азнауров[286].
В июне 1910 г. Воронцов-Дашков подал императору Николаю «записку», возражающую против подчинения наместника Совету министров и дающую оптимистическую оценку развивающейся кавказской экономики[287]: промышленность росла, у населения были сберегательные счета, крестьяне производили пятьдесят миллионов литров вина и сто тонн чая в год, не говоря о лавровом листе, мандаринах и бамбуке; наместник ни на что не жаловался, кроме выкупа иностранцами абхазских поместий и непоправимого бездорожья.
Чтение тбилисского адресного календаря за 1913 год показывает, что главной проблемой города являлся этнический состав. Тбилиси был армянским городом под русским правлением. Из двадцати трех книжных магазинов, только четыре были грузиноязычными; в списке домохозяев, врачей и зубных врачей грузины составляли лишь десять процентов. Упоминаются всего две грузинские акушерки; в городе нет ни одного грузинского ветеринара, в консерватории все преподаватели немцы, русские или армяне. Даже учительницы в Институте святой Нино, основанном Ермоловым, были русские (секретаршей, однако, работала княжна Чавчавадзе). Грузины преобладали только как владельцы винных погребов. В профессиях и на военной, и на гражданской службе их было поразительно мало, так как даже образованные грузины предпочитали жить у себя в деревне. Вытесненные армянами, обессиленные русскими, грузины всех сословий поддерживали социал-демократов.
Воронцов-Дашков доложил императору, что убедился, что армянская проблема возникла единственно оттого, что Россия пренебрегает армянскими стремлениями к самостоятельности, он упразднил все меры, ограничивавшие армянские занятость и вероисповедание. Наместница Екатерина часто приглашала видных армян на чай, так что некоторые грузины смотрели на наместника как на агента не русского империализма, а армянского республиканства. (Немецкий консул граф Шуленбург заметил, что «грузины чувствуют себя как брошенная любовница, так как Воронцов-Дашков теперь благосклонен к армянам».) Наместник стал и в самом деле стар и слаб: в 1913 году с ним случился инсульт и, когда вспыхнула Первая мировая война, он уже был не в состоянии повести Закавказье в бой. Тем не менее с появлением угрозы нападения на страну оттоманской армии, грузины и армяне помирились и сплотились, чтобы защищать Российскую империю.
Новое сообщество — Комитет за свободу Грузии, поддержанный знатными грузинами, — накануне войны перенесло свой штаб из Женевы в Берлин. Комитет сформировал грузинский легион, который сражался вместе с турками, и предложил образовать правительство из всех партий, включая Ноэ Жордания и социал-демократов, которое управляло бы независимой Грузией под немецкой протекцией. Левые партии считали «нецелесообразным» подстрекать антирусских мятежников, пока в Грузии не охладится патриотический пыл. Правые партии не стеснялись: в начале войны социал-федералист Леван Кереселидзе, участник душетского грабежа 1906 года, очутился в Берлине: его пригласили в Берлин вместе с князем Гиорги Мачабели, интернированным немцами в Брюсселе. В Берлине они совещались с гейдельбергским ассирологом доктором Михеилом Церетели, и 27 сентября 1914 года Мачабели и Церетели представили немецкому Министерству иностранных дел меморандум, предлагающий нейтрализацию Кавказа и создание содружества из Царства Грузии с армяно-татарскими кантонами и с федерацией горцев: границы будут демаркированы с помощью Германии, Австро-Венгрии и Турции[288]. Берлинские переговоры закончились обещанием, что Германия, если она победит, учредит в Грузии конституционную монархию, как в Болгарии, с царем из западноевропейских династий. Из Берлина Кереселидзе и Мачабели поехали в Константинополь, где к ним присоединились два грузинских католических священника[289]: они занимались пропагандой, отговаривающей грузин от службы в российской армии. Кереселидзе поселился в немецком штабе в Трабзоне, где ему дали деньги и возможность вербовать грузинских военнопленных. В 1916 году в Лозанне состоялся съезд национальных меньшинств, где Михеил Церетели, опубликовавший по-французски и по-немецки монографию Грузия и мировая война, выдвинул программу, по которой Россия должна была соблюсти все статьи Георгиевского трактата 1783 года и таким образом предоставить Грузии такую же независимость, какую уже обещала Польше.
В начале войны русские армии на европейском фронте одерживали блестящие победы над Австрией; в Закавказье же первые битвы кончались зловеще. Нападения на Эрзурум провалились из-за лютой зимы и недостатка подкреплений; турки, нанеся контрудар, взяли Батуми и, когда русские войска их оттеснили, еще крепче сплотились вокруг Эрзурума. В декабре 1914 года оттоманский «Наполеон» Энвер-паша взял командование в свои руки и окружил большую армию под Сарыкамышем. Только блестящая храбрость грузинского офицера «сатаны-капитана» Тараса Вашикидзе, прорвавшего окружение, выручила русские войска и сокрушила третью турецкую армию.
Несмотря на победу Вашикидзе, общественное мнение свалило вину за окружение под Сарыкамышем на Воронцова-Дашкова, якобы одержимого расширением и обороной восточных армянских границ за счет грузинских территорий на западе[290]. Карло Чхеидзе жаловался, что войсками командовали наместница и ее армянская клика. Когда в ноябре 1914 года царь Николай, приехав в Тбилиси, обедал сначала с армянами, а затем с грузинами, Воронцов-Дашков уже слег, но камфорные уколы помогли ему встать, чтобы приветствовать императора. Графу уже было 79: летом 1915 года царь разрешил ему уйти на пенсию именно тогда, когда сам принял катастрофическое решение стать главнокомандующим русской армии, вытеснив своего предшественника, дядю великого князя Николая Николаевича, который стал кавказским наместником.
Хотя император теперь положил начало целому ряду катастроф, которые разрушат его империю, приезд Николая Николаевича на Кавказ, похоже, изменил ход военных событий. Этот высокий человек на маленькой белой в серых яблоках лошади, с окровавленной от сыромятных вожжей рукой, объездив грузинский и армянский соборы, суннитскую и шиитскую мечети, начал кричать на подобострастных генералов. С великим князем приехали его брат Петр и двести охранников (дворцовым телохранителям Николай Николаевич не доверял); он ездил осматривать фронт на «Роллс-Ройсе» (пришлось изъять 100000 рублей из военного бюджета, чтобы построить шестикилометровую дорогу от летнего дворца до тбилисского шоссе). Новый наместник уволил всех помощников Воронцова-Дашкова, в особенности поруганного Петерсона, и назначил новичков из русских: кавказцев он к себе не допускал. При его командовании армия взяла Эрзурум и Трабзон, хотя Россия была обязана победой не блестящей русско-грузинской стратегии, а расшатанности оттоманского правительства, скоцентрировавшего все силы на истреблении армян в Восточной Анатолии. С приездом великого князя в Тбилиси уже не было ни бомб, ни покушений; но не было и реформ, кроме жалкого подобия местного самоуправления. Население было поглощено мыслями о победе в Анатолии и озабочено ранеными солдатами и беженцами.
Хотя на анатолийском фронте боевой дух не ослабевал, на еще более кровавом европейском, где сражались многие грузины, те, кто уцелел, очутились в австро-венгерских лагерях, где некоторые согласились вступить в немецкую или австрийскую армию. Из всех грузин самые страшные потери понесли хевсуры, брошенные в бой против немцев, которых они не считали кровными врагами, вооруженные саблями и скошенные пулеметами. Одна из последних хевсурских героических поэм оплакивает погибших: «Какие вести из России? Есть грех против Бога. Который двадцатилетний мужчина умирает на границе? <…> Здесь вымерла вся архотская долина»[291]. Смерть и дезертирство на европейском фронте, дефициты и забастовки в Петрограде и Москве привели к тотальному развалу государства и к отречению императора от престола.
20Независимость
15 марта 1917 года Карло Чхеидзе, лидер легальных социал-демократов в Петрограде, послал в Тбилиси на имя Ноэ Жордания следующую телеграмму: «Мтавробадзе [господин Правительствов] скончался, сообщите родным и знакомым». Жордания с Исидорэ Рамишвили немедленно отправились во дворец наместника, чтобы оповестить великого князя Николая Николаевича, и тот, убедившись, что Временное правительство призывает его вести российские армии к победе, через три дня уехал в Петроград. Особый закавказский комитет (Озаком) с разрешения Временного правительства занял опустевший наместничий дворец.
В этот первый год делегированной власти о независимости мало кто даже говорил. В Думе главенствовали два грузинских социал-демократа — Карло Чхеидзе и Иракли Церетели. Чхеидзе стал председателем Петроградского совета и затем Всероссийского съезда советов; Церетели, вернувшегося из сибирской ссылки, Керенский назначил министром внутренних дел. Грузия с удовольствием участвовала во всероссийском правительстве, отрекшемся от шовинизма и жандармского правления и состоявшем в основном из социалистов и либералов. Она чувствовала себя защищенной от оттоманского и даже иранского вторжения, так как Временное правительство наотрез отвергло возможность любого мирного договора, уступающего территорию Германии, Австро-Венгрии или Турции. Озаком, заменивший наместника, пять главных членов которого были депутатами Четвертой Думы, заседал в Тбилиси. Председателем стал русский либерал Василий Харламов, комитет включил двух грузин, социал-демократа Акаки Чхенкели и федералиста Киту Абашидзе, одного армянского дашнака Михаила Пападжанова и одного азербайджанского националиста Мамед-Юсуфа Джафарова. Они отметили первое заседание, выпив вино, припасенное великим князем для окончательной победы. В марте 1917 года в Тбилиси сформировалась параллельная власть,