— Так, дайте угадаю, — предположил Бучила. — Вы та самая научная экспедиция, которая в Волочке квартирует. Бургомистр рассказывал.
— Да, это мы, — улыбнулся Франц Ильич. — Имеем честь исследовать окрестности, каталогизируем местную нечисть и нелюдь. Крайне важная и интересная работа, господа.
— А бургомистр — сволочь, — вставил барон. — Тюрьмой все грозился, экая морда. И сегодня точно бы посадил, благо что утекли. Родька-то, мало что маркиз, а воспитания нет, поджег ночью кабак, который на Троицкой, возле лекарни стоит. Пылало будь здоров. Ну не дурак?
— Это ты меня подговорил, — слабо простонал из телеги толстяк.
— А ты чего, телок бессловесный?
— Подпои-ил ты меня…
— А ты и рад, за чужие гроши.
— У тебя нету грошей.
— Оттого и задумали трактир подпалить.
— Ох, Александр Петрович, — вздохнул профессор. — Давно грожусь вас отчислить, а все же придется.
— Хер кто меня отчислит, — беззаботно отмахнулся барон. — Батюшка университету пансион в тысячу гривен от щедрот положил, я теперь могу любые двери ногой открывать, а на занятиях водку кушать и мамзелей продажных с собой приводить. Никто и слова не скажет. Помяните мои слова, отучусь, напрошусь к вам адъюнктом вместо Бориски. И ведь разрешат, любые деньги ставлю на то.
— Не приведи Господь Бог, — смущенно закашлялся Франц Ильич. — Вы уж, Александр Петрович, не идите в науку, не ваше это. Ступайте в артисты или в палачи, с вашими-то талантами.
— Так, с этим потом разберемся, — прервал Бучила. — Куда путь держите, слуги Каллиопы?
— Ночью невиданное произошло! — горячо воскликнул профессор. — Вы ведь тоже заметили зарево?
— Туда и направляемся, — подтвердил Рух. — К огромному сожалению.
— Я чуть с ума не сошел, — сообщил Франц Ильич. — Как раз не спалось, сидел, бумажки перебирал, а тут как полыхнет. У меня все приборы зашкалили и вышли из строя. Сильнейший колдовской выброс в наших краях за всю историю наблюдений! Мы тут же собрались и полетели так быстро, как только смогли.
— А если там опасно? — спросил Бучила. Вот вроде умные люди, ученые, в науках всяких дурацких поднаторели, а житейской сметки, как у бабочки-однодневки.
— Не опасней, чем разливное пойло в Волочке хлестать. Что, упырь, хочешь жить вечно? — Сашка расхохотался собственной шутке.
— Научное исследование всегда опасно, — смущенно сказал профессор. — В прошлом мае в Германии погиб физик Гильберт, экспериментируя с небесным электричеством. Три года назад в Москве скончался всемирно известный доктор Игорь Попов, занесший себе в рану гной больного чумой, чтобы доказать заразность болезни. Смерть во имя науки, таков удел лучших из нас.
— И Бориски, — вставил неугомонный Сашка.
— Прекратите, барон, — впервые подал голос Погожин. — Чем я вам не угодил?
— Просто раздражаешь, — осклабился Сашка. — Кто три гривны зажал?
— Бюджет экспедиции не для ваших художеств, барон.
— Из-за тебя люди, может, погибли.
— Это, простите, кто?
— Те шлюхи, которым мы остались должны. А у них семьи, дети голодные, мужья и долги. Совесть не мучает?
Погожин возразить не успел.
— Хватит, господа, — вмешался Захар. — Некогда зубоскалить. Мы тоже идем посмотреть, что там шандарахнуло, и, так понимаю, отговорить вас не сумеем. Да и не будем. Посему предлагаю объединиться и не терять более времени.
— С удовольствием к вам присоединимся, — расплылся в улыбке профессор. — В компании Лесной стражи куда как приятнее и безопаснее. Сударь вурдалак?
— Чего? — буркнул Рух.
— Не соизволите проехаться со мной в карете и немножечко отдохнуть от седла? — состроил умильную рожицу профессор. — Очень прошу.
— Ну если просите. — Рух не стал строить из себя застенчивую девицу, слез с лошади и передал поводья Сашке. — На-ка, барон, пригляди за скакуном. Пропьешь — убью.
— Да как можно? — оскорбился барон. — Да и негде тут, лес кругом и зайчики прыгают.
— Он найдет, — жалобно простонал из телеги Родион. — Он всегда находит!
— Все будет в лучшем виде! А ты, жирный, заткнись!
— Ну смотри. — Рух подмигнул барону, залез в пружинящую на рессорах карету и опустился на мягкое, обитое затертым атласом сиденье. С седлом, и правда, сравнивать было глупо. Вот так и надо путешествовать, с комфортом и удовольствием.
— Трогай, Еремей! — приказал профессор кучеру, и повозка плавно сдвинулась с места.
— Вы меня простите за бестактность, — извинился перед Рухом Франц Ильич. — Не могу упустить уникального случая пообщаться, хм… вживую с вурдалаком. Не против, если Борис Андреевич будет записывать?
— Да на здоровье, — великодушно позволил Рух. — Рукописи, знаете ли, отлично горят.
— К сожалению, так, — согласился профессор. — Но ради науки я готов рискнуть.
— Наука чуть подождет. — Рух устроился поудобнее. — Какие у вас предположения насчет ночного происшествия? Всяко вы, люди ученые, мозгами уже пораскинули.
— Только лишь версии, — признался профессор. — Случился всплеск сверхсильной колдовской активности, точнее можно будет сказать лишь при непосредственном осмотре места и соответствующих замерах. Во-первых, мог произойти спонтанный выброс магической энергии. Магия малоизучена и загадочна, точно известно одно — любое ее проявление оставляет след. Остаточная магия накапливается, приводя к непредсказуемым последствиям — заражению местности, мутациям и вот таким вот выбросам, как нам посчастливилось наблюдать.
— Посчастливилось, — невесело усмехнулся Погожин.
— Борис Андреевич не разделяет моего оптимизма, — пояснил профессор.
— Неудивительно, — хмыкнул Рух. — Вы сказали, версий несколько, пока я услышал только одну.
— Вторая — столкновение магических сил, — отозвался Франц Ильич. — Схватка могущественных колдунов, например.
— Ага, — кивнул Бучила. — Так сразу и представил себе, как парочка колдунов устроила грязную свару среди лесов и болот.
— Я же говорю — версии, — мягко улыбнулся профессор. — И третья из них — мы видели последствия некого магического ритуала. Какого, судить не берусь.
— В общем, загадочная хренотень, — подвел итог Бучила.
— Можно сказать и так. Именно поэтому хочется побыстрее оказаться на месте. Знаете, мне крайне повезло на старости лет: всю жизнь изучать магию и совершенно случайным образом вдруг оказаться поблизости от столь сильного проявления колдовства. Непередаваемые ощущения.
— Рад за вас, — соврал Рух.
— Благодарю, — засмущался профессор. — И знаете, уважаемый вурдалак, мне бы хотелось, чтобы мы стали друзьями и в будущем вы бы побыли моим гостем. Вас, вурдалаков, осталось так мало, и вы крайне, хм, ценный экземпляр для исследований. Уж извините, язык науки прямолинеен.
— Заспиртуете? — вскинул бровь Рух.
— Кх, — профессор подавился смешком. — Представляете, сколько раствора потребуется? Боюсь, нет, ничего не получится, Александр Петрович, со всем к нему уважением, выпьет весь спирт.
— Значит, чучело? — Бучила оценил шутку старого профессора. — У вас в музее чего только нет. Все собираюсь наведаться.
— Вот и приезжайте, — загорелся Франц Ильич. — Лично вам экскурсию проведу, выхлопочу разрешение по такому случаю, и спустимся в запасники, к сокровищам, скрытым от обычной публики. Но коллекция вурдалаков бедная, того не отнять, немного документов, этнография, зарисовки и череп «Новгородского кровопийцы», слышали, поди, о таком?
— Известная история, — подтвердил Рух. Лет пять назад по столице прокатилась волна жестоких убийств, злоумышленник пробирался в дома и устраивал кровавые оргии, оставляя после себя страшно искалеченные, разорванные на части тела. Число жертв перевалило за три десятка. Следствие грешило на демона или дикого зверя, город пребывал в ужасе, люди боялись выходить на улицу после наступления темноты. Убийцу вычислили спустя полгода, загнали в цех Волотовской мануфактуры и уничтожили, потеряв семь полицейских и восемь солдат. Преступником оказался старый и весьма сильный вурдалак, и тем непонятнее была его мотивация. Обычно вурдалаки, особенно зрелые, осторожны, скрытны и избегают массовых ненужных убийств. Самое поганое, из-за этого случая в Сенате всерьез обсуждали законопроект поголовного уничтожения кровососов на территории Новгородской республики. И лишь чудом у них тогда не срослось…
— У меня просто куча вопросов, — признался профессор. — Даже не знаю, с чего и начать…
Но начать не успел. Вернее, не дали. В стену кареты бесцеремонно забарабанили, и хрипловатый голос барона Краевского сообщил:
— Эй там, во внутрях. Морды высуньте, у нас тут интересное дело.
Повозка остановилась.
— Прошу прошения. — Рух открыл дверь и выбрался на свет. Вокруг кареты застыли егеря, лесная дорога выскочила на старую, заросшую чахлым малинником вырубку.
— Вон туда гляди. — Барон указал рукой вправо.
Сначала Рух разглядел смазанное движение в зарослях и только потом понял, что там, на краю залитой солнцем вырубки, мелькают силуэты животных. Больше десятка изящных косуль стелились в прыжках, преодолевая упавшие на землю, обросшие мхом и лишайниками стволы. И вроде бы экая невидаль, подумаешь, олешки бегут, их в Новгородчине как блох на гулящем коте. Если бы не одно но. Рядом с косулями, почти что бок о бок, бежала стая волков. Нет, не охотилась, не загоняла, не пыталась отбить отстающих и слабых. Волки просто бежали. Добыча и охотники, словно так и должно было быть.
— Никогда такого не видел, — тихонько сказал замерший рядом Захар.
— Они от чего-то бегут, — выдохнул осененный страшной догадкой Рух. — Что-то их напугало.
На краю вырубки замелькали горбатые спины. Стадо кабанов, рыл этак в двадцать, растянулось цепочкой и удирало что было сил. Грозно хоркали огромные самцы, смешно семенили полосатые поросята. Дальше, в лесу, виднелись темные силуэты. Множество животин спешно покидали родные леса.
— Они уходят, — сказал Ситул, и в голосе маэва слышались тоскливые нотки. — Плохой знак, очень плохой.