Благодаря Мудросскому мирному договору, заключенному на острове Лемнос, продиктованному британцами и французами, Грузия вернула себе бо2льшую часть Самцхе, аннексированную Турцией. В начале декабря в Тбилиси приехали французский лейтенант и три британских майора, и за ними последовали, к удивлению немцев и грузин, индийские отряды. Сгорел отель «Палас», где размещался немецкий штаб; 23 декабря немецкие войска начали отступать из Тбилиси, и 4 января 1919 года в Поти высадился британский батальон. Пока грузинское правительство на банкете приветствовало британскую военную миссию, военный министр кормил Кресса прощальным обедом. Британцы, относившиеся отрицательно ко всем грузинским договоренностям с Отто фон Лоссовом, взяли в свою власть Батуми и железнодорожную сеть. Британцы, однако, нацелились не на завоевание Грузии, а на овладение бакинской нефтью, чтобы она не попала в руки врага, то есть Советской России. Генералу Кук-Коллису, назначившему самого себя батумским генерал-губернатором, было все равно, что случится с Грузией: он платил грузинам, чтобы управлять городом, и был очень недоволен, когда эти новоиспеченные чиновники забастовали. Кресса и его немцев, очутившихся в Батуми, Кук-Коллис считал обыкновенными военнопленными, но, когда он начал отправлять немцев в Поти для репатриации, грузины попросили у британцев разрешения вербовать их в свою армию. За шесть месяцев между немцами и грузинами возникла такая взаимная симпатия, усилившаяся после высокомерного презрения, выказанного британцами, что армяне начали открыто завидовать грузинам. Грузины долго не забывали водопроводы и стипендии, подаренные расщедрившимися немцами.
К осени 1918 года независимости не только Грузии, но и Азербайджана и Армении угрожали, с одной стороны, британцы, твердо решившие завладеть железными дорогами и не давать ни советским, ни турецким войскам доступа к бакинской нефти, а с другой стороны — деникинская Добровольческая армия, уже захватившая Северный Кавказ и враждовавшая с новыми закавказскими государствами, которые могли бы помешать восстановлению старой Российской империи. Хуже того, вплоть до конца 1919 года, когда стало очевидно, что интервенция обречена, британцы поддерживали Деникина и других белых генералов, борющихся с большевиками. Тем не менее британцы признавали, что Грузия — это уже вполне жизнеспособная и стабильная держава в отличие от Армении, расколотой разными военачальниками и фракциями, иногда мечтающими об империи от Черного моря до Средиземного, или в отличие от Азербайджана, неуправляемого из-за анархической смеси русских большевиков, националистов, исламистов и армян. Грузия же довольно гладко переориентировалась, назначив министром иностранных дел вместо германофила Чхенкели франкофила Эвгени Гегечкори. Тем временем члены Восточного комитета британского Министерства иностранных дел препирались друг с другом, не зная, что делать в Закавказье. Артур Балфур, министр иностранных дел в правительстве Ллойд-Джорджа, ужасался при мысли о расходах. Но его преемник с 23 октября 1919 года лорд Керзон, считавший Закавказье стратегически важным, настоял на контроле над Закавказской железной дорогой; Черчилль, тогда военный министр, был озабочен единственно проблемой подкрепления антибольшевистских сил. Все, кроме некоторых принципиальных молодых чиновников, забыли о грандиозных обещаниях, данных во время войны, наделять малые народы самоопределением.
Грузины сначала недолюбливали британцев, желанных гостей только в том смысле, что после ухода немцев они защищали Грузию от России, красной или белой. Новая республика отбивалась от множества территориальных претензий, из которых самыми диковинными были армянские. Сначала Армения требовала вернуть себе смешанные или пограничные уезды, например Лоре и Джавахети, но 18 октября 1918 года армяне посягнули на Батуми, Тбилиси и всю внутреннюю Картли вплоть до Гори. 20 декабря армяне объявили Грузии войну, попробовали захватить Ахалкалаки и Лоре и вторглись почти до окраины Тбилиси. Грузин спасли британцы, оккупировав зону конфликта в Лоре и Борчало и 31 декабря заставив обе стороны заключить перемирие. Батуми стал «свободным городом» под генералом Кук-Коллисом, который не впускал в город вооруженных людей. Дипломаты из уфимского белого правительства и от деникинских казаков требовали, чтобы им отдали Батуми. На грузинские протесты Кук-Коллис ответил угрозой, что не будет больше впускать грузин в Батуми и что выселит в Индию забастовщиков из батумских рабочих. Тем временем деникинская армия вторглась по Черноморскому побережью: без британской помощи Жордания не мог демаркировать границу в Абхазии. В обмен на помощь Жордания обещал запрещать газетам печатать антибританские статьи. Грузинская полиция начала арестовывать абхазских общественных деятелей. На неодобрительные высказывания британцев, например генерала Бриггса в Тбилиси, грузины внимания не обращали. Генерал Деникин заявил протест генералам Милну и Форестье-Уалкеру: «Абхазскому народу пришлось попросить у грузин помощи против большевиков. Воспользовавшись случаем, грузины привели свои войска в сухумский район и провели самое беспощадное угнетение ведущих влиятельных абхазских политиков». Британцы уже окопались: генерал Бич из британской разведки занял в Тбилиси прекрасный особняк, пока полковник Ролинсон осматривал границы и боеготовность вооруженных сил. Ролинсону социал-демократия не понравилась: «Все теряют собственность, и никто ее не приобретает», и армия его не обнадеживала: «посредственные отряды конницы под руководством офицеров-хвастунов»[296].
Два самых известных за границей грузинских социал-демократа, Карло Чхеидзе и Иракли Церетели, без приглашения отправились на Парижскую мирную конференцию, чтобы умолять участников оказать помощь. Британцы сочли поездку «неожиданным и неприятным ходом событий» и не пустили Чхеидзе и Церетели дальше острова Принкипо, где часть конференции обсуждала будущие размеры небольшевистской России. Этим двум социал-демократам все-таки удалось доехать до Парижа, но там им разрешили всего лишь подать меморандум. Делегация Чхеидзе с марта 1919 года до декабря 1920-го в Париже добивалась признания независимости Грузии. Победившие союзники сознавали стратегическое и экономическое значение Грузии, но, учтя нестабильность в Закавказье и растущую мощь Советской России, отказывали Грузии в признании. Некоторые, в особенности американский штатский секретарь Бэнбридж Колби, предсказывали, что Советская Россия займет все пространство бывшей Российской империи, и поэтому считали, что даже в Прибалтике никаких отколовшихся государств не будут признавать.
Британцы, уже решившие отступить из Закавказья в марте 1919 года, считали, что грузины смотрят на будущее сквозь розовые очки; Черчилль даже хотел, чтобы Грузия вернулась в состав России, как только сокрушат большевиков. Но когда белые фронты развалились и большевики, захватив нижнюю часть Волги, уже были в состоянии вторгнуться в Каспийское море и Баку, обстановка представилась совершенно в новом свете. Британцы решили отдать свой протекторат итальянцам, нуждающимся в нефти и в угле. В марте 1919 года, с согласия грузин, миссия полковника Габбы приехала в Тбилиси, а британцы отложили отступление до мая. Габба договорился с грузинами, что будет получать монополии, двадцать процентов выручки со всех контрактов, касающихся леса, угля и гидроэлектрических станций. Затем он попросил итальянское правительство прислать 40000 солдат для поддержания порядка и выполнения договора[297]. Правительство Франческо Нитти, придя в ужас от расходов и от неизбежной враждебности России, красной или белой, отреклось от Габбы. Грузины затем попросили британцев остаться, и ввиду приближающейся советской угрозы британцы согласились.
Летом 1919 года британцы отправили Закавказским верховным комиссаром в Тбилиси Оливера Уардропа с тремя помощниками. Уардроп в отличие от других британцев в Грузии давно был любимцем грузинской интеллигенции. В 1880–1890-е годы он служил там консулом и выучил не только грузинский, но и сванский язык: он уже издал в замечательных переводах грузинскую прозу и написал книгу-панегирик о Грузии; его сестра и спутница Марджори, преждевременно скончавшаяся в 1909 году, впервые перевела Руставели на английский и не стеснялась своего положения сестры дипломата, чтобы озвучить на весь мир не только богатство грузинской поэзии, но и страдания грузинского народа под русским гнетом. Уардроп своими неподдельными прогрузинскими взглядами подсластил горькое унижение британской оккупации, но британский министр иностранных дел с большой неохотой выбрал его комиссаром: Уардроп с наивным оптимизмом надеялся создать в Закавказье три прозападные демократические антибольшевистские республики, которые бы жили друг с другом в мире и согласии. События ничего такого не предвещали: после приезда Уардропа британский военный хирург был убит большевиками, и в ноябре 1919 года отмечающие вторую годовщину революции большевики восстали. Чтобы подавить мятеж правительству Жордания пришлось расстрелять триста и заключить в тюрьму тысячу человек («преступников и дезертиров», уверял Уардроп Лондон). Верховный комиссар был убежден, что спасает Грузию от еврейского заговора, нацеленного на порабощение всех христиан. Когда он написал лорду Керзону, цитируя Книгу пророка Захарии: «На дом Иудин отверзу очи Мои; всякого же коня у народов поражу слепотою», его перестали воспринимать всерьез[298]. Предсказаниям Уардропа противоречили озлобленные стычки азербайджанцев с армянами, благодаря чему Красная армия смогла к концу 1919 года спуститься с Северного Кавказа и в феврале 1920 года завоевать весь Азербайджан. Черчилль обругал Уардропа за то, что он отнял у Деникина подкрепления. Оккупация Грузии не принесла Великобритании ничего: лондонские банки отказались вкладывать деньги в грузинские электростанции, и даже грузинский марганец не манил британские фирмы (компания «Форуард и Селлар» согласилась торговать марганцем, только если риски возьмет на себя грузинская государственная монополия). Хотя Батуми упр