асивым благородным лицом. Со лба на левую бровь падал рубленный шрам, тонкие губы плотно сжаты, ледяные желтые глаза смотрели в самую душу. Рядом на пегой беспокойной кобылке сидела маэва в длинном черном платье, похожем на балахон. Лицо цвета старой ольховой коры прокрывала сеточка мелких ритуальных шрамов. Маэва была одновременно прекрасна и отвратительна. Под пристальным, изучающим взглядом Бучиле стало не по себе, чужие, невидимые, холодные пальцы пробежали по плечам, задержались на горле и сжали виски. Женщина улыбнулась, показав подпиленные зубы, и что-то шепнула предводителю. Воин понимающе кивнул и сказал по-русски спокойным, уверенным гортанным голосом:
— Так-так, какая неожиданная встреча. Собачьи бошки, жалкий предатель и оживший мертвец. Кого только нынче не встретишь в нашем Лесу.
— Третья сотня четвертого полка Лесной стражи, сотник Захар Безнос, — представился Захар, пропустив оскорбление мимо ушей.
— И где твоя сотня, сотник? — насмешливо спросил маэв. — Таким, как ты, опасно гулять в одиночестве. Слишком многие хотят привесить собачью бошку к седлу.
По отряду маэвов прошелестел нехороший смешок.
— Мы не враги, — отозвался Захар.
— Кто знает? — повел плечами маэв. — В наш век клятвопреступников честный враг лучше лживого друга. Я Локгалан, великий вождь славного племени долхеймов.
«Ого, — удивился про себя Рух. — На ловца и зверь бежит. А эта баба, к гадалке не ходи, ведьма, про которую Ситул говорил».
— Наслышан о тебе, вождь, — кивнул Захар.
— Надеюсь, слышал только плохое? — Губы Локгалана тронула мимолетная ангельская улыбка.
— Мы видели стойбище вверх по реке.
— Люблю оставлять послания. А теперь, сотник, разреши спросить, что ты делаешь здесь?
— Мы едем на совет.
— Совет закончен, и вас туда не приглашали.
— Закончен?
— Если Локгалан уехал, значит, слов больше нет, — промурлыкал вождь. — Нет, там остались жалкие старые бабы, возомнившие себя воинами, но с ними не о чем говорить. Так что Собачьи бошки хотят от совета вождей?
Захар чуть замялся, и Бучила поспешил взять быка за рога, рубанув прямо в лоб:
— Мы хотим знать, известно ли маэвам о происшествии в деревне Торошинка.
— Не припомню такой. — На узком, костистом лице Локгалана не дрогнул ни единый мускул. — Людей расплодилось больше, чем муравьев, куда ни плюнь, всюду жалкие деревушки.
— Там погибли люди.
— Люди гибнут, маэвы гибнут, такова жизнь, этого не изменить, трава и деревья должны на чем-то расти. Ведем беседу, строим планы, а к вечеру, быть может, все мы умрем.
Шаманка снова что-то сказала вождю. Локгалан выслушал, понимающе кивая в ответ, и сказал:
— Хинтара говорит, надвигается тьма и маэвы должны остаться в стороне. Это не наша война.
— Что ей известно? — жадно попросил Рух.
— Хинтара чувствует зло. Она говорит, вы должны уйти, и тогда, возможно, спасетесь. Впереди вас ждет только смерть. Она близко. И она голодна. В наших лесах появилось зло, которого маэвы раньше не видели. Оно даже хуже людей.
— Я бы хотел поговорить с ней.
— Это невозможно, — возразил вождь. — Ты Тот-кто-умер-и-снова-ожил. Таких мы сжигаем в очистительном пламени.
— Сжигалка-то выросла? — ощерился Бучила, несмотря на предупредительный возглас Захара.
— Разве я собираю дрова? — улыбнулся маэв. — Не беспокойся, Тот-кто-вернулся. Пока ты с Собачьими бошками, ты в безопасности. Как и предатель. Виаранатэш.
По знаку Локгалана воины освободили дорогу, свернув коней на обочину. Рух, медленно проезжая мимо, чувствовал ненависть и дикую, необузданную силу, сдерживаемую только волей вождя. Маэвы племени Семи отравленных стрел были вооружены на зависть иной армии. Короткие, мощные луки из жил, рога и клееного дерева соседствовали с драгунскими пищалями и длинноствольными пистолетами. От обилия колюще-режущего разбегались глаза: копья с широкими клиновидными наконечниками, сабли, топорики, палаши. Бучила особенно отметил знаменитые десои, хищного вида костяные ножи с полуторавершковым тонким и зазубренным лезвием. Для маэва десой был продолжением руки, ритуальным оружием, предназначенным пытать и добивать поверженного врага.
— Чертова баба что-то знает, — хмуро сказал Рух, когда маэвы остались далеко за спиной.
— Или делает вид, — пробурчал Захар. — С этими шаманами хер разберешь. На одного настоящего шарлатанов пяток.
— Ну не скажи, сотник, — возразил Чекан. — Помнишь Якушку Шапанина? Мы однажды с ним к колдуну маэвскому завалились по пьяному делу. А он прямо серьезный такой, весь коростой и лишаями зарос, из носа сопли текут, зубов нет, сразу видать, понимает в нечистых делах. Нагадал Якушке, что никакое вражье железо его не возьмет. И как в воду глядел.
— Постой, — насупился Захар. — Якушку убили в прошлом году. Я сам лист похоронный подписывал.
— Убили, — подтвердил Чекан. — Да только не железом взяли его. Провалился в ловчую яму, напоролся на колья. Вытащили, а он еще живой был, пузыри кровавые надувал. Смекаете? Никакого железа.
— Я такой клятни сколько хошь нагадаю, — фыркнул Бучила.
— Да взаправду все! — обиделся Чекан. — А вот еще случай был…
— Тихо, — оборвал Захар. Саженях в ста на дороге маячили четыре маэва. Высокий мускулистый воин окрикнул их и жестом велел подойти. Ситул, взявший роль переговорщика на себя, перебросился с сородичами парой обрывистых фраз и сказал:
— Дальше прохода нет. Вожди продолжают совет.
— Скажи, Лесная стража хочет поговорить, — велел Захар.
Ситул заспорил с высоким, оживленно жестикулируя. Наконец другой маэв, помоложе, вскочил на коня и унесся прочь.
— Спросит разрешения у вождей, — пояснил Ситул.
— Ага, ща клятские вожди разрешат с нас шкуры содрать, — съехидничал Рух. Как ни крути, а было не по себе посреди леса и воинственно настроенных дикарей. Хер поймешь, чего им в головенки дурные взбредет.
— По сторонам приглядывайте, — предупредил Захар.
«Ну точно, это нас непременно спасет», — невесело подумал Бучила и, как было приказано, закрутил головой. Все при деле.
Молодой обернулся вихрем. Осадил пятнистую лошадь и что-то неразборчиво передал главному.
— Можем ехать, — с долей удивления перевел Ситул.
Лес поредел, солнечный свет навылет пробивал таинственно шумящий на ветру березняк. Тянуло костровым дымом. Открывшееся стойбище произвело впечатление. Огромный кишащий маэвами муравейник. Вместо земляных хижин шатры из шкур и навесы. Множество воинов, как мужчин, так и женщин, и еще больше коней. На глаз, примерно пара сотен нелюдей. Руху стало неуютно под взглядом желтых озлобленных глаз. Затея сотника нравилась ему все меньше и меньше, очень уж не хотелось пропадать ни за ломаный грош. Кто остановит маэвов, вздумай они отрезать парочку волчьих голов? Никто и не чухнется. Мало ли сколько народу пропадает в лесах? Молчаливая толпа смыкалась позади.
— Приветствую Лесную стражу! — на пути расслабленно стоял невысокого роста маэв. Тощий, жилистый, разодетый, как скоморох или сошедший с ума дворянчик средней руки, в некогда шикарный черный камзол, лоснящийся от грязи и жира, с остатками истрепавшегося кружева и серебряного шитья. Дополняли картину кожаные штаны, высокие сапоги и традиционная жилетка из волчьей шкуры. За широкий пояс с бляхой заткнуты небольшой топорик и зловещий десой, судя по всему, изготовленный из берцовой человеческой кости.
— Диар дуит, мэас. Мы пришли с миром. — Захар спрыгнул с коня и коротко поклонился, жестом велев остальным следовать за собой.
— Я Викаро, великий вождь славных карэсков, рад встретить Лесную стражу как старых друзей, — представился маэв. — Все земли вокруг принадлежат мне. Разделите с Викаро пищу и кров. О ваших лошадях позаботятся.
— Огромная честь, вождь. — Захар обменялся с маэвом крепким рукопожатием. — Я сотник Лесной стражи Захар Безнос, это мои люди.
Рух поправил под плащом тесак. Викаро произвел впечатление скользкого сукиного сына. Безопасней доверить волку охрану новорожденных ягнят, чем повернуться к такому спиной. Предупредить Захара? Так сотник и сам не дурак, знает, куда влез по самое не балуй.
— Мы спешили на большой совет, вождь, — сказал Безнос.
— Совет окончен, — величаво кивнул маэв, подходя к высокому шатру, расписанному хищными зверями и спиралевидным орнаментом. Двое зеленоликих держали открытым полог. — Слишком много старушечьей трескотни и слишком мало слов, достойных мужчин. Многие вожди разъехались, остались лишь верные Викаро и его делу.
Вождь что-то шепнул на ухо воину с непроницаемым, жестким лицом и вошел внутрь. В шатре уютно потрескивал бездымный костер, отбрасывая неверные тени на узкие, звероватые лики троих сидящих на вытертых шкурах маэвов. Рядом с огнем курилась набитая углями жаровня, источая тошнотворно-удушливый аромат. Бучила определил запахи еловой смолы, зверобоя, полыни и чего-то еще. Запах наливал голову теплым, густым молоком.
— Это славные Тикшай, Рудор и Инемат, великие вожди племен Кровавых лиц, Желтой луны и Дарующих смерть, — поочередно представил Викаро. Маэвы важно кивали, услышав свои имена.
— Диар дуит, мэасы, — поприветствовал Захар.
— Здорово, зеленые морды, — чуть слышно буркнул Рух.
— Гостям лучшие места у огня, — пригласил Викаро.
— Прими дары, вождь, — сотник кивнул своим. Чекан и Ситул брякнули посреди шатра узкий плетеный короб, наполненный порохом, пулями, топорами, ножами и прочими полезными в хозяйстве вещицами.
— Благодарю. — У Викаро загорелись глаза, но гордость не позволила запустить ручонки в короб прямо сейчас. — Что привело доблестную Лесную стражу в наши края?
— Хотим узнать, что известно маэвам о происшествии в деревне Торошинка, — не стал тянуть кота за яйца Захар.
— Боюсь, немногое, — развел руками Викаро. — Пришла большая беда, и теперь люди винят маэвов.
— Никто не винит, — возразил Захар. — Пока.
— Винят-винят, — улыбнулся Викаро. — У людей всегда виноваты маэвы, так было и так будет всегда. Тебе ли, сотник, не помнить Багровую ночь.