Всю весну Тбилиси наводняли жалобы на генерала Максуда Алиханова, усмирявшего страну массовыми арестами, полевым судом, комендантским часом. Народ не переставал сопротивляться: в апреле Павлэ Дадиани убили, и убийцы запретили семье похоронить его. Воронцов-Дашков решил убрать Алиханова и назначил на его место в Кутаиси личного друга, «красного губернатора» социал-демократа и агронома Владимира Александовича Старосельского. Раньше Старосельский был известен как борец против филлоксеры, а теперь Воронцов-Дашков уверил Петербург, что был единственным человеком, способным вылечить Западную Грузию от революционной инфекции. Император был в ужасе оттого, что наместник назначил радикала, попросившего население «служить новому правительству, как вы раньше служили царю», и заметил, что надо было повесить Старосельского на иве. Но Старосельский спас народ от истребления, уговорив генерала Маламу вывести из Имеретии десять тысяч солдат.
К осени 1905 года Грузия, как и бо2льшая часть России, была парализована забастовкой почтовых, телеграфных и железнодорожных рабочих; два паровоза, заблокировав Сурамский туннель, разделили Грузию на две части. Гурия — к ноябрю первое марксистское государство в мире — оказалась в руках вооруженных повстанцев, которые ввели систему, когда каждые сто и тысяча хозяйств выбирали по одному организатору в защиту гурийской революции.
Воронцову-Дашкову приходилось везде и постоянно разбираться с конфликтами. Армяне и азербайджанцы начали резать друг друга по всему Закавказью, но Воронцов-Дашков действовал так же смело и либерально, как Старосельский: он пригласил на чай главу меньшевиков Исидорэ Рамишвили (который скоро станет в Думе депутатом Кутаиси и исключит Иосеба Джугашвили из партии социал-демократов). Воронцов-Дашков был уверен, что человек «с такими ясными глазами» не может лгать, и принял предложение Рамишвили передать социал-демократам 500 ружей, чтобы они, как бескорыстные миротворцы, положили конец армяно-азербайджанским конфликтам. Такая доверчивость ужаснула не только царя, но и казаков Тбилисского гарнизона, которые, попытавшись вернуть ружья силой, открыли огонь и убили нескольких социал-демократов. В конце концов, социал-демократы отдали кое-какие ружья, большей частью поломанные, но жандармерия, армия и чиновничество стали смотреть на наместника как на простофилю, обманутого революционерами.
Беспорядки продолжались: в Тбилиси убили полицеймейстера, на рынке взрывались бомбы, витрины забивали досками, и в Батуми, и в Кутаиси вспыхивали вооруженные бунты. Военный помощник наместника генерал-майор Владимир Альфтан принял крайние меры: выселил целые деревни, дал казакам приказ открыть огонь по демонстрантам, но не вмешивался, когда армяне и азербайджанцы резали друг друга. Наместник выразил протест против всех мер, кроме выселения, и 5 декабря назначил гражданским и военным губернатором генерала Маламу, но 26 декабря уступил настоятельным просьбам начальника штаба генерала Федора Грязнова сменить Маламу более страшным Алихановым. Алиханов правил как мусульманский хан — он каждый день лично принимал просителей, но ввел суровые меры: запретил быструю езду, потребовал, чтобы обо всех переночевавших гостях докладывали в полицию. В несколько дней снова заработала электростанция, открылись школы и «под военным контролем» пришли в движение железные дороги. Забастовщиков арестовали и зачинщиков отдали под полевой суд, а домохояевам приказали запираться у себя, чтобы избежать перестрелок.
8 января 1906 года Воронцов-Дашков назначил Алиханова временным генерал-губернатором Кутаисской губернии. Центр Кутаиси горел, все железные станции вокруг были разграблены и сожжены. Алиханов задержал и отправил в Тбилиси Старосельского и его грузинского помощника и через неделю погнал железнодорожников на работу. Казаки с пулеметами и пушками поехали на запад. Алиханов арестовывал социал-демократов, крестьян, врачей, учителей. Собрав толпы деревенских или городских жителей, заставлял их клясться в верности императору, возвращать краденое оружие, сдавать дезертиров и уклонистов от армии, указывать, где проживали агитаторы и революционеры, чтобы его артиллерия могла взорвать их дома. Жителей Западной Грузии убивали, насиловали и поджигали. Алиханов вешал и расстреливал любого человека, заподозренного в убийстве чиновника. Он расстрелял девятерых «делегатов», которые ехали на паровозе, якобы за намерение столкнуться с военным поездом. В Гурии погибли многие мятежники, и триста человек были сосланы в Сибирь, но остальное население упрямо поддерживало меньшевиков. В феврале Алиханов въехал в Цхинвали и дал обитателям десятиминутный срок, чтобы сдать всех революционеров, краденые деньги и оружие. Толпа, сославшись на полное незнание, стала на колени: их заставили заплатить тысячу рублей за якобы краденые ружья и указать на дома социалистов, которые Алиханов затем снес. Страдали не только крестьяне и рабочие: в картлийском городе Карели, когда солдаты стучали в дверь, а князь Цицишвили медлил с ответом, дом и двор взорвали орудийным залпом.
Ободренный успехами Алиханова, Воронцов-Дашков написал о нем хвалебный отзыв в Петербург и затем натравил генерала на Абхазию и Сванетию: к 20 февраля Алиханов арестовал двести дезертиров, конфисковал 6300 единиц огнестрельного оружия и вернул государству полмиллиона рублей. Но тбилисские, петербургские и московские газеты обличали генерала в беззаконных арестах и в бессмысленных погромах: вгляды Алиханова были несовместимы с новым демократизмом думской России. Наместник вдруг спохватился и приказал Алиханову освободить врачей, учителей, помещиков и старших чиновников. Но Алиханов не переставал наводить ужас на Мингрелию, и наместнику пришлось его уволить.
К весне 1906 года в Тбилиси царил хаос. Казаки открывали огонь по демонстрантам и в отместку за теракты убивали «кудрявых граждан», как казаки называли кавказцев, десятками. Военный губернатор приказал запереть чердаки и огородить все балконы с видом на улицу, чтобы беглецам негде было укрыться. 5 июля 1906 года пьяные казаки, убедившись, что из тбилисской гимназии бросили бомбу, разгромили школу, разогнали учительское собрание, вдребезги разбили рояль и, застрелив инспектора Шио Читадзе, посмертно обвинили его в терроризме[283].
20 февраля того же года Воронцов-Дашков, который все это время, несмотря на покушение на его жизнь в августе 1905 года, свободно ездил по городу и ни от кого не слыхал ни упрека, ни протеста, провел в своем дворце, последнем безопасном месте в Тбилиси, съезд духовных лиц, журналистов и представителей всех сословий и народностей, и попросил их предложить возможные выходы из армяно-азербайджанских конфликтов. Предложений было много, но они были недостаточно убедительны, чтобы положить конец резне. В результате съезда, однако, в школах восстановилось преподавание местных языков и были составлены местные комитеты «примирения». Грузины, русские и азербайджанцы ругали Воронцова-Дашкова, и еще больше его жену, за то, что они якобы слишком сочувствовали армянам и в особенности армянской церкви, которая получила из рук наместника часть собственности, конфискованной Голицыным.
Наместник уже лично пострадал от террора: в июне 1905 года был убит его зять Павел Шувалов, градоначальник Москвы, а затем были подожжены поместья Воронцовых-Дашковых в Тамбовской губернии. Теперь террор обрушился на грузинскую церковь: на экзарха Николая напали священники, требовавшие восстановления автокефалии; на помазании его преемника Никона в августе 1906 года грузинское духовенство присутствовать отказалось. Никон старался понравиться своим подопечным, введя выборы на епархиальные должности, отреставрировав мцхетский собор, приказав, чтобы в семинарии преподавали по-грузински, построив приходские школы, издав на деньги церкви Библию на абхазском и осетинском языках, даже разрешив в Тбилиси религиозно-философские дебаты по образцу петербургских. Никон отрекся от всякого шовинизма, но движение за грузинскую автокефалию продолжало относиться к нему враждебно.
Следующие годы были отмечены рядом громких убийств. 16 января начальник Кавказского штаба генерал Федор Грязнов, высадившись из кареты, подорвался на бомбе. Грязнов раньше грозил, что будет истреблять мятежников и вешать рабочих. Иосеб Джугашвили (Сталин), судя по всему, организатор покушения, сразу свалил вину на совершенно невинного прохожего, чтобы убийца-большевик смог скрыться. Некоего Арсена Джорджиашвили (возможно, Джоиашвили), продававшего в тот момент пьяным солдатам часы, избили до потери сознания и затащили в жандармский участок. Прокуратуру предупредили, что, если через час не будет предъявлено обвинение, разъяренные русские войска разгромят центр города. Джорджиашвили быстро осудили, тем более что Джугашвили выпустил листовку, требующую, чтобы «нашего товарища спасли от когтей царя». Тбилисский палач отказался повесить несчастного, так что пришлось привезти палача из Баку. (В 1921 г., когда снимали фильм о якобы героическом Джорджиашвили, Сталин сказал режиссеру, что настоящий убийца выжил и стал комиссаром[284].) Тогда Сталин еще был двадцативосьмилетним агитатором без русского, сибирского и европейского опыта, но он уже перестал быть семинаристом и поэтому и проявлял макиавеллиевскую коварность, любовь к насилию и такое бессердечие, что готов был оклеветать и обречь невинного гражданина, даже товарища по партии.
16 мая Алиханов приехал на кутаисский вокзал, чтобы отправиться в Тбилиси; в его карету подбросили бомбы. Одного казака убили, и шрапнель задела одно из легких генерала, но он тем не менее сел в поезд и отказывался от лечения, пока не доехал до Картли. В Кутаиси казаки избили до полусмерти буфетчика, сожгли дом, где террористы подстерегали Алиханова, и отштрафовали домохозяина на 20000 рублей. (Алиханов затем поехал в Европу, где его легкое оперировали; вернувшись, он стал командиром Казачьей дивизии в Армении, и 3 июля 1907 года, когда ехал в карете, раньше принадлежавшей генералу Грязнову, погиб от рук более профессиональных террористов.)