мочой, гнилью и мокрыми шкурами. Твари суетились, прищелкивали, скрипели и дрались между собой, выхватывая пастями друг у дружки из боков большие куски. Одна, самая крупная, покрытая старыми шрамами, схватила более мелкую и неудачливую подружку, подмяла под себя и вцепилась в загривок. Бахрома на пузе зашевелилась, выпустив толстый отросток. Рух передернулся при виде произошедшего дальше примера отнюдь не братской любви. И сразу стало ясно, кто же стрелял. В развалинах деревни, за баррикадами из бревен, бочек и телег, виднелись осажденные люди. Чудища остервенело лезли по холму к остаткам ворот и скатывались к подножию, встреченные ударами шпаг и мечей. За спинами обороняющихся спешно перезаряжали мушкеты и пистоли. Вокруг деревеньки валялись и конвульсивно сучили конечностями примерно с пяток уродливых туш. И это вселяло надежду. Раз дохнут от простой стали и огнестрела, значит, справиться можно. Ну и насчет «кишели», Рух, конечно, поторопился, тварюг на самом деле было от силы дюжины две. Один рвущийся наверх особо шустрый слизняк получил два колющих удара, из ран брызнула густая желтовато-гнойная жижа. Тонкие ножки втянули тело на баррикаду, тварь сцапала ближайшего человека и, свернувшись клубком, свалилась назад. Жрать не стала. Или стала. Из-под брюха выползло сиреневое пульсирующее щупальце с костяным острием и вонзилось жертве между лопаток. Человек дернулся, заорал и обмяк.
— Такого дерьма я еще не видал, — поежился Рух.
— И я, — хмуро кивнул Захар. — Страшные, сволочи. Придется бедолагам в деревне помочь.
— Может, не надо? — возразил Бучила. — Милые зверушки нам ничего плохого не сделали, разве по-божески первыми нападать? А эти, в деревне, сами виноваты, нехер было сюда лезть. Ладно мы, дураки, нам положено, а их кто тянул?
— Вот сейчас и узнаем! — Захар хищно оскалился и дал отмашку. Край леса тут же окутался облаками серого порохового тумана. Свинцовый дождь хлестнул по тварям, опрокинув сразу пяток. Чудище, оседлавшее человека, тоненько взвизгнуло и лопнуло, выплеснув жидкую мякоть. Над полем с гудением пронесся огненный шар и взорвался у подножия холма, поджарив несколько монстров.
— Новгород! Новгород! — грянул боевой клич, и егеря сыпанули на поле, сбившись в плотный кулак. Рух, каким-то невообразимым макаром оказавшийся в первом ряду, попытался чуть задержаться, да куда там. Сзади перли, не давая остановиться. Твари, занятые осадой сгнившей деревни, даже не заметили угрозы с тыла, и смерть товарок их нисколечко не смутила. Страшные и тупые. Все как у людей.
— Новгород! — зычный рев двух десятков луженых глоток качнул небеса.
Пистоли разрядили шагов с пяти, чуть не в упор. Бучила пальнул сразу с двух рук и выскочил из облака едкого дыма, выхватывая на ходу верный тесак. Тварюги уже, видать, начали смекать, что дело нечисто, и предпринимали вялые попытки обнаружить угрозу, вертя уродливыми башками и поворачивая грузные туши. Большая часть паскудин навалилась на хлипкую баррикаду, оттуда неслись отрывистые, полные ужаса крики и редкие выстрелы. Обороняющимся оставалось только сочувствовать.
Рух выбежал прямо на неуклюже перебирающее лапами страшилище и рубанул что было сил. Тесак вскрыл дряблую, полупрозрачную шкуру с легким хлопком, напоролся на нечто тонкое и хрупкое и вылетел наружу. По ощущениям, внутри не было ни жил, ни мышц, ни костей. Из раны, разрывая плоть, пузырясь и набухая, полезли комковатые белесые внутренности, хлынула густая, отвратно завонявшая падалью слизь. Громадный слизняк, даже не заметив проблемы, медленно, словно через силу, изогнул морщинистую шею и попытался вцепиться Руху в лицо. Щелкнула в три ряда усеянная зубами, увешанная нитями зеленоватой слюны круглая пасть. Тварь закачала и задергала тупорылой башкой. Единственный глаз смотрел без всяких эмоций. Одновременно на Руха и одновременно в никуда. Огромный, со среднее блюдце, черный и немигающий.
— Да сдохни ты, сука, уже! — заорал Бучила и снес уродливую башку. Тонкие ноги подломились, и тварь осела на пузо. Рана на боку окончательно разошлась, и Рух поспешно отпрыгнул. В выплеснувшейся жиже корчились толстые слепые личинки величиною с ладонь. Крохотные копии огромного слизняка.
Еще двух страшилищ изрубила и расстреляла в упор Лесная стража, и лишь тогда твари показали себя. Две страхолюдины, заплетаясь в лапах и пошатываясь, кинулись наперерез. Первую угостили залпом в отвратную харю, размозжив башку и издырявив раздутую грудь. На вторую свинца не хватило, и она с разбегу врезалась в каре, раскидав не успевших увернуться людей. Тварь в мгновение ока сграбастала оказавшегося поблизости егеря. Кого, Рух рассмотреть не сумел. Человек просто исчез в мешанине ног и множества щупалец, истошный крик резанул по ушам и тут же затих. Послышалось сосущее чавканье. И тогда тварюгу принялись рубить. Остервенело и быстро, топорами, саблями, палашами и всем чем было в руках. Ошметки дряблой плоти и куски слизи полетели над головой. Тварь разжала хватку, выпустила жертву, оскалилась, но сделать уже ничего не смогла. Чекан одним махом срубил ей почти все лапы с одной стороны, чудище покачнулось и неуклюже завалилось на правый бок, открыв брюхо, густо поросшее тонкими извивающимися жгутами. Добивали чудище всем скопом.
— Еще на подходе! — заорал Бучила, увидев, как к ним неуклюжими кривыми прыжками приближаются новые твари. Три или четыре. В крайности пять. Некогда было считать.
— Строй держать! — зычно прокричал Захар, отвлекая людей от развеселой резни. Лесная стража тут же восстановила ряды и ощетинилась сталью. Столкнулись с треском и воем. Первая тварь упала, напоровшись на подставленные клинки, вторая заклацала зубьями, заметалась, смяла кого-то и тоже упала, разом лишившись башки, лап и хвоста. Три оставшиеся ударили сбоку и попали под стену синего пламени. От шибанувшего жара у Руха на тыльной стороне ладони кожа пошла пузырями. Грузные, мешковатые туши лопнули с влажным хлопком, в нос ударила нестерпимая вонь горелого сгнившего мяса.
— Сзади! Сзади!
Рух обернулся и обомлел. Из траченного Черным ветром перелеска выскочили еще с десяток отвратительных слизней, намереваясь врезаться с тыла. И одолеть им осталось считаные сажени. Проглядели, блядь, проглядели! На полпути между тварями и Лесной стражей застыла каким-то чертом отставшая Илецкая, не замечающая близкой опасности, довольная результатом и обессиленная только что сотворенным огнем.
— Беги! — заорал Бучила, ожесточенно жестикулируя.
Колдунья приветливо замахала в ответ.
— Беги, дура! Беги! — Рух рванулся к ней, сам не зная зачем. Дурак, хер ли тут говорить.
Ничего не понимающая Ольга изменилась в лице и медленно повернулась навстречу чудовищам. Она еще могла попытаться сбежать, хотя бы попробовать, твари двигались неуверенно и тяжело, но колдунья осталась на месте. В этом была вся Илецкая — упертая, самоуверенная, упрямая сука. Думала, что победит. И просчиталась, естественно. Сотворенный из воздуха огненный шар превратил трех слизняков в ходячие факелы. Илецкая радостно завопила, снова вскинула руки, но вместо волны всепоглощающего пламени на этот раз получилась крохотная, тут же потухшая вспышка. Ага, такая вот магия подлая штука, не срабатывающая в самый нужный момент. И второго шанса часто уже не дает. Так и случилось. Илецкая заорала, не скупясь на отборную матерщину, и тут же крик оборвался. Первый слизняк взвился в тяжелом прыжке и всем весом обрушился на колдунью, подмяв ее под себя. Остальные дряблые мешки обтекали их по сторонам, неуклюже перебирая тонкими лапками. Все, доигралась, мерзавка. Рух только сейчас осознал, что остался лицом к лицу с кошмарными чудищами. Ольгу было уже не спасти, а самому помирать совершенно не улыбалось. Сука! До слизней рукой подать, и о геройском бегстве можно было забыть. Повернешься — пиши пропало. За спиной бахнули выстрелы, Лесная стража поддержала редким огнем из оставшихся стволов. Спасибо и на том. Два слизняка ткнулись мордами в землю, и Рух тут же схватился с третьим. Лезвие тесака с дури вошло в раззявленную пасть чуть не по рукоять, тварь поперхнулась тремя вершками стали, Бучила дернулся, но клинок застрял намертво. Да еб твою мать! Рух выпустил липкую рукоять и бросился к лесу, оскальзываясь на кочках и путаясь в густых зарослях конского щавеля. По уму, конечно, надо было бежать к Захару и остальным, но на разворот просто не было времени. Преследователи хлюпали и булькали совсем рядом, наседая на пятки, оставался один-разъединственный призрачный шанс затеряться в чаще и переждать. Или хотя бы успеть перезарядить пустые пистоли, колотящиеся по бедрам. Беги, Рушенька, дорогой, беги! До края леса оставалось еще два десятка саженей, когда чуть левее, среди изумрудного, не тронутого Гниловеем березового молодняка, мелькнули темные силуэты и на опушке появились люди: Мамыкин с мушкетом, еще два егеря, студенты во главе с бароном Краевским и кучер Еремей, вооруженный дробовиком. Засадный полк, мать его так! Мамыкин и егеря слаженно припали на колено и бахнули. Надсадное бульканье за спиной сменилось душераздирающим визгом.
— Сюда, сударь мой вурдалак! — заорал Сашка, размахивая фамильной шпагой. — Сюда, клят тебя подери!
Рядом с бароном подпрыгивал жирный маркиз Васильчиков и переминался с ноги на ногу, помахивая дубинкой, купеческий сынок Степка Кликунов. Позади прятались профессор Вересаев с Борисом Андреевичем.
Бучила, не заставляя себя упрашивать, понесся прямиком к ним, сиганув через заплывшую канаву на зависть иному кузнечику.
— На землю, душу ети! — завопил не своим голосом Еремей, целясь Руху прямо в лицо.
Бучила ушел в подкат и заскользил задницей по влажной траве. Кучер спустил курок, полыхнула затравка. Рух успел обернуться, увидев в полусажени позади дряблую тушу, мелькающие лапы, оскаленную слюнявую пасть и черный немигающий глаз. В следующее мгновение оглушительно рявкнул дробовик Еремея, и заряд картечи превратил и без того не особо симпатичную морду тварищи в жуткое месиво кожаных лохмотьев, разлетевшихся зубов, зеленоватой крови и лопнувшего глазного яблока. Ну и может, мозгов, ежели были.