Мисс Таппан открыла книгу набросков и начала ее листать. Эфира подавила протестующий крик. Наброски ее отца казались чем-то личным. Священным.
Женщина остановилась на наброске Беру. На рисунке девочке было десять или одиннадцать, долговязый ребенок. Ее руки были вытянуты над головой в попытке поймать падающего воздушного змея. Эфира помнила тот день. Деревенский фестиваль воздушных змеев. Беру поймала больше воздушных змеев, чем другие дети. Она так гордилась. Это происходило всего за пару недель до того, как Беру заболела.
Между той страницей и следующей лежал листик пергамента, сложенный в четыре раза. Женщина протянула его Эфире.
Девушка развернула его дрожащими руками. Это был еще один рисунок, но не человека.
Это была чашка. Она провела пальцами по детализированному карандашному рисунку изящной серебряной филигранной чашки, украшенной крошечными драгоценными камнями. Казалось, что ей место на столе какого-то древнего короля Бехезды.
Не чашки. Чаши.
Она медленно подняла взгляд от чаши на женщину.
– Это?..
– Глянь на обратную сторону, – сказала женщина.
Там Эфира нашла карту пустыни Сети, простирающуюся от побережья Восточного Пелагоса до Бехезды, и от северной степи Иншуу до самого Южного моря. Крошечные чернильные крестики отмечали десятки деревень в пустыне, о некоторых она никогда не слышала.
К нижнему краю карты был прицеплен кусочек пергамента со словами, написанными незнакомым почерком.
«Аран, – гласило письмо. – Боюсь, мы не можем помочь тебе в этот раз. Если Чаша и существует, поверь, ты не хочешь ее искать. Потому что ты найдешь только быструю смерть».
Эфира перечитала эти слова три раза, словно они могли измениться. Задолго до того, как она узнала о ее существовании, ее отец искал Чашу Элиазара. Все те разы, когда он уезжал с караваном, чтобы торговать в пустыне, в действительности он занимался этим? Ее сердце колотилось в горле.
– Что это? – прохрипела она. – Зачем мой отец искал Чашу Элиазара?
Женщина не ответила.
Эфира бросилась вперед, выбив отцовский альбом из рук женщины.
– Отвечайте мне! – крикнула она. – Если мой отец искал Чашу Элиазара, то это как-то связано со мной, не так ли? Почему я… почему мой Дар такой?
Женщина наклонила голову набок.
– Какой такой?
– Могущественный, – сказала Эфира. Слово оставило странный привкус на языке. Она не думала о себе как о могущественной, но доказательство было здесь, в этой деревне, выжжено на коже каждого человека, убитого ею.
Знал ли ее отец, на что способна Эфира? Верил ли, что Чаша как-то поможет контролировать ее Дар?
Женщина осмотрела комнату.
– Не вы с сестрой начали это. Бледная Рука и тот, что восстанет. Но именно вы это закончите.
Эфира вздрогнула, вспомнив слова Беру о последнем пророчестве. Век тьмы грядет. И мы ее приведем.
– Я всего лишь хотела спасти свою сестру, – сказала Эфира надрывающимся голосом. – Ничего из этого не должно было случиться.
– Но случилось, – ответила женщина. – И зная это, зная, какова цена, ты все еще хочешь спасти ее?
Эфира закрыла глаза:
– Да.
– Тогда тебе нужно закончить то, что начал твой отец, – сказала женщина. – Делай выбор.
Эфира глянула на карту в своих руках. Если бы она могла найти Чашу, то смогла бы спасти Беру раз и навсегда.
И в процессе могла бы обречь весь мир.
И, встретившись глазами с непоколебимым взглядом женщины, Эфира сделала свой выбор.
70Антон
АНТОН НЕ УТОНУЛ.
Голова болела. Мир кружился и раскачивался. Его тошнило, он не мог понять, где верх, где низ. Он с трудом открыл глаза. Его пронзил яркий свет.
Во вспышке он все вспомнил – цистерну, маяк, брата, Джуда – и сел, тяжело дыша.
– Давай попробуем двигаться медленно, хорошо?
На грудь надавила рука. Он почувствовал гудение эши, наполняющей комнату, приятное, с медным отзвуком. Спокойное. Сосредоточенное. Могущественное.
Антон уставился мутными глазами на женщину. Она была бледной, мускулистой, темные веснушки покрывали ее лицо и видимую ему часть шеи и рук. Ее медные кудри были собраны в толстую косу, скрывая часть серебряного изгиба металла вокруг шеи. Темно-синие глаза словно грели, когда она встречалась с ним взглядом. Но в них виднелось и некое беспокойство.
Внутренности Антона сжало, и он упал на бок, опустошая содержимое своего желудка на деревянный пол.
Женщина даже не моргнула.
– Воды, – прохрипел он.
Возле кровати стояла миска. Женщина осторожно поднесла ее, чтобы помочь ему попить. Прикосновение было неожиданно нежным. Почти благоговейным.
Антон вздрогнул и откинулся на подушки, закрыв глаза. Со стоном он закрыл лицо руками, пытаясь спрятаться от света.
– Ты знаешь, где ты? – спросила женщина. – Можешь назвать мне свое имя?
– Антон, – пробормотал он, приглушенным ладонями голосом. – Мы на корабле.
– Правильно, – мягко сказала она. – Меня зовут Пенроуз. Я знаю, что, должно быть, сейчас ты сбит с толку, но я обещаю тебе, что ты в безопасности. Полной.
– Где Джуд? – Последнее, что он помнил, – это падение и руки Джуда, обнимающие его, закрывающие от Божьего огня. Они оба упали в море, и потом…
Губы Пенроуз сжались в тонкую линию, и ее лицо, и так уже бледное, побелело. Внутри Антона все оборвалось, и он наклонился вперед, уверенный, что ему снова станет плохо.
Наконец Пенроуз ответила:
– Он на корабле.
Из его груди вырвался вздох облегчения, и он закашлялся.
Но Пенроуз не закончила.
– Я видела, как вы оба упали с маяка. Я видела, как вы вошли в море. Мы нырнули за вами – Аннука и я – и вытащили вас так быстро, как могли. Джуд не дышал, когда вас вытащили. Целители делают все, что в их силах.
Голова Антона загудела от прилива горячей крови и снова закружилась.
– Антон. – Голос Пенроуз все еще был мягким, но в нем появилось напряжение. – Что вы с Джудом делали на вершине маяка?
Антон долгое мгновение ничего не отвечал. Потом, почувствовав растушую тревогу Пенроуз из-за его молчания, произнес:
– Ты одна из них, не так ли? Ордена последнего света?
Она кивнула.
Он сделал нервный вздох. Больше не было смысла прятаться от этого, бежать от этого. Он доказал это на вершине маяка. И это почти стоило ему жизни.
Это почти стоило жизни Джуду.
– Я хочу его увидеть, – резко сказал он.
Пенроуз колебалась.
– Пожалуйста. Отведи меня к нему, и я расскажу все, что ты хочешь услышать.
На третий раз Антону удалось выйти из своей каюты. Пенроуз была терпеливой, поддерживала его, когда он ковылял к двери по узкому коридору. Они останавливались через каждую пару шагов, чтобы он мог облокотиться на переборку и остановить головокружение.
Когда они наконец добрались до корабельного лазарета, в коридоре стояли еще четыре человека – двое темнокожих мужчин и светлокожие женщина и мужчина, так похожие друг на друга, что скорее всего они были братом и сестрой. На всех были темно-синие плащи и серебряные торки, как у Пенроуз.
– Это?.. – заговорил светлокожий мужчина, глядя прямо на Антона.
Пенроуз оборвала его многозначительным взглядом.
– Он хочет увидеть Джуда.
Защелка открылась, и бледный свет корабельного лазарета пролился в коридор. Антон сглотнул, колеблясь теперь, когда стоял так близко к тому месту, где лежал раненый и беспомощный Джуд.
Он открыл дверь и вошел. В каюте стоял ряд коек, половина была закрыта занавесками. Слабый свет просачивался в иллюминатор. Пенроуз подвела его к одной из занавесок и открыла ее.
Джуд казался маленьким и бледным на фоне серых простыней своей койки. Его рука была забинтована, а бледные шрамы ползли по горлу, словно трещины разбитого стекла.
И всё из-за Антона. Потому что он, будучи трусом, побежал на вершину маяка, так как был не в силах принять то, кем он был. Что он видел.
Его снова начало подташнивать. Антон выбежал из каюты. Он добрался до главной палубы, прежде чем его желудок всколыхнулся. Он перевесился через борт корабля, и его вырвало.
Юноша положил голову на руки, облокачиваясь о фальшборт. Во рту горели жар и горечь. На его плечо осторожно легла рука, и он снова почувствовал медную эшу Пенроуз.
– Божий огонь, – пустым голосом сказал Антон. – На вершине маяка. Джуд прыгнул через него, чтобы добраться до меня. – Он все еще помнил жар, змеиное движение пламени, щелкающего, словно кнут, в воздухе между ними.
– Когда вы ударились о воду, пламя погасло, – отрывисто сказала Пенроуз. – Ожоги небольшие. Есть шанс… – Она замолчала, эмоции поглотили ее следующие слова. – Есть шанс, что вода потушила его прежде, чем Божий огонь выжег его Дар. Мы не узнаем этого, пока он не проснется. Придется просто ждать.
Ждать, чтобы узнать, выдержало ли тело Джуда то, что с ним сделал Антон.
– Джуд использовал Дар, пока вы падали, – сказала Пенроуз. – Он использовал его, чтобы спрыгнуть с обрушившегося маяка и уплыть подальше от подводного течения.
Антон поднял взгляд, не понимая, на что она намекает. Она осторожно смотрела на него.
– Для такого понадобилась бы большая сила воли, – продолжила Пенроуз, – чтобы использовать Дар с такой болью. Я прикасалась к цепям, выкованным в Божьем огне, и едва могла вытерпеть такую боль. Не могу представить, каково было бы пытаться использовать Дар, когда само пламя обжигает. За что бы он ни сражался… оно должно быть очень важным.
Антон поднял голову и встретился с ее взглядом и невысказанным вопросом в нем.
– Я пророк, – он уже говорил это Джуду на маяке. Сейчас эти слова не казались менее странными. – Тот самый пророк, я полагаю.
Пенроуз стояла совсем неподвижно.
– Значит, это правда.
– Ты знала?
– Ты подходящего возраста, – тихо сказала Пенроуз. – И когда я увидела Джуда… – она замолчала.