— Ты вот вроде умный, а вроде дурак, — сокрушенно вздохнул Рух. — Разве не видишь, изнутри вскопано. Мертвяки поднялись, выкопались, убили твоих и разбрелись хер знает куда.
— По обряду же захоронены, — ахнул Захар. — Поп отпевал, все как положено.
— Значит, поп пьяный был, — огрызнулся Бучила. — Или звезды херово сошлись, или еще что через жопу пошло.
Мысли бежали потоком: быстрые, заполошные, сбивчивые. Чтобы отпетые по всем правилам мертвяки поднялись, такого Рух на своем веку еще не видал. Нет, случаи, конечно, всякие бывают, черт как только не шутит, но от беспомощности и непонимания происходящего слабели ноги и урчало внизу живота. Увеселительная прогулка с Лесной стражей стремительно превращалась в клубок мерзких загадок и тайн.
— Серебро есть? — внезапно охрипнув, спросил он.
— Есть немного, как не бывать? — кивнул Захар. — А зачем? Заложные только поднялись, слабые еще, малоподвижные, саблями головы посечем. Да кому я рассказываю? Одного не пойму, как они моих ребят смогли взять?
— Застали врасплох, — пожал плечами Рух, пристально оглядываясь по сторонам. За спиной раскорячилось пепелище Торошинки, а сразу за погостом шумел молодой пронизанный солнцем березовый лес.
— Херню несешь, — фыркнул Безнос. — Врасплох. Двое новобранцев было, с них ладно, спроса нет, но Савелий двадцать лет в Страже, такого говна навидались, не приведи Господь Бог. И из всех передряг выбрался, ну разве с дырками лишними. Однажды четверых белоглазых раз на раз зарубил и нечисть любую чуял, как пес. Думаешь, он от свеженьких заложных бы не отбился?
— Так отбился, я же не спорю, — огрызнулся Бучила. — Тут рука валяется, там нога. Чего гадать? Как бы твой Савелий ни был норовом крут, а нежити пять десятков, один к одному поднялись, тут бы любой сплоховал. Надо мертвяков беглых искать, на солнышке им не сподручно гулять, куда-нибудь в лес утекли, в овраг потемнее или в лощину. — Он зацепился взглядом за убогую, покосившуюся часовенку. — А ну-ка, вели орлам сей величественный храм окружить.
Захар понятливо хмыкнул и зажестикулировал своим, страшно корча и без того страшную харю. Вот до чего же приятно работать с умными, на лету все хватающими людьми. Ни тупых вопросов, ни споров, ни пререканий, только лишь четко и быстро выполняемая работа.
Бойцы Лесной стражи рассыпались среди могильных холмиков и крестов, слаженно беря часовню в кольцо. Бучила не спеша продефилировал мимо надгробий и прижался спиной к серым, растресканным бревнам. Кривая, прогнившая понизу дверь была плотно затворена, внутри часовни царила глухая, дремотная тишина. Ага, вот в такой тишине обычно и прячется всякое. Заложных Рух не боялся, мало ли разве такого дерьма за жисть повидал? Пару сотен точно угомонил, а может, и три. Мертвяки враг привычный и вроде даже немножко родной, весна без десятка приблудившихся мертвяков, как свадьба без жениха.
Он приготовил пистоль, рывком распахнул хлипкую дверь и с трудом подавил рвущийся вопль. Крохотная часовенка напоминала от души набитый мясом пирог. Гнилым, испорченным, крайне опасным мясцом. Бучила не успел выстрелить, отшатнулся, запутался в плаще и упал, избегая молниеносного выпада прямо в лицо. В часовне хлюпало и шуршало, из двери поперла разбухающая багрово-белесая масса, усеянная наростами и уродливыми мокрыми язвами. Хер там, а не заложные, мелькнула в башке заполошная мысль, и Рух пальнул в странную тварь. Свинец задержал чудище на долю мгновения, и глазам предстало невиданное прежде кошмарное существо, мертвец, словно разорванный изнутри: плоть треснула и порвалась, обнажив выпершие наружу острые осколки костей. Да еб твою мать! Следом за первой страхолюдиной из часовни, хрипя и обливаясь черными слюнями, полезли еще две красотки, одна ужасней другой.
Рух сдавленно заорал, не успевая вскочить, извернулся и на четвереньках, что твой напроказивший кот, пустился в бега. За спиной булькало, шипело и чавкало. Со всех сторон оглушительно бахнули многочисленные выстрелы, в дело вступила Лесная стража, накрывая тварей прицельным огнем. Бучила перекатился на спину и попытался выудить из-под полы второй пистолет. Две странные твари валялись возле часовни, суча кривыми, уродливыми лапищами, а третья пошатываясь брела прямо к нему, прищелкивая зубастой пастью, раззявленной на свесившейся башке. Сука, сука, сука! Рух понял, что не успеет. Мертвяк заворчал, навис сверху, обдав трупным духом, занес лапищу и… не ударил. Замешкался, словно в мертвые мозги пришла какая-то дельная мысль, недоуменно заворчал, и тут откуда-то сбоку вдруг появился Захар и со скучающим видом рубанул тварь топориком по спине. Сочно хрустнул хребет, и чудовище завалилось в траву, сдавленно урча и пытаясь достать сотника когтистыми лапами.
— Но-но, сука, не балуй. — Безнос примерился и перерубил длинную, отвисшую шею. Уродливая башка откатилась в траву, тварь судорожно дернулась и замерла.
— Ну вот, наконец-то лучшего Заступу Новгородчины в деле увидел, — ухмыльнулся Захар. — Лягухой скачешь, аж залюбуешься.
— Да пошел ты в жопу, — беззлобно огрызнулся Бучила. — Вы, стража иметая, подальше расселись, а я, как настоящий герой, к чудищам в одиночку попер. И чуть не помер, хер знает за что.
— Ну не помер же. — Захар сапогом пихнул дохлую тварь. — Чет не похожа эта сволочь на обычного мертвяка.
— Не похожа, — согласился взгромоздившийся на ноги Бучила. Его немного пошатывало.
— А он тебя пощадил, — ухмыльнулся Захар. — Брата узнал?
— Может, и так, — согласился Бучила. Ничего удивительного в случившемся не было. Заложные частенько впадали в ступор, повстречав вурдалака. Чуют, что мертвый перед ними, в сомненья впадают, и это всегда дает дополнительный шанс. Могут, кстати, и вовсе не напасть, бывало такое. Их не трогать, и они мимо пройдут.
Со всех сторон подступили егеря, переговариваясь и сдавленно матерясь.
— Вы гляньте.
— Ну и страшилище.
— Экое пугало.
— Мишка, глянь, жена твоя, один в один.
— Ага, есть такое. Зато добрая она у меня.
— Вам бы только поржать.
— А чего, плакать?
Рух наконец рассмотрел падлищу во всех неприглядных подробностях. Мертвую плоть прорвали искривленные острые кости, превратив фигуру в гротескную, внушающую ужас карикатуру. Ребра, торчащие из груди, скалились огромным, сочащимся гноем, прожорливым ртом, внутри которого что-то копошилось и извивалось, но что именно, Бучила разглядеть не успел, да не очень и жаждал. Ноги тварищи выгнулись под немыслимыми углами, колени ушли назад, и только это не позволило чудищу догнать удиравшую жертву. Руки напоминали сломанные ветки старого дерева, правое запястье повисло на кожаном лоскуте, локтевая и лучевая кости удлинилась и сплющились, превратившись в зазубренный крюк. Череп смялся и треснул, пустив до затылка дополнительный ряд кривых желтых зубов. Глаза, огромные и глубоко запавшие, подернулись мутной пленкой, нос провалился внутрь. Самое страшное — лицо еще хранило исковерканные мукой человеческие черты. В многочисленных порезах, ранах и язвах едва заметно пульсировала белесо-черная влажная сетка, похожая на плесень или грибницу.
— Чур, я клыки заберу! — Молоденький страж коршуном вцепился в отрубленную башку.
— Не трожь, — заорал Безнос. — Руки убрал!
— Чего, командир? — всполошился парень. — Твои, что ли, зубы? Так пожалуйста, я не в претензии.
Он протянул сотнику уродливую башку и обезоруживающе оскалился.
— Не подходить, — резко приказал Захар. — Назад, я сказал! Всякому идиоту перво-наперво сказано: к непонятным трупам не лезть! Правило то кровью написано, в том числе вот таких дураков. Чекан, Грач, видите?
— Вижу, — хрипло отозвался Чекан.
— Лучше б не видел. — Грач размашисто перекрестился. — Не было печали, черти накачали.
За спиной сдавленно зашептались:
— Мать твою.
— Да не может этого быть.
— Спаси, Господи, и помилуй.
— Завязывайте в загадки играть, — нетерпеливо фыркнул Рух. — Что это за херня?
Захар подобрал с земли тонкую палку, с видом завзятого школьного учителя осторожно подцепил мерзкую сетку и сказал:
— Да откуда я знаю? Но как пить дать, зараза какая-то, превращающая мертвяка в такую сранину.
Повисла жуткая, гробовая тишина.
— Хочешь сказать, трупы заражены? — поежился Рух.
— По всему видно, что так, — подтвердил Безнос. — Колдовством или еще чем-то таким. Пущай потом всякие заумники разбираются. А наша задача их извести. Тьфу, сука, а мои ребята трогали их. Кто же знал? Повезло, если говнина эта глубоко в мертвых была, тем и спаслись. А может, и не спаслись.
Сотник резко встал и вперился взглядом в бойцов.
— Кто тела с кольев снятые хоронил, пять шагов в сторону.
— Захар, — подался вперед Чекан.
— Пять шагов в сторону, я сказал. К осмотру, — зловеще распорядился Безнос. — Сами должны понимать.
Рух медленно встал и положил ладонь на рукоять пистоля. Сейчас ожидать можно было всего что угодно. Пойдет стрельба, мало не покажется. В неизвестных заразах самое поганое — на начальном этапе хер разберешь, заражен человек или нет, и что у него в голове. Он чувствовал, как люди мгновенно разделились на две неравные части, посматривая друг на друга со страхом и подозрением. Лица белые, губы поджаты, глаза прищурены, одно неверное движение, и деревенский погост окажется завален свежими трупами.
— Командир дело говорит. — Грач шагнул в сторону, положил мушкет на траву и расстегнул пояс, роняя пистолеты, саблю, топорик и патронташ. — Спаси, Господи, и помилуй.
Чуть дрожащими грубыми пальцами расстегнул пуговицы и скинул на землю засаленный зеленый мундир, обнажив сухой жилистый торс. Рядом легли сапоги и форменные штаны. Грач, чуть смущенный, остался голым под обжигающим солнцем и жадными взглядами однополчан.
— Я сам. — Безнос шагнул к десятнику и тщательно осмотрел каждую пядь покрытого шрамами тела, осторожно, медленно, стараясь не прикасаться. И облегченно выдохнул: — Чисто.