24 февраля все правительство Жордания село на поезд, направлявшийся сначала в Кутаиси, а затем в Батуми. Накануне отъезда по совету французского верховного комиссара Абеля Шевалье, последнего иностранного сторонника Грузии, правительство поручило профессору (теперь святому) Эквтимэ Такаишвили спасти от большевиков (которые, как было уже известно, в России под руководством Сталина и Троцкого грабили церкви, монастыри, музеи и частные коллекции, снимали с икон оклады и продавали золото и серебро за рубеж) все грузинские сокровища. Такаишвили с удивительной быстротой упаковал и отправил на поезде в Батуми все экспонаты государственного музея, национальной галереи и главных церквей. Советский комиссар иностранных дел, Чичерин, предупредил британцев, чтобы они не вмешивались (и британцы, отметили французы, со «скандальной» готовностью послушались). Жордания все еще надеялся начать переговоры. 12 марта, когда Такаишвили успел забрать сокровища из Зугдиди, Кутаиси, Боржомского дворца и Гелатского монастыря, Жордания безуспешно попытался дозвониться в Москву.
17 и 18 марта Жордания отправил адъютанта и военного министра Григола Лордкипанидзе в Кутаиси на переговоры с тремя большевиками: шурином Сталина Алешей Сванидзе, закадычным другом Сталина Авелем Енукидзе и будущим первым секретарем Закавказской коммунистической партии Мамиа Орахелашвили[303]. Тройка потребовала от меньшевиков капитуляции. Лордкипанидзе отказался. Но обе стороны были заинтересованы в том, чтобы турки, уже захватившие Артвин и Ардаган, не вторглись в Батуми. Город был нужен Лордкипанидзе, чтобы эвакуировать в Европу правительство; большевикам — чтобы привезти из России подкрепления. Меньшевики согласились впустить в Батуми Красную армию как дружественную силу, изгоняющую турок, но железные дороги за сто километров до Батуми пока останутся в руках меньшевиков, хотя они дадут большевистской коннице командира Жлобы нужные вагоны и освободят всех большевиков, заключенных в батумской тюрьме (среди которых был Серго Кавтарадзе, самый договечный дипломат при Сталине). Большевики в ответ якобы обещали, что покаявшиеся меньшевики смогут участвовать в новом грузинском правительстве и получить амнистию за предыдущие должностные действия.
На самом деле Красную армию в Батуми можно было не приглашать: генерал Мазниашвили сам уже вытеснил турецкий авангард. Грузинские меньшевики теперь пользовались благосклонностью влиятельного француза Аристида Бриана, ставшего премьер-министром и министром иностранных дел: три французских крейсера обстреливали большевиков на Черноморском побережье около Поти, так что меньшевики смогли благополучно уплыть. 11 марта французский крейсер Эрнест Ренан увез правительственные архивы и церковные и музейные сокровища (несмотря на то, что Енукидзе наложил запрет на их вывоз), которые в Стамбуле перегрузили на госпитальный корабль, плывущий в Марсель. Правительство, военные и несколько простых граждан сели на два французских и один итальянский корабль и высадились в Стамбуле.
Последним делом независимой Грузии явилось принятие в Батуми 21 февраля конституции уже мертвого государства. Через четыре дня Серго Орджоникидзе отправил из Баку телеграмму на имя Ленина: «Над Тифлисом веет красное знамя советской власти. Да здравствует советская Грузия!»[304] Улицы Тбилиси опустели: люди шли потоком на юг, на поля битвы Коджори и Табахмелы, откуда привозили мертвецов на похороны. Надгробные речи читал патриарх Леонид. Чека атаковала вдов и сирот, а пока толпа отбивалась от чекистов, красноармейцы грабили лавки и дома голодающей столицы.
17 марта турки в очередной раз попытались захватить Батуми: 10000 грузин без труда изгнали 2000 турок. Некоторые грузинские офицеры, например генерал Мазниашвили, остались в Батуми, чтобы потом предложить свои услуги советской власти. На следующий день в Батуми вступила Красная армия, и 22 марта турки согласились на переговоры.
21Советизация
Вслед за Красной армией в Тбилиси подоспели русские и грузинские партийные деятели и чекисты, которым было поручено демонтировать только что построенную грузинскую демократию. Грузию объявили «Советской республикой», но за отсутствием советов и выборов каждым уездом управляли ревкомы, назначенные верховным ревкомом под руководством Пилипэ Махарадзе, который сочинил помеченную задним числом просьбу от грузинских рабочих и крестьян прислать советские подкрепления. Махарадзе затем привез из ссылки других грузинских коммунистов, в том числе Мамиа Орахелашвили, который будет десять лет возглавлять местную партию, и одноногого Александрэ Гегечкори, на племяннице которого женится Лаврентий Берия. Махарадзе был подотчетен Орджоникидзе и Кавказскому бюро ЦК РКП(б).
За несколько недель большевики провели в Грузии операции, для которых в России понадобилось три года. 24 марта 1921 года разогнали грузинское Учредительное собрание, а затем и все инстанции правосудия. В апреле вся земля была национализирована и стала собственностью «рабочего народа», то есть ревкома. Отменили автокефалию грузинской православной церкви и уволили патриарха. Вместо меньшевистских министров верховный ревком назначил народных комиссаров. Сформировали грузинскую Красную армию, и в мае Грузия и Россия объявили себя «союзниками». Из «выборов» в Советы в конце 1921 года исключили нерабочие элементы и некоммунистические партии; к марту 1922 года Грузия стала Советской социалистической республикой с центральным исполкомом под руководством Пилипэ Махарадзе.
Чтобы до конца обессилить грузинское государство, приступили к созданию «автономных республик». В марте 1921 года Орджоникидзе провел в Батуми обсуждения с абхазскими большевиками и превратил Абхазию сначала в «независимую советскую республику», а несколько месяцев спустя, по настоянию Сталина, — в «автономную республику» в составе Грузии. Аджария же получила автономность не благодаря Орджоникидзе, а потому что турки требовали для этого края особый статус по советско-турецкому договору «О дружбе и братстве» от 16 марта 1921 года, прежде чем отречься от своих территориальных претензий. Таким образом, 16 июля 1921 года Аджария стала автономной советской республикой, которой якобы управлял меджлис. Создание Южно-Осетинской автономной республики оказалось намного сложнее, так как в бывшем Самачабло осетины и грузины давно жили в смешанных деревнях, даже хозяйствах. При меньшевиках, когда южные осетины начали требовать присоединения к Северной Осетии, граф фон дер Шуленбург успешно выступил посредником с грузинским правительством. Теперь же единая Осетия, Северная и Южная, уже не была приемлема для советской власти с ее политикой «разделяй и властвуй». Осетинскую проблему разрешили, объявив Восточную Рачу и часть Северной Картли «автономной южно-осетинской республикой». Этому решению сопротивлялись даже грузинские большевики, тем более что бо2льшую часть населения намеченной столицы новой республики, Цхинвали, тогда составляли грузинские евреи: в Цхинвали были грузинский, армянский и еврейский рынки, но, судя по переписи 1870 года, всего восемь осетинских хозяйств[305]. Вплоть до ноября 1921 года о границах Южной Осетии и статусе Цхинвали спорили между собой даже коммунисты.
Грузинское общественное мнение возмутила советская власть, не только расколовшая страну на «республики», но и раздавшая ненавистным соседям ключевые территории: туркам уступили города Ардаган, Артвин и Олту (всего 12000 км2), занятые ими в феврале 1921 года; армянам подарили часть района Борчало (около 4000 км2); азербайджанцам — большую часть Закаталы. Грузинская интеллигенция протестовала, но напрасно: 7 мая 1921 года писатель и бывший дипломат Константинэ Гамсахурдия написал на имя Ленина открытое письмо, выдвигавшее идею, что Грузия примет коммунизм, если ей разрешат сохранить независимость. Если нет, то Грузия станет для советской России тем, чем Ирландия стала для Великобритании. Среди грузин есть свои Роджеры Кейсменты и Теренсы МакСуини. Оправившись от шока, грузины начали выходить на демонстрации. 24 мая в Тбилиси забастовали. 26 мая 1922 года, к четвертой годовщине грузинской независимости, правительство закрыло школы и заказало литерные поезда, вывозившие учителей и учеников из города, заперло в казармах грузинских солдат и наводнило улицы красноармейцами. В Гори забастовали железнодорожники; зазвенели церковные колокола; начали играть народный гимн независимой Грузии Дидеба («Величанье»). Чекисты открыли огонь. Кое-где, например в Сухуме, русские солдаты отказывались стрелять, но выходить на демонстрации было так опасно, что в следующем году подпольный Комитет свободы просил людей не выходить из домов.
Очередной шаг Москвы взбесил даже большевиков: объявили, что Советский Союз состоит из России, Украины, Беларуси и новой Закавказской республики, в которой Грузия станет всего одним из трех подчиненных составных элементов. Эту Закавказскую федерацию признала Турция в мирном договоре 13 октября 1921 года. Комиссия советского центрального комитета долго слушала прения сторонников федерации (Серго Орджоникидзе, Сталина и Дзержинского) и противников (Буду Мдивани, представителя большинства грузинских коммунистов, уже обозванных «националистами-уклонистами»). Прения кончились тем, что Буду Мдивани ударили кулаком в лицо. Ленин, считавший Сталина и Орджоникидзе типичными грубыми «обрусевшими аборигенами», принял сторону Мдивани, но был так слаб, что не смог настоять на своем. 10 декабря 1922 года Совет Закавказской федеративной республики, который ведал всеми иностранными, военными и экономическими делами Грузии, провел в Баку первое заседание.
Хотя в 1923 году Грузия продолжала вывозить огромное количество марганца в США, Германию и Великобританию и 6000 тонн шелковичных коконов, хозяйство не восстанавливалось. Социалистические экономические меры сурово отразились на населении. В 1923 году распределили землю, учитывая местные условия и размер семей: в Картли средняя крестьянская семья обрабатывала около четырех гектаров, а в Имеретии — два с половиной. Однако арифметика показала, что грузинскому населению не хватало 30000 гектаров пахотных земель. Общий развал экономики, неурожай 1920 года, война 1921 года, оккупация красноармейцами и чекистами привели к повальному голоду. Правительство конфисковало у граждан запасы провианта: тбилисский лавочник Ражден Мирианашвили был расстрелян за то, что скрывал 79 сыров и 12 окороков; тбилисский купец Акопян — за то, что не отдал 44 пары чулок; русский бакалейник Новосильцев — за то, что припрятал сахар и мыло