалцихского паши Селима, только что захватил 39 гурийцев, и генерал Курнатовский попросил Роттие договориться об их освобождении, как только он доедет до Трабзона. После упразднения епархий вспыхивали восстания, многие священники оказались безработными. Даже «верноподданный» Леван Дадиани и его мать Нино переписывались с турками и с царевичем Александрэ, и Нино подарила ахалцихскому паше девушку-рабыню. Роттие слышал, что ишаки, груженные порохом и дробью, переходили горы с оттоманской территории.

В Раче вооруженные мятежники изгнали чиновников и ввергли генерала Курнатовского в панику. Ермолов прислал гренадеров с артиллерией. Племена Абашидзе и Церетели назначили царем Имеретии Иванэ Абашидзе, внука Соломона I, а остальные феодалы решили привезти царевича Александрэ из Ирана. Русские пошли на уступки, прекратив реформу церкви и вывезя экзарха Феофилакта, которого народ так ненавидел, что без конвоя в 300 человек с двумя пушками он не смог бы выехать из Кутаиси. Помощник Ермолова, генерал Сысоев, не сгибался, он потребовал «раскаяния» и клятв в верности, укрепил Кутаиси и разжег гражданскую войну между прорусскими и антирусскими имеретинцами. Кутаисского епископа Доситэ и гелатского епископа Эквтимэ, бывших посредников между Соломоном II и русскими, схватили сто егерей и выдворили из страны (Доситэ умер в пути).

В марте 1820 года восстала вся Гурия. Полковник Пузыревский, уполномоченный «истребить» гурийских князей, приехал в Гурию якобы чтобы сделать дорожную съемку. Приказав гурийскому регенту Каихосро сдать русским беглого претендента на престол, Иванэ Абашидзе, Пузыревский ударил князя плетью. Гурийцы убили Пузыревского на месте и взяли в заложники его офицеров. В тылу у Пузыревского стоял полковник Згорельский с 300 солдатами и артиллерией, но тот побоялся засад и отступил. Ермолов объявил Каихосро изменником и пообещал «террор»; он схватил жену и детей Вахтанга, сына Давита Гиоргисдзе и потому возможного кандидата на имеретинский престол. (Вахтанга раньше не выдворили в Петербург, по словам Ермолова, «по причине скотоподобной его глупости».) В апреле восстание около монастыря Шемокмеди сокрушило русских, 33 из которых погибли. Затем гурийцы перебили русский тыл, перешли реку Рони и c помощью Григола, брата верного Левана Дадиани, напали на Редут-Кале. Хотя Леван сдал брата русским, гурийцы и Иванэ Абашидзе двинулись дальше на восток. Генерал Вельяминов, хваставшийся, что у него «достаточно войск, чтобы истребить всю Имеретию», сжигал мятежные деревни, вырубал сады и виноградники и вешал пленных на месте. Гурийцев заставили сдать убийцу Пузыревского, который признался, что сам Каихосро гуриели заказал убийство. Русские построили на месте убийства гробницу, и там солдаты гоняли убийцу сквозь строй, пока он не умер[220]. К осени Иванэ Абашидзе уже находился в Турции, и всех «изменников» сослали в Сибирь, где многие погибли. Довольный Ермолов отметил о Гурии, что «нищета крайняя будет их казнию».

В 1821 году вернулся экзарх Феофилакт, чтобы довести до конца упразднение имеретинской церкви. Вся Западная Грузия была уже подавлена. Кое-какие имеретинцы тайком вернулись из Сибири, но в 1824 году их поймали и сослали опять. Единственным, кто составил планы развития Имеретии, был французский консул Жак-Франсуа де Гамба. Он предлагал рубить леса и сплавлять стволы в Картли, где строил лесопилку. Ему запретили вмешиваться. В Редут-Кале приплывало еще меньше кораблей, и уже не было надежды, что Грузия станет транзитной страной для торговли с Ираном. Зато турецкий Трабзон был битком набит британскими судами, и товары из Трабзона шли в Иран через Евфрат. Мингрелия и Гурия, однако, сохранили долю независимости: пока брат Григол сидел в Сибири и мать Нино жила в Петербурге, Леван Дадиани властвовал, а в Гурии молодой Мамиа стал гуриели, но в 1826 году умер, и после его смерти страной управляла его мать Сопио с советом регентов (Каихосро еще был в розыске).

Ермолову не удалось построить мостов и дорог, без которых страна оставалась разъединенной, и он напрасно старался стимулировать экономику. Тбилисские купцы не давали иностранцам доступа к рынку: все планы выращивать хлопок, индиго и табак покрывались пылью. Французский консул де Гамба предложил пригласить в Грузию триста французских шелководов, которые посадили бы миллион белых тутовников, и создать рынок для грузинского шелка, но это предложение не было реализовано, как и предложение другого француза, Кастеллы, ввозить и стричь тибетских коз. Но, как с удовольствием отметил сам Гамба, к 1823 году в Тбилиси уже существовали хороший прованский ресторан и две французских кондитерских, город очистился от щебня 1795 года, публике дали доступ к некоторым дворцовым садам, и иностранные купцы, большею частью британцы, торговали с Ираном через Тбилиси[221].

Последним заданием Ермолова было подавление осетин, отказывавшихся платить подати. В конце концов осетин в отличие от грузинских крестьян освободили от налогов и барщины и обложили всего тремя баранами или рублями серебром и обязали двадцать дней в год пахать земли помещика. В апреле 1826 года Ермолов опозорился, когда Аббас Мирза без объявления войны напал на Закавказье. Ермолов, убежденный, что ему недоставало войск, чтобы нанести контратаку, уступил без боя Гянджу. Еще неопытный царь Николай I возмутился и сменил Ермолова генералом Паскевичем, которому уже давно надоело быть второй скрипкой у Е