Без посторонней помощи Закавказье было не в состоянии отбиваться от турок. Армяне искали помощи у британцев, грузины — у немцев, а азербайджанцы все еще считали своими братьями турок. Поэтому все попытки армян, грузин и азербайджанцев согласовать конституцию кончились ничем. Переговоры с турками в Батуми только ухудшили положение: в середине мая 1918 года Акаки Чхенкели в отчаянных тайных письмах докладывал, что турки теперь требуют передачи почти всей Ереванской губернии, управления всеми закавказскими железными дорогами и правопорядком, а в случае отказа угрожают насилием. (Тем не менее турецкое управление в Батуми, общавшееся с населением по-французски и по-русски, оказалось либеральным: город объявили открытым портом.) 4 июня, турки, вернув себе почти всю юго-западную часть страны, признали независимость Грузии. Турки провели референдум, якобы доказавший, что бо2льшая часть населения Самцхе поддерживает аннексию; затем турки потребовали, чтобы Грузия уступила им Восточную Кахетию (сегодняшнюю Саингило на азербайджанской границе).
Единственным спасением грузинских социал-демократов от турецких захватчиков были связи с консервативными коллегами, вернувшимися из Германии. Только Германия как союзник Турции могла смягчить неумолимые оттоманские условия. Чхенкели получил разрешение вступить в переговоры с генералом фон Лоссовом, который подтвердил, что положение хуже, чем можно было ожидать: Турция собиралась заключить с Советской Россией тайный союз, предполагавший уничтожение Грузии как державы. Но Германия нуждалась в грузинской поддержке настолько же, насколько Грузия — в немецкой: в своих отчаянных усилиях одержать в последний момент победу над Францией и Великобританией, Германия искала источников нефти и марганца: только доступ к Закавказской железной дороге и к грузинским шахтам (где находилось больше половины всех известных запасов марганца на планете) дал бы материал для войны на Западном фронте. В 1918 году для Германии в отличие от Турции власть над Грузией стала вопросом жизни или смерти.
Главнокомандующие немецкой армии фельдмаршал фон Гинденбург и генерал Лудендорф отправили в Грузию баварского генерала Кресса фон Крессенштейна с военной миссией. Кресс, уже прославившийся на Ближнем Востоке как упрямый, но гуманный вояка, получил власть над всеми немецкими силами в Закавказье, включая бывшего консула в Тбилиси графа Вернера фон дер Шуленбурга, которого грузины уже давно полюбили за осведомленность и «любовь к вину и к женщинам». Лудендорф тешился мыслью, что, изгнав британцев из Франции, он сможет использовать Грузию как идеальный трамплин для немецкого вторжения в Британскую Индию[293].
Находясь в Берлине, князь Мачабели просил немцев сделать Батуми портом, открытым для всех; он сам собирался поехать в Москву с немецким послом графом Мирбахом и заставить Ленина признать независимость Грузии. Но 14 апреля грузинский генерал Гедеванишвили вывел три тысячи своих солдат из Батуми: британцы были недовольны, немцы — разочарованы, а турки вторглись в город. Граф фон дер Шуленбург попытался заключить договор, по которому Батуми и железная дорога до Баку будут принадлежать всем заинтересованным: четыре седьмых — Германии, две седьмых — Закавказью, а одна седьмая — Турции. Шуленбург предупредил турок, что не надо оказывать столько давления на грузин[294]. Чхенкели, всегда более народник, чем социал-демократ, был убежден, что Грузия должна ориентироваться на Западную Европу: теперь он переубедил все остальные партии. 22 мая он написал из Батуми в Тбилиси, что надо сразу объявить Грузию независимой республикой: «Никто без риска не основывал государства! Надо смелости, и еще больше смелости!» 28 мая на немецком крейсере Минна Хорн, бросившем якорь вблизи Поти, Чхенкели подписал с генералом фон Лоссовом мирный договор, согласно которому немцы обещали лоббировать всеобщее признание грузинской независимости. Затем Чхенкели отправился в Берлин с Лоссовом, Николадзе (тогда мэром Поти) и Зурабом Авалишвили. В Берлине обсудили включение Грузии как доминиона в немецкий Рейх, но кайзер Вильгельм отверг это предложение. Чхенкели же отказался подкреплять немецкую армию грузинскими солдатами. В Грузии даже левый Совет рабочих и солдат согласился, что единственное, на что новая держава может надеяться, — это на статус немецкого протектората. 26 мая в десять утра Закавказский сейм был распущен, и два часа спустя Грузинский народный съезд объявил Грузию суверенным государством под председательством Ноэ Жордания.
Социал-демократы фактически образовали однопартийное правительство, в котором Жордания, вытеснив Ноэ Рамишвили (который все-таки остался министром внутренних дел), стал также премьер-министром; но правительство оказалось неожиданно компетентным и в целом толерантным (например, печать была достаточно свободной, чтобы безнаказанно опубликовать карикатуру на Жордания в виде козла). В последующие три года социал-демократы провели огромное число чрезвычайно мудрых законов, которые могли бы сделать Грузию одним из самых равноправных и свободных государств в мире, если бы у правительства нашлось достаточно денег, опыта, времени и спокойствия, чтобы все эти законы провести в жизнь. Беспрерывно создавались учреждения: государственный университет, национальная галерея, мировые суды, верховный суд, многопартийные городские управления. Но большевистская революция вслед за Первой мировой войной уничтожила торговлю: с 1918 по 1920 год бушевала такая инфляция, что пятикопеечная марка стала пятидесятирублевой; занятость и сельскохозяйственное и фабричное производство катастрофически падали. Государство тратило вчетверо больше, чем зарабатывало, и принимало отчаянные меры, издав вместо валюты ваучеры, которые по крайней мере сохраняли паритет с так же быстро обесценивавшимся русским рублем.
4 июня турки заставили грузин капитулировать, и генералу Крессу пришлось высадиться не в Батуми, а в Поти. Когда Германия заявила протест, что ее союзник нарушил Брест-Литовский договор, турки сдались и условились соблюдать этнические границы Грузии и уступить Германии руководство железными дорогами. Что касалось вопроса Ахалцихе и Ахалкалаки, турки и грузины согласились, что решение будет принято после переговоров и референдума. 10 июня немецкие войска вступили в Тбилиси. В июле немцы взяли у турок и перевели под свой контроль все грузинские порты и железные дороги и затем учредили совместную акционерную компанию с тридцатилетней монополией на марганец из Чиатуры: до конца года было добыто и вывезено в Поти около двадцати тысяч тонн, что принесло грузинской казне значительную сумму необходимой валюты. Вдобавок Грузия получила взаймы от Германии 54 миллиона немецких марок, хоть и под большие проценты. Другие займы дали Грузии возможность расширить гавань в Поти и проектировать прокладку черноморского кабеля и нефтепровода от Баку до Поти[295]. 27 июня 1918 года первый пароход с марганцем вышел из Поти, но грузчиков было мало и они либо страдали от голода, либо бастовали, так что на верфях осталось больше марганца, чем было погружено. По тем же причинам трудно было вывозить абхазский табак, шерсть высокогорных овец и кахетинскую медь; так же трудно было ввозить муку. Немецкая миссия нашла, что в Тбилиси был острый дефицит всего — керосина, гвоздей, стаканов, лампочек, чулок. Правительство было не в состоянии собирать налоги или таможенную пошлину. Иностранцы, в особенности застрявшие в Грузии русские офицеры, умирали от голода, и из-за инфляции царские рубли и керенки почти полностью обесценились. Но, странным образом, тбилисские театры и опера были битком набиты народом.
Кресс фон Крессенштейн не одобрял социал-демократии, но преодолел грузинскую мнительность и добился уважения не только от шести тысяч тбилисских немцев, но и от всего населения города. Кресс понял, что националисты-эмигранты, такие как князь Мачабели и Михеил Церетели, надеявшиеся, что немцы помогут им свергнуть грузинское социалистическое правительство, не пользуются доверием народа. Немецкого генерала волновали некомпетентные чиновники и недисциплинированные солдаты и рабочие в портах и на железных дорогах: в июле он убедил правительство восстановить смертную казнь и сформировать «политическую» полицию и полевой суд. Его особенно раздражала социалистическая «национальная гвардия», сама избиравшая своих офицеров и отказывавшаяся служить дольше чем шесть часов в день, так как она якобы защищала не страну, а революцию. Кресс настаивал на том, что, если Грузия хочет продолжать получать деньги и амуницию от Германии, должна быть сформирована постоянная, дисциплинированная армия, пусть даже из царских офицеров и рядовых-большевиков. Но Жордания был не в состоянии сдержать обещание слить эту армию с национальной гвардией и создать боеспособные войска. Увидев, как немецкие солдаты шествуют по Головинскому проспекту (сегодняшнему проспекту Руставели), Михеил Церетели попросил, чтобы немецкие войска восстановили порядок. Кресс занялся и гражданскими делами: он открыл в Тбилиси немецкую гимназию, воскресил антисоциалистическую немецкоязычную газету Кавказская почта и раздавал грузинским студентам немецкие университетские стипендии. Народу особенно понравились меры Кресса и фон дер Шуленбурга, убедивших правительство не национализировать, а раздавать крестьянам конфискованные у знати поместья. Немецким попечителям Грузии, однако, удавалось не все: попытки перевести грузинские паровозы с угля на бакинскую нефть и выселить в Крым несколько тысяч застрявших русских солдат, дестабилизировавших страну, не увенчались успехом.
Не подлежит сомнению, что, подкрепив администрацию и сформировав постоянную армию, осенью 1918 года немецкая военная миссия спасла Грузию от внутренних беспорядков, турецкого вторжения и армянских посягательств на ее территорию. В октябре Оттоманская империя, изгнанная британцами из Баку и лишенная поддержки Болгарии, вдруг расшаталась. В Тбилиси от эпидемии испанского гриппа слегли все иностранные советники. В ноябре немецкая армия на Западном фронте сдалась, и Первая мировая война закончилась перемирием. В Тбилиси немецкие войска, отдав грузинам своих лошадей и тяжелые орудия, вдруг превратились в пьяный, буйный сброд. Грузины поняли, что поставили не на ту лошадь.