Но как поступить с самой Элайдой? Правильно ли позволять лже-Амерлин считать, что Эгвейн напугана? Или пришло время дать бой?
К концу мытья Эгвейн чувствовала себя гораздо чище и увереннее. Её положение в войне существенным образом ухудшилось, но она ещё могла сражаться. Она быстро прошлась расчёской по влажным волосам, надела новое платье послушницы и вышла к своим сопровождающим. Свет, как было приятно ощущать на коже мягкую, чистую ткань!
Они проводили её наверх, к покоям Амерлин. Эгвейн прошла мимо нескольких групп сестёр; в их присутствии она прошла с гордо поднятой головой, для их же пользы. Сопровождающие вели ее через ту часть башни, где находился сектор Красных. Плитки на полу здесь имели красный и тёмно-серый цвет. Тут ходило больше людей: женщин в шалях, слуг с Пламенем Тар Валона на груди. Никаких Стражей. Это всегда казалось Эгвейн странным – в других частях Башни они были привычным зрелищем.
Закончив длинное восхождение и преодолев несколько поворотов, они прибыли к апартаментам Элайды. Эгвейн неосознанно поправила юбку. По пути она решила, что должна вести себя с Элайдой так же, как в прошлый раз – сохранять молчание. Продолжать раздражать её означает заработать ещё больше ограничений. Эгвейн не будет унижаться, но также не станет и отступать со своего пути свержения Элайды. Пусть она думает что хочет.
Слуга открыл дверь, пропуская Эгвейн в столовую. Она была поражена тем, что увидела. Она полагала, что будет прислуживать одной Элайде, или, возможно, ещё будет Мейдани. Эгвейн даже не предполагала, что столовая будет полна женщин. Здесь были пятеро, по одной от каждой Айя, кроме Красной и Голубой. И каждая из гостей была Восседающей. Здесь была Юкири, а также Дозин, обе тайные охотницы за Чёрной Айя. Феране тоже была здесь, и казалось, что она была удивлена, увидев Эгвейн. Разве Белая не знала об этом ужине заранее?Или она просто о нем запамятовала?
Рубинде из Зелёной Айя сидела рядом с Шеван из Коричневой. С ней Эгвейн тоже хотела бы встретиться. Шеван была одной из тех, кто поддерживал переговоры с мятежными Айз Седай, и Эгвейн надеялась, что будет нетрудно убедить её помочь в объединении Белой Башни изнутри.
За столом не было Красных сестёр, за исключением Элайды. Было ли это из-за того, что все Красные Восседающие находились за пределами Башни? Или, возможно, Элайда решила, что собрание дополнено ею самой, поскольку всё ещё продолжала считать себя Красной, хотя, в качестве Амерлин, и не имела на это права.
Стол был длинным, кубки из хрусталя искрились, отражая свет, исходящий из богато украшенных бронзовых напольных светильников, расставленных вдоль стен ржавого красно-жёлтого цвета. На каждой женщине было платье цвета её Айя. Комнату наполняли запахи сочного мяса и приготовленной на пару моркови. Женщины беседовали. Дружелюбно, но натянуто. Напряжённо. Им не хотелось здесь находиться.
Дозин кивнула Эгвейн через всю комнату, почти уважительно. Это что-то значило. Как будто говорило: «Я здесь, потому что ты сказала, что подобные вещи важны». Элайда сидела во главе стола. На ней было красное платье с длинными рукавами, их и лиф платья украшали неогранённые гранаты. На лице её была удовлетворённая улыбка. Слуги сновали туда и сюда, наливая вино и разнося еду. Почему Элайда устроила ужин с Восседающими? Была ли это попытка залечить трещины в Белой Башне? Возможно, Эгвейн напрасно её осуждала?
– О, хорошо, – сказала Элайда, увидев Эгвейн. – Наконец-то ты пришла. Иди сюда, дитя.
Эгвейн так и сделала. Девушка прошла через комнату, и остальные Восседающие её заметили. Некоторые казались смущёнными, другим была любопытна причина её присутствия. Подходя, Эгвейн кое-что поняла. Один этот вечер запросто мог разрушить всё, над чем она трудилась последнее время.
Если бы находящиеся здесь Айз Седай увидели, как она покорно прислуживает Элайде, Эгвейн потеряла бы в их глазах свою принципиальность. Элайда объявила, что Эгвейн покорилась, но Эгвейн доказала обратное. Если сейчас она подчинится воле Элайды, даже немного, это будет рассматриваться как доказательство.
Испепели Свет эту женщину! Почему она пригласила так много сестёр из тех, на кого Эгвейн пыталась повлиять? Было ли это простым совпадением? Эгвейн подошла к лже-Амерлин, сидевшей во главе стола, и слуга передал ей хрустальный кувшин, наполненный искрящимся красным вином.
– Ты будешь следить, чтобы мой кубок был полон, – сказала Элайда. – Стой здесь, но не подходи слишком близко. Я бы предпочла не вдыхать исходящий от тебя запах сажи.
Эгвейн сжала зубы. Запах сажи? После целого часа мытья? Сомнительно. Со стороны она видела удовлетворение, наполнявшее глаза отпивающей вино Элайды. Та повернулась к Шеван, которая сидела на соседнем стуле справа от неё. Коричневая была худой женщиной с узловатыми руками и угловатым лицом, вся словно сделанная из шишковатых палок. Она с задумчивым видом изучала хозяйку.
– Скажи, Шеван, – произнесла Элайда. – Ты по-прежнему настаиваешь на этих глупых переговорах с мятежницами?
– Сёстры должны получить шанс помириться, – ответила Шеван.
– У них был шанс, – сказала Элайда. – Честно говоря, я ожидала большего от Коричневой. Ты ведёшь себя упрямо, ни на йоту не понимая, как устроен реальный мир. Даже Мейдани согласна со мной, а ведь она Серая! Ты знаешь, каковы они.
Шеван отвернулась. Выглядела она гораздо тревожнее, чем раньше. Зачем Элайда пригласила их на ужин, если собирается лишь оскорблять их и их Айя? Пока Эгвейн размышляла, Красная обратила своё внимание на Феране и пожаловалась ей на Рубинде, Восседающую из Зелёных, которая также сопротивлялась усилиям Элайды прекратить переговоры. За разговором, она протянула бокал Эгвейн, постукивая по нему. Элайда едва ли сделала из него несколько маленьких глотков.
Скрежеща зубами, Эгвейн наполнила бокал. Остальные и раньше видели её за работой – к примеру, она колола орехи для Феране. Это не испортит её репутацию, пока Элайда не заставит её унизить себя каким-либо образом.
Но в чём была цель ужина? Элайда, казалось, даже не пыталась что-то предпринимать, чтобы примирить Айя. Если она что-то и делала, то только расширяла трещины, унижая несогласных. Иногда она заставляла Эгвейн наполнить её кубок, но никогда не делала больше, чем один-два глотка.
Постепенно Эгвейн начала понимать. Этот ужин был организован не для того, чтобы поработать с Айя. Он имел целью запугать сестёр, чтобы они делали то, что считает нужным Элайда. А Эгвейн здесь присутствует только для демонстрации! Чтобы показать, сколько власти у Элайды – она могла взять девушку, которую другие называли Амерлин, надеть на неё платье послушницы и назначить ей ежедневные наказания.
Эгвейн снова почувствовала злость. Почему Элайде так легко удавалось влиять на её чувства? Суповые тарелки убрали и принесли морковь, приготовленную на пару со сливочным маслом. В воздухе чувствовался слабый запах корицы. Эгвейн не ужинала, но чувствовала себя слишком плохо, чтобы беспокоиться о еде.
«Нет,- подумала она, успокаивая себя, – я не прерву это в зародыше, как в прошлый раз. Я буду терпеть. Я сильнее Элайды. Сильнее её безумия».
Разговор продолжался; Элайда делала обидные замечания другим, иногда намеренно, иногда с кажущимся непониманием. Остальные меняли тему разговора, переводя его с мятежниц на небо, странным образом затянутое облаками. В конце концов Шеван упомянула слух о Шончан, встретившихся с Айил на юге.
– Опять Шончан? – вздохнула Элайда. – Вам незачем о них беспокоиться.
– Мои источники говорят об обратном, Мать, – сухо сказала Шеван. – Думаю, нам следует обратить пристальное внимание на то, что они делают. Несколько моих сестёр расспросили это дитя о её длительном опыте общения с ними. Вы должны услышать о том, что они делают с Айз Седай.
Элайда рассмеялась звонким мелодичным смехом.
– Конечно, вы знаете, как это дитя склонно преувеличивать! – она бросила взгляд на Эгвейн. – Ты распространяла ложь ради своего друга, глупого ал’Тора? Что он велел тебе рассказать об этих захватчиках? Они на него работают, разве нет?
Эгвейн не ответила.
– Говори, – сказала Элайда, взмахнув бокалом. – Скажи этим женщинам, что ты солгала. Сознайся, девчонка, или я снова назначу тебе наказание.
Наказание, которое она получит за нежелание говорить, будет лучше, чем гнев Элайды, если Эгвейн посмеет ей перечить. Молчание было дорогой к победе.
Однако когда Эгвейн взглянула на длинный стол из красного дерева, уставленный ярким белым фарфором Морского народа и мерцающими красными свечами, она увидела пять пар изучающих её глаз. Она догадывалась, какие вопросы они хотели задать. Эгвейн отважно говорила с ними наедине, но будет ли она придерживаться своих слов сейчас, лицом к лицу с самой влиятельной женщиной мира? Женщиной, в руках которой была жизнь Эгвейн.
Была ли Эгвейн Амерлин? Или она была только девчонкой, которая любила воображать?
«Испепели тебя Свет, Элайда» - подумала девушка, сжав зубы, понимая, что была неправа. Молчание на глазах у этих женщин не приведёт к победе. «Вряд ли тебе понравится то, что сейчас будет».
– Шончан не работают на Ранда, – сказала Эгвейн. – И они представляют большую угрозу для Белой Башни. Я не распространяла никакой лжи. Сказать иное означало бы нарушить Три Клятвы.
– Ты не давала Трёх Клятв, – строго сказала Элайда, поворачиваясь к ней.
– Давала, – возразила Эгвейн. – Я не держала в руках Клятвенный Жезл, но не жезл делает мои слова правдивыми. Я храню слова клятвы в сердце, и мне они ещё дороже, поскольку ничто не заставляет меня их выполнять. И согласно этой клятве, я скажу ещё раз. Я Сновидица, и мне приснилось, что Шончан нападут на Белую Башню.
Глаза Элайды на мгновение вспыхнули, и она сжала вилку так сильно, что побелели костяшки пальцев. Эгвейн не отводила взгляда, и наконец Элайда снова рассмеялась.
– Ах, я смотрю, упряма, как всегда. Придётся мне сказать Кэтрин, что она была права. Ты получишь наказание за свои преувеличения, дитя.