– И эта… девушка, – сказал Джуд. – Узница. Ты уверен, что это один и тот же человек? Ты видел ее лишь мгновение.
– Джуд, – сказал Гектор, его темные глаза были неподвижны. – Это была она.
Нечестивые падут от бледной руки смерти. Второй предвестник века тьмы. Здесь, в одном городе с пророком.
– Ладно, – сказал Джуд. – Мы с ней поговорим. Узнаем правду.
Гектор кивнул, проходя мимо него в открытый двор. Джуд колебался. Он многого просил от Гектора. Если юноша был прав, это значит, Джуд просит его встретиться с убийцей его родителей. Просил ли он о слишком многом?
Он стряхнул сомнения и последовал за другом. Гектор дал клятву, как и Джуд. Его долг – служить пророчеству. Последнему пророку. Какие бы другие чувства он ни испытывал, их нужно отмести в сторону.
19Эфира
ЩЕЛКАЮЩИЙ МЕТАЛЛИЧЕСКИЙ ЗВУК лифта изобретателей нарушил давящую тишину камеры Эфиры.
Прошел примерно час с попытки бегства. Ее первой попытки бегства, потому что она не собиралась сдаваться. Хотя изначальный провал сделал задачу еще сложнее – они перевели ее из камеры предварительного заключения в башню узников. Единственным выходом отсюда был лифт, расположенный по центру башни. Это точно было проблемой. Как и цепи вокруг ее запястий.
Скрежет лифта затих, потом Эфира услышала треск и щелканье колеса, внешняя дверь сдвинулась, чтобы замереть напротив одной из двенадцати камер. Когда щелканье затихло, дверь ее камеры с шумом открылась, словно последний вздох умирающего. Двое мечников из тренировочного двора стояли на другой стороне. Вместо бело-синей формы караульных на них были темно-синие плащи с брошами в виде семиконечной звезды, пронзенной клинком, и торки на шее.
Она видела этот символ – вчера. Эти люди прибыли в гавань на корабле с серебряными парусами. Орден последнего света.
Теперь они стояли в камере и смотрели на нее. Эфира смотрела на них.
Тот, что ближе к ней, с зелеными глазами и маленькой ямочкой на подбородке, первым нарушил тишину:
– На прошлой неделе в этом городе умер священник. Стражник, видевший его тело, сказал, что на его горле остался бледный отпечаток руки. Что ты знаешь об этом?
Эфире пришлось подавить свою реакцию. Сердце яростно колотилось. Караульные обвинили ее лишь в ограблении храма – они ничего не говорили о Бледной Руке. Возможно ли, что эти мечники знали, кто она на самом деле?
Она выдавила из себя смешок.
– Сначала я ограбила храм. Теперь я убила священника? В чем вы обвините меня дальше – в похищении сына Архона?
Другой мечник, напряженный, темноглазый, что поймал ее во дворе, внезапно выступил вперед.
– Скажи нам, что ты делаешь в Паллас Атосе.
Эфире он показался знакомым.
– Что вы делаете здесь? Разве вам, паладинам, не полагается исчезать или прятаться, или что вы там делали после того, как пропали пророки? Что вы делаете в этом городе?
– Это тебя не касается, – ответил темноглазый.
– Ну, может, мои дела не касаются вас.
– Твои дела – убийства, – выплюнул он. – Ты убила священника, и он не был первым. Скажи мне, как много жизней забрала Бледная Рука?
Эфира встретилась с его темным взглядом. Ощущение узнавания стало сильнее.
– Это действительно ты, – сказал он, медленно качая головой. – После всех этих лет. Я думал, что больше никогда не увижу тебя. Но вот ты.
У него вырвался смех, вытянувший воздух из легких Эфиры.
Внезапно она точно поняла, кто он.
Гектор Наварро. Мальчик, которого она сделала сиротой годы назад, чтобы спасти жизнь Беру. Она гадала, что с ним случилось после того, как она забрала у него все. После того, как убила его родителей, его брата.
– Я искал тебя, – сказал Гектор. – Я провел месяцы в попытках найти тебя. И пока я следовал за слухами о Бледной Руке, я думал об этом моменте. О том, каково это будет наконец увидеть тебя.
Другой мечник коснулся плеча Гектора, тревога и замешательство отпечатались в его мягких чертах.
Гектор стряхнул его руку и снова поднял взгляд на Эфиру.
– Тебе нечего сказать?
Так и было. Никакие слова не могли передать, как мучительно было сидеть и смотреть на него. Вспоминать его. Из всех смертей, которые она устроила за все эти годы, именно те все еще опустошали ее.
– Ты убила мою семью! Признай это!
Эфира вздрогнула, когда он бросился на нее, но другой мечник удержал его всем весом собственного тела.
– Гектор! – Это звучало как приказ.
Глаза Гектора были прикованы к Эфире, все его тело было напряжено и готово нанести удар.
– Иди подыши воздухом, – сказал другой мечник. – Сейчас же.
Гектор сдался и, бросив последний краткий взгляд на Эфиру, развернулся и вышел из камеры в комнату стражников.
Когда за дверью раздался низкий стон лифта, другой мечник повернулся и пригвоздил Эфиру внимательным взглядом. Если она думала, что этот мечник мягче Гектора, то теперь она поняла, что ошибалась. В его взгляде промелькнула сталь.
– Он прав? Это действительно ты убила всех тех людей? Ты Бледная Рука?
Эфира не ответила.
– Это так?
– Если бы я была ею, думаешь, я оказалась бы здесь? – спросила она. – Тот, кто смог такое сделать… смог убить всех тех людей без раскаяния, без колебаний, убил бы и тебя, и парочку караульных, разве нет?
Мечник крепко сжал губы.
– Твой друг выглядел расстроенным, – сказала Эфира. – Возможно, тебе лучше найти его. Я вроде как никуда не ухожу.
Мечник посмотрел на дверь, потом на нее, разрываясь между выбором. Через мгновение он развернулся и последовал за Гектором.
Дверь с грохотом захлопнулась за ним, оставив Эфиру наедине с ее вопросами. Как Гектор Наварро, младший сын семьи, которую она убила так много лет назад, был связан с Орденом последнего света?
И чего хотел Орден от нее?
20Хассан
ХАССАН ВЕРНУЛСЯ НА АГОРУ, уже шестой раз за столько же дней. Но в этот раз вместо любопытства или тоски его направлял страх.
Кхепри привела их к палатке, установленной на манер пустынных кочевников, с широким шестиугольным основанием и наклонной крышей, сделанной из связанных вместе пальмовых листьев. Она убрала в сторону сухой речной тростник, висевший над входом, приглашая Хассана и Пенроуз зайти внутрь.
В палатке было темно и тепло. Корзины, полные сухих корней и цветов, свисали со сводчатого потолка, в то время как на полу были разбросаны мягкие подстилки и подушки. Три женщины, одна из которых годилась Хассану в бабушки, копошились внутри, раскладывая корни валерианы на шкуре верблюда и перетирая какие-то пахучие листья в миске. Одна из них оторвалась от работы и подняла взгляд, когда они вошли.
– Благословят тебя пророки, Секхет, – поприветствовала ее Кхепри.
– Благословят тебя пророки, Кхепри, – ответила женщина.
– Благословят вас пророки, – сказал Хассан. – Я Хассан Сэйф. А это Пенроуз.
– Ваша светлость! – вскрикнула женщина, падая на одно колено и опуская голову. – Я… мы понятия не имели…
– Пожалуйста, – сказал Хассан, поднимая руку. – Можете встать.
Женщина не двинулась.
– Мы пришли, чтобы повидать Резу, – сказала Кхепри. – Я хотела, чтобы принц встретился с ним.
Взгляд Секхет метнулся к Кхепри.
– Уверена, что это мудро?
– Принцу нужно его увидеть, – твердо сказала Кхепри.
Пожилая женщина колебалась еще мгновение. Какой-то молчаливый разговор произошел между ней и Кхепри, а потом она кивнула и встала.
– Конечно. Сюда. – Она отвела их в одну из отделенных занавеской секций палатки. – Сейчас с ним Идалия, но можете войти.
Нервы Хассана гудели, когда он последовал за Кхепри. Девушка отвела в сторону занавеску, пропуская его, а потом Пенроуз. Когда взгляд Хассана опустился на толстую подстилку и фигуру, лежащую на ней, ему понадобилось взять себя в руки, чтобы не отпрянуть.
Мужчина на подстилке был весь испещрен шрамами, его кожа была обожжена. Она отслаивалась, обнажая кровоточащие розовые раны. Болезненно бледная кожа покрывала половину его лица и спускалась до ключиц. Крошечные белые шрамы, словно щели или трещины в разбитом стекле, расползались от ожогов, покрывая остальную часть тела. Казалось, когда-то у него была прическа, подобная той, что носила Кхепри, голова была выбрита по бокам – отличительная черта хератского легионера. Но теперь волосы росли редкими, неровными пучками. Уголки губ безвольно опустились, дыхание вырывалось слабыми и хрипящими вздохами. Сложно было представить, что этот хрупкий, хватающий ртом воздух мужчина когда-то был солдатом.
Живот Хассана свело от жалости и капли отвращения, которое он пытался подавить, стыдясь этого. Кхепри опустилась на колени рядом с постелью.
– Реза, – произнесла Кхепри с мягкой улыбкой. Она нежно накрыла его руку своей. – Это я, Кхепри.
Реза ответил жалобным стоном.
Девушка подняла взгляд на целительницу рядом с ним, низкорослую темнокожую женщину с круглым лицом.
– Есть какие-то изменения?
Та покачала головой.
– Ожоги почти затянулись, хотя у него останутся шрамы. Но боль…
Сухой вздох сорвался с губ Резы:
– Пожалуйста…
Кхепри начала подниматься, но внезапно мужчина схватил ее за руку. Не думая, Хассан двинулся к ним, но Кхепри подняла другую руку, останавливая юношу.
– Пожалуйста, – снова сказал Реза, его глаза были широко распахнуты и смотрели на нее. Нет, не на нее. Сквозь нее. Его глаза были пустыми, невидящими. – Я не могу… боль… пожалуйста.
– Все хорошо, – успокаивала его Кхепри. – Все будет хорошо.
– Разве вы ничего не можете сделать? – спросила Пенроуз, глядя на целительницу. – Ожоги…
– Боль ему причиняют не ожоги, – ответила женщина, качая головой.
– Нет, – простонал Реза. – Нет, нет, нет, нет… Его нет. Совсем нет. Я его не чувствую. Я не могу… его нет! Они забрали его. Ничего не осталось. Ничего.
Он уронил руку Кхепри, его рука безвольно упала рядом. Мужчину начало трясти. Мягкие, почти нечеловеческие всхлипы вырывались из его горла. Звуки были невыносимыми, отчаянными, хриплыми вздохами человека на грани безумия. Хассан думал, что видел страдания, но не мог осознать то, что видел теперь перед собой. Он словно п