Дорога вильнула и выпрямилась, впереди чернела Куребиха, ярко подсвеченная громадным костром. Деревенские дров не жалели, благо заготовлена их на зиму тьмуща-тьма. Грач сбрехал, будто власть убытки всенепременнейше возместит, прекрасно зная, что возмещать будет некому. Прости, Господи, и помилуй.
— Это мы! — заорал Сергейка, и ворота тут же открылись. Дозорных ждали. Дозорных и хорошие вести. Вышло иначе.
— Ну чего? — наперерез кинулся Кондрат Багалой, дюжий, поперек себя шире мужик, главный в деревне.
— Идут. — Грач соскочил с коня. — Все на стены! Поднимай людей!
— Кого поднимать? — пробасил Кондрат. — Готовы давно. Дружина, сука, какую не видывал свет. Я, ты да старик Кочетов, которому хер знает сколько годов. Слепой, глухой, ходить разучился, а тоже лезет умертвий рубить.
Тут, конечно, погорячился Кондрат. Всего в деревне годных к бою мужиков оказалось четырнадцать человек. Вроде крохи, а лучше, чем ничего.
— Кострище зря запалили, — встрял в разговор тощий мужик с топором. — Мертвяки на огонь притянутся, а могли в потемках мимо пройти. Сами себе могилку-то вырыли.
— Не твоего ума дело, Мишка, — огрызнулся Кондрат. — Как указано, так и сделали.
— Нельзя, чтобы они мимо прошли, — глухо отозвался Грач. — Наша задача утянуть их на себя, задержать, не дать по околотку рассеяться. Войска близко, вот-вот подойдут. Аккурат на наши костры.
— Во. Понимать надо, наука хитрая, — постучал себя в лоб Кондрат.
— Наука, мать ее так. — Мишка сплюнул и пошел прочь, явно оставшись при собственном мнении.
— Ладно, Кондрат, с Богом. — Грач хлопнул мужика по плечу и устремился к воротам.
— Куда лезешь, шкет? — Он перехватил за шкирку сунувшегося вперед Сергейку.
— Я с тобой, дядька Григорий, — выдохнул парень, успевший вооружиться рогатиной и тесаком.
— Не хватало тебя. — Грач принялся карабкаться по приставной лестнице. Спорить времени не было. Той ночью каждый сам делал свой выбор.
С тына деревня как на ладони — избы и скотные дворы построены кругом, как дополнительная стена, посередке огромный амбар для припасов. Не амбар, а настоящая крепость, с укрывшимися внутри бабами, стариками и ребятишками. Класть людские головы понапрасну Грач и не думал. План незатейлив и прост — отстрелять побольше мертвяков на подходе, а как полезут внутрь, геройски отступить и закрыться в амбаре. Заложные твари тупые, будут в стены колотиться хоть до зимы. Стены бревенчатые, крыша тесом покрыта, оконца узенькие, на воротах засовы, все продумано и учтено. Можно, конечно, пустить красного петуха, но ожившие мертвецы, слава богу, до поджигательств еще умом не дошли.
За тыном колыхалась и густела чернильная ночь, чуть разбавленная призрачным светом оскаленной Скверни. Время тянулось со скоростью искалеченной улитки, в могильной тишине Грач слышал, как стучит набухшая жилка в виске.
— Сергейка, смотри в оба, ты глазастый у нас, — сказал он парнишке, зачем-то понизив голос.
— Смотрю, дядька Григорий, — отозвался Сергейка. — А ведь много их, да?
— Порядошно. На нас точно хватит с лихвой.
— Страшные они?
— Аки я с похмела. Может, даже страшней. Смотри, чтоб не цапнули, враз обернешься заложным. Как на стены полезут, знай не зевай, отпихивай рогатиною своей.
— Бошки буду сымать. — Сергейка продемонстрировал короткий и широкий ржавый тесак.
— Мать прознает, что ты нож для колки лучины упер, задницу надерет, — хохотнул Грач.
— Не узнает, не до лучины ей нынче, — Сергейка примолк. — Кажись, вижу.
«Вот сучонок глазастый», — завистливо восхитился Грач, сам не видя вообще ни черта. Сколько ни пялился, вокруг одна только тьмущая темнота.
— Идут! — донеслось с левой стороны. — У дороги мелькнуло!
— Копну пали! — скомандовал Грач.
Хлопнули тетивы, и сразу четыре огненные стрелы пронзили черную ночь. Две воткнулись в землю и потухли, но две угодили в кипу припасенной соломы в полусотне шагов от деревенских ворот. Желтые дымные язычки медленно, словно нехотя начали пережевывать сухую траву и тут же полыхнули, превратившись в высокое гудящее пламя. Круг яркого света набух и раздался по сторонам, озарив кривые, вяло копошащиеся фигуры. И не было им числа. Заложные застыли бесформенной массой, жуткие черные тени среди темноты.
— Поджигай! — заорал Грач.
Огненные стрелы расчертили ночное небо одна за другой, фыркая, разбрасывая горящие капли, исчезая в орде живых мертвецов и поджигая остальные копны, заранее сваленные вокруг деревеньки в нужных местах. Света теперь было в достатке — трескучего, мигающего и жаркого. И в этом свете армия мертвяков предстала во всей красоте — плотно сбитая, растянутая в сторону масса окровавленного мяса, торчащих костей, вздувшихся внутренностей, опухолей, щупалец и ртов, выросших в самых разных местах. И вся эта масса одновременно сдвинулась с места, пересекая границу затухающего оранжевого света и тьмы.
— Огонь! — скомандовал Грач и пальнул из короткого кавалерийского мушкета. Целиться особой нужды не было, мертвяки перли плотной стеной. Рядом защелкали самострелы и ударили два выстрела, окутав тын вонючим пороховым дымом. Грач и ухом не повел, крестьянам строжайше, под страхом каторги, запрещено иметь огнестрел, но кого это волнует, когда возле родного села постоянно болтается всякая опасная шваль? У мужиков на такой случай разное интересное припасено, от старинных фитильных аркебуз и рушниц до вполне новомодных мушкетов с колесцовым замком. Веселые времена!
Толку от редкого обстрела вышло с гулькин хренок. Да Грач не особо на успех и рассчитывал. Обычного заложного можно точным выстрелом в башку уложить, да только где этих обычных-то взять? Покорябали какого и то хорошо. Все на тыне решится, как в старые времена… Копны стремительно догорали и сыпали искрами, жидкий свет затухал, удушенный темнотой. Твари надвигались неотвратимо и быстро, гоня перед собой волну легкого гнилого душка. Слышались бульканье, бормотание, стоны и щелканье переломанных, искривленных костей. В последних отблесках умирающего огня Грач успел углядеть, как с десяток тварей провалились под землю. Сработали наспех накопанные ловушки с осиновыми кольями, вбитыми в дно. Пустячок, а на душе хорошо. Времени бы дней пять да два десятка саперов… Такую бы крепость отгрохали, залюбуешься…
Заложные с разбегу врезались в тын, стена дрогнула, но выдержала удар. Сзади напирали еще и еще, подминая передних. Радоваться бы, да нечему. Сейчас по телам полезут наверх.
Сергунька, с перекошенной от ужаса и напряжения мордой, скинул булыжник весом, наверное, в пуд. Внизу хрястнуло, влажно лопнуло. Значит попал. Валуны посыпались градом, спасибо скудной новгородской земле, которая, кроме каменьев, путью ничего не родит. Правее от ворот за край тына уцепилась когтистая лапища, втягивая следом лоснящееся, багровое тело с торчащим из спины гребнем из позвонков и костей.
Грач подскочил и рубанул саблей наотмашь. Острое лезвие пластануло мягкую, осклизшую плоть, лапа осталась висеть, а заложный с хрипом отвалился назад. Победа, навыверт ее перегибом дери. На месте сорвавшейся твари появились оскаленные, страшные хари с тремя пастями и пятью глазищами на двоих. Костяной шип на куске то ли жилы, то ли кишки щелкнул в воздухе, едва не оторвав ухо Грачу.
— На, сука. — Он рубанул тварь по глазам и заорал: — Отходим! Назад, все назад!
В жутких прыгающих отсветах костров мужики посыпались вниз. Сергейка, увлеченно колошмативший мертвяков рогатиной, как алебардой, повернулся и понятливо закивал. Во вояка растет. Откуда взялось…
— Чичас я им задам, дядька Гри… — мелькнула узкая, хищно загнутая клешня и вонзилась парню в середину груди. В следующее мгновение Сергейку утянули в копошащееся месиво под стеной. Истошный крик резко оборвался и стих.
Твою же мать. Парня было уже не спасти. Страшная смерть. Грач рубанул во все стороны, по мерзким рожам и цепучим лапищам, и спрыгнул с тына, благо не так уж и высоко. Приземлился неудачно, левую стопу пронзила резкая боль. Он сдавленно выматерился и захромал к амбару. Частокол за спиной кишел тварями. Из-за угла выскочили два мужика, пальнули из арбалетов и замерли, не зная, что делать.
— Бегом! — заорал Грач. Мужики переменились в лице и задали стрекача. Между изб мелькали заложные, жутко обезображенные, изорванные изнутри, вспухшие мокнущими наростами и гниющими язвами. Один выскочил прямо навстречу, и Грач, уклонившись от длиннющих когтей, секанул тварь по шее. Оскаленная башка покатилась по земле, разбрызгивая вязкую черную кровь. Тут же сшибся со второй, едва устояв под напором раздувшейся, мерзко воняющей туши. Отпрыгнул и подрубил корявую ногу. Тварь обиженно булькнула и завалилась, неуклюже цепляясь узловатыми лапищами. Добивать было некогда, Грач выстрелил из пистоля в подступающие силуэты и заковылял по улице прочь. И… не успел. Деревенские заскочили в амбар, но впереди уже мелькали горбатые, иссиня-белесые голые спины. Волна мертвяков выплеснула со всех сторон и затопила Куребиху, отрезая Грачу дорогу к спасительному амбару.
— Быстрей! — истошно заорал Кондрат, страшный и расхристанный, в багровых отсветах палящих костров.
— Закрывай! — отмахнулся застывший посреди улицы Грач. — Закрывай!
И дальше матом, отборным и грязным.
Кондрат еще что-то кричал, а потом отступил и ворота амбара захлопнулись, оставив Грача наедине с войском живых мертвецов. Он рассмеялся и упал без сил, привалившись к чьей-то калитке, только сейчас почувствовав, как стеганка стала горячей и влажной. Грач скосил глаза. Стальная кираса в боку оказалась пробита, словно жестянка, под доспехом хлюпало и нещадно горело. Сука, все-таки зацепил… Не было ни страха, ни сожалений. Он сделал то, что посчитал нужным. Не мог иначе, не стал. Пускай зря, пускай свалял дурака, но так было надо. Заложные накатились на амбар, бестолково колотясь в стены и воя, как тысяча выпущенных из ада чертей.
— Давай, сучара, тебя только жду, — прохрипел Грач, увидев, как одна тварь направилась прямо к нему, волоча позади бахрому щупалец, похожих на