— То былые дела, — поморщился сотник.
— А кто старое помянет, тому глаз вон? — блеснул Викаро знанием человеческих поговорок.
Бучила понимающе хмыкнул. Лет семьдесят назад на тракте из Ладоги в Новгород был ограблен обоз, возчиков и охрану побили. На месте нашли несколько маэвских стрел. Власти особо разбираться не стали, стянули войска, и в карательной операции, вошедшей в историю под названием «Багровая ночь» погибло несколько сотен маэвов, в основном женщин и всяких детей. Местное отребье принимало самое деятельное участие, вырезая зловредных нехристей целыми семьями. И только спустя неделю выяснилось, что обоз трепанула разбойничья банда и маэвы тут ни при чем. Извиняться, понятно, не стали.
— Никто маэвов не обвиняет, — с расстановкой повторил Захар. — Мы пришли спросить. Нет значит нет.
— Лесной страже прекрасно известно — стойбищ рядом с погибшей деревней нет, — напомнил Викаро. — Маэвы изгнаны со своей земли и предпочитают держаться подальше от человеческого жилья. Лес полнится слухами, но правды в них, как золотого песка в сгнившей листве. — Он обратился на своем языке к вождям, выслушал ответы и передал: — Мои братья скорбят, помочь мы не в силах. Но я, Викаро, друг Лесной стражи, клянусь выяснить правду ради тебя.
Рух злорадно глянул на сотника. Съел? Нет, ну а на что ты рассчитывал? Думал, маэвы выдадут убийц или направят по верному следу? Хер там плавал. Времени только потеряли телегу, а время нынче в цене. Вряд ли колосоажатели драные устыдятся паскудства и уйдут замаливать грехи в монастырь. Не, пока мы тут с зеленомордыми светские беседы ведем, можно успеть три Торошинки жопами на палки острые нанизать.
— Я надеялся на твою помощь, вождь. — Захар выудил из корзинки с подарками весело булькнувшую бутыль. — Предлагаю скрепить договор чашей вина.
Пробка выскочила, Рух учуял запах водки. Ну вот, хоть какие-то хорошие новости! Вожди, до поры сохранявшие возвышенное спокойствие, оживились. Сидевший напротив благообразный маэв в головном уборе из кожи и кости, разом потерял величавость и подался вперед, причмокивая беззубым ртом.
— Я прикажу подать посуду, — заулыбался Викаро и, повысив голос, крикнул что-то по-своему.
В шатер вошли трое воинов-маэвов, держа в руках стопки глиняных чашек грубой, примитивной работы. «У нас кошек кормят из блюдец получше», — подумал Бучила. Тонкий, жилистый, словно свитый из сосновых корней маэв плотно закрыл шкурой вход и подал ему заляпанную жиром посудину с отпечатками в глине пальцев неизвестного мастера. Маэвы уходить не спешили, неподвижными тенями замерев за спинами сидящих вождей. Захар щедро налил водки.
— Маэвы и люди всегда враждовали. — Викаро обвел присутствующих восторженным взглядом. — Я хочу, чтобы вековая война закончилась и мы смогли жить бок о бок, как в старые времена. За дружбу!
Чаши поднялись, но выпить никто не успел. Рух заметил, как Викаро многозначительно смежил веки, и в следующее мгновение троица воинов маэвов выхватила десои. Бучила дернулся и пытался заорать. Правее мелькнули изумленные глаза Захара. Костяные ножи одновременно пронзили шеи вождей, фонтаном хлынула бледно-красная кровь, плеснув Руху на грудь и лицо. Жилистый маэв вырвал десой, потянув за костяным лезвием ворох порванных жил. Бучила отшатнулся, но воин оттолкнул обмякшего вождя, выскочил из шатра и огласил лагерь громкими воплями. Оставшиеся двое опустились на колени и протянули свое страшное оружие Захару.
— Что за херня? — выдохнул пришедший в себя Безнос, невольно косясь на сучащих ногами вождей.
— Лесная стража убила вождей Тикшая, Рудора и Инемата, подарив жизнь только Викаро, — пояснил маэв. — Отныне Викаро друг Лесной стражи, Викаро силен, теперь все воины убитых вождей станут воинами Викаро. Скоро весть облетит все племена, и не будет вождя, равного мне.
— Ты убил их. — Захар молниеносным броском сцапал Викаро за горло.
— Не-ет, — прохрипел маэв, жестом велев своим не вмешиваться. — Слышите крик Загано? Слышите, что он кричит?
— Ситул? — Захар чуть ослабил хватку.
— Загано кричит: Лесная стража убила вождей, — перевел Ситул.
— Убьете меня, они убьют вас. — Желтые глаза маэва были невинны.
— Сука. — Захар отпустил Викаро.
— Нас поимели, — расхохотался Рух. — Трахнули и вряд ли заплатят.
— Тварь! — Захар был в ярости.
— Союзник, — возразил Викаро, потирая шею. — Верный и преданный. Вы убили вождей, благодарность Викаро безмерна. — Он пренебрежительно пнул мертвеца. — Трусливые лисы заслужили свое, Викаро заберет их жен и детей, их коней и меха. Теперь всякий маэв захочет пойти за Викаро, другом могучей Лесной стражи. А наш маленький секрет останется залогом долгой, взаимовыгодной дружбы.
— Ты сумасшедший, — восхитился Бучила.
— Может быть, — Викаро не стал отрицать. — Но так ли это важно сейчас? Идемте, друзья, я должен показать своему народу нового великого вождя.
Маэв распахнул шкуры и величественно выплыл на встречу солнцу и свету. Поляна перед шатром была забита маэвами. Сотни глаз уставились на вождя, и тут же лагерь взорвался приветственным ревом. Викаро был похож на обожравшегося сметаной кота. Маэвы вопили, потрясая оружием, а Викаро купался в лучах славы и обожания. Он успокаивающе поднял руки и заговорил:
— Братья, я Викаро, вождь карэсков, рожденный Лесом и кровью, говорю вам: Тикшай, Рудор и Инемат пали от руки Лесной стражи, потому что хотели предать наш народ. Теперь я поведу вас!
Маэвы падали на колени, приветствуя своего вождя. Викаро повернулся и промурлыкал:
— Викаро не забудет услуги. Друзья помогают друг другу.
— Чем может помочь такой лживый хорек? — тихонько, чтобы больше никто не услышал, фыркнул Захар.
— У Викаро есть важные сведения, Викаро хотел сообщить Лесной страже, но Лесная стража пришла сама. Загано, — Викаро подозвал воина и затолкал гостей обратно в шатер. — Говори.
Тощий воин зашептал, исподлобья посматривая на Захара. Ситул задышал часто-часто и перевел:
— Ночью возле костра Загано слышал, как воины, испив злой воды и надышавшись ароматного дыма, хвастались подвигами. Маэвы со знаками Семи отравленных стрел, племени вождя Локгалана, убили человека два солнца назад. Он был молод и храбр и скакал в одиночку. — Ситул коснулся плеча. — И вот тут у него была нашивка в виде сигнального рожка.
В опустившейся гробовой тишине, казалось, было слышно, как души покидали тела убитых вождей.
Глава 5Дерьма прибавляется
Карету дернуло на ухабе, и земский доктор Петр Петрович Томазов от души приложился башкой, едва не выронив саквояж с инструментами. Он тяжко вздохнул, поправил парик и попытался поудобнее расположиться на жестких сиденьях. За мутными, покрытыми пылью и давленными комарами оконцами мелькал темнеющий лес. Предзакатное солнце окрашивало излом еловых вершин багрово-золотой полосой. Томазов обиженно поджал тонкие губы. Его, первейшего на всю округу врача, ученика самого Александра Терентьича Феофилактова, вытребовали на ночь глядя, словно последнего школяра. И ладно бы вопрос жизни и смерти стоял, грыжа допустим, или срочные роды, или граф Северцев, известный игрок и гуляка, снова сифилис подхватил. Так нет, предстояла самая дрянная и грязная работенка. В Покровский монастырь приволокли три трупа из какой-то замшелой деревни, которые, по заведенному порядку, требовалось досконально проверить на предмет всяких опасных зараз. На памяти Петра Петровича это был третий случай за двенадцать лет. Первые два оказались ложной тревогой, да и этот вряд ли стоил мучений и ночи без сна.
Томазова порядочно растрясло, голова гудела, к горлу то и дело подступала кислая рвота. Меньше всего ему хотелось обблеваться в карете, монашки, понятное дело, вида не подадут, но ведь сам сгоришь со стыда! Доктор, ученый человек, и так опозориться. Не приведи Господь Бог!
Он глубоко задышал, успокаивая бунтующий желудок. Радовало одно: от дома до монастыря всего девять верст, а в пути больше часа уже.
Томазов не выдержал, приоткрыл дверцу и крикнул:
— Долго еще?
— Скоро, милостивец, скоро, — отозвался один из двоих сидевших на облучке, мрачного вида бородатый старик. — Воронье урочище минули, теперь рукою подать.
— Побыстрее нельзя? — скорчился Петр Петрович.
— Отчего нельзя, можно, — согласился старик. — Лошадки у меня бойкие. Вот только дорога херовая. Тут давеча случай такой был, барина везли одного, тож хотел поскорей, а карету на яме тряхнуло, барина подбросило, да, прости Господи, жопою шандарахнуло. Внутрях у него треснуло, ноги и отнялись. Так чего, надо скорей?
— Спасибо, я никуда не спешу. — Петр Петрович закрыл дверь и едва не расплакался. Вот угораздило! Ехидный дед обликом походил на разбойника, поди по молодости резал на тракте добрых людей. А второй еще хуже, рядом с дедом сидел здоровенный детина в плаще-пыльнике, так тот и двух слов не сказал. Зыркал угрюмо, а на коленях короткое ружье с широким стволом. В бандитское укрывище привезут и поминай как звали.
Карета вильнула в раздолбанной колее и выскочила из леса. Разом посветлело, по сторонам раскинулись нежно зеленеющие поля. Томазов облегченно вздохнул. Где возделанная земля, там жилье и люди и никаких тебе разбойничьих гнезд. Разбойники, сеющие хлеб, — это форменный нонсенс!
Дорога выгнулась коромыслом, и по левую руку Петр Петрович увидел белокаменный монастырь: высокие стены, величественный храм, стрелу колокольни и золоченые купола, ярко сверкающие крестами в последних лучах заходящего дня. Уф, добрались.
Карета мягко качнулась и замерла, всхрапнули лошади. Петр Петрович торопливо вывалился на свежий воздух и с наслаждением выпрямил тощие, с распухшими коленками ноги. Над головой нависла массивная башня с воротами, окованными железом. Чернеющие бойницы посматривали настороженно и испытующе. Стены не меньше пяти саженей высоты поверху защищал покатый шатер. Всякий монастырь на Новгородчине креп