— Да ничего ты не сделаешь, ведьма! — проорал ротный лекарь Осип Плясец. — Силенка-то есть? Сжигальщица херова!
Рух завернул за остатки полусгнившей избы и едва не сбил спешившего навстречу Осипа.
— Эй-эй, полегче. — Лекарь выставил руки. — А, это ты, вурдалак? Иди, там ведьма очнулась твоя.
— Ругается? — обрадовался Бучила.
— Аки собака лает, — подтвердил Осип. — Раз гавкает, значит, не помрет, я свое дело сделал. Злющая, спасу нет. А я чем перед ней виноват? Холил-лелеял, мазей и бинтов казенных море извел. А она ерепенится, в угли обещалась оборотить.
— Шутит поди, — неуверенно предположил Рух.
— Может, и так, — согласился Осип. — А я все одно к ней больше не подойду, пущай сама себе раны промывает и повязки меняет. Видали какая?
И он пошел своей дорогой, жалуясь на несчастную долю, проруху-судьбу и неблагодарных, дурно воспитанных ведьм.
Карета профессора Вересаева, временно оккупированная раненой ведьмой, стояла в центре деревни. Грустный кучер Еремей обихаживал лошадей и поглядывал волком. Бучила подошел и галантно постучался в украшенную гербом дверь.
— Пошел вон! — послышался слабый голос ведьмы. — Пошел вон, пока жив!
— Я как бы просто проведать хотел, — усмехнулся Бучила. — Ты не в настроении, что ли?
— Упырь? — Ольга тут же смягчилась. — Прости, обозналась. Ходят тут всякие… Заходи.
Рух открыл дверь, в лицо ударил стойкий запах лекарств и свернувшейся крови. На мягком, обитом кожей сиденье лежала бледная как смерть колдунья. Кожа туго обтянула скулы, под сверкающими глазищами залегли черные тени, губы превратились в едва заметную полосу. Пол устилали осколки давленых аптекарских пузырьков и окровавленные бинты.
— Живая? — Рух залез внутрь и уселся напротив. Карета плавно качнулась.
— Да что мне сделается, я же как кошка, — небрежно отмахнулась Ольга, муркнула и тут же поморщилась. — Ай, больно.
— Осип сказал, ребра сломаны и рука. — Сравнение с кошкой подошло идеально, на колдуньях все заживает удивительно быстро. Почти так же, как на раненых упырях.
— Осип хам и негодяй, — заявила ведьма и неуклюже показала правую руку, туго перемотанную от запястья до плеча и закрепленную кусками подгнившей доски. — Обращался с моим великолепием как с уличной девкой. Сюда посмотри. — Она указала на свой некогда шикарный охотничий костюм, превратившийся в грязные, изляпанные кровью лохмотья. — Представляешь, ножом покромсал, а одежка, между прочим, заказана у лучших новгородских портных. Чертова уйма чертовых денег!
— Сейчас до костюмчика разве? — примирительно спросил Рух. — Костюмчик дело наживное.
— Ну тебе-то конечно, надел любую рванину и горя не знай, — скорчилась ведьма и тут же сменила тему: — Нет, ну ты видел, как я тварям подпалила хвосты? Хо-хо!
— Имел честь наблюдать, — кивнул Рух. — Красивая работа, сударыня.
— Это еще что, — слабо улыбнулась колдунья. — Малая толика моих невинных умений. Ладно, достаточно обо мне, а то зазнаюсь, тут все гудят про Нарыв. Правда иль нет?
— Истинный крест, — побожился Бучила. — Мы только оттуда, гарь размером с версту, лес вывален и тварями кишит. Рыл триста и новых рожают, что твоя лягушка мечет икру. И с ними Матка, огромная, страшная тварь.
— Господи, Нарыв. — Ольга откинулась на сиденье. — Уму непостижимо. Знаешь, упырь, я до этого проклинала день, в который меня угораздило попасть в ваше вонючее, навозное захолустье, но теперь… Теперь понимаю, что сюда меня привело само Провидение. Могла ли я предполагать, что когда-то увижу Нарыв? Вся моя чертова жизнь, все мои беды стоили того.
— Сговорились, что ли? — удивился Бучила. — Профессор там тоже от радости молоденьким козликом прыгает. Еле удержали, чтобы в Нарыв не сбежал.
— Сговорились, да, — улыбнулась ведьма. — Наука и магия одного поля ягоды, хоть никогда не признаются в этом. Нами управляет единственная страсть — обуздать силы, неподвластные человеку. Пути разные — цель одна. Нарыв — уникальнейшая возможность максимально приблизиться к той самой силе. И от этой возможности у нас с профессором кружится голова.
— Голова у них кружится, — вздохнул Рух. — Нет, с тобой все понятно, меня профессор волнует. Вся эта ситуация попахивает отборным дерьмом. Разве не странно, когда единственный в стране специалист по Нарывам чудесным образом оказался возле Нарыва? Это как понимать? Неслыханная удача?
— Ну странновато, не без того, — согласилась, чуть подумав, Ольга. — Только, если все совпадения в цепочки выстраивать, можно повредиться башкой. У меня был один знакомый барон, так возомнилось ему, будто евреи собираются власть захватить и уже подчинили правительство. Жидовский заговор, смекаешь? И складно так излагал, ниточку к ниточке стягивал, все сходилось у него. Слушаешь и веришь. Разумом понимаешь, что бред, а веришь и все тут. В тайную полицию письма строчил каждый день, ему даже отвечали сначала, просили не беспокоиться, мол, приняли к сведению, информацию проверяем. А потом перестали отвечать. Тут-то он окончательно уверовал, что евреи уже и тайную полицию с потрохами купили. Еще, значит, одно доказательство в копилочку получил. Пробовал к канцлеру на прием попасть, получил от ворот поворот, подозрительным стал, дерганым, о слежке рассказывал, об угрозах разных. Слуги у виска пальцем крутили, дескать, барин от скуки сходит с ума. Грязный стал, нечесаный, есть перестал, глаза дикие. А потом утопился в канале. Вот до чего может излишняя фантазия довести.
— Мораль сей басни прозрачна — торопиться с выводами затея пустая, — кивнул Бучила. — С другой стороны, а что если его евреи утопили? Они Христа распяли, маркиза им что муху прибить.
— Христа распяли римляне, евреи тут ни при чем, — поморщилась Ольга.
— А почему тогда к римлянам претензий нет, а к евреям целая куча? — спросил Бучила. — Хотя не суть, вернемся к нашим баранам. Ладно, допустим, профессор оказался в нужное время в нужном месте по чудовищному стечению обстоятельств, с кем не бывает. Но мы встретили местного лешего, и он утверждает, будто Нарыв — дело рук двух колдунов.
— Невозможно, — вскинулась Ольга и тут же охнула, схватившись здоровой рукой за живот. — Дьявол, да что такое? Ни один колдун на такое не годен, Нарыв всегда возникает сам по себе, управлять им попросту невозможно. Ну, так считалось…
— Лешему смысла брехать нет, — пожал плечами Бучила. — Существо простое, что увидел, то передал. Явились два колдуна, закололи на поляне толпу людей. Чую, люди эти — те самые пропавшие беженцы.
— Беженцы? — Ольга приподняла нарисованную бровь.
— Бургомистр ваш сказал, что на днях пропали двести беженцев, присланных властями хер знает зачем, — пояснил Рух. — Колдуны их прихватили, видать, здесь закололи и смастерили Нарыв. Он совсем рядышком тут, самый настоящий, не липовый.
— Все равно не верю. — Ведьма прикусила губу. — Этого просто не может быть.
— Слизнякам расскажи.
— Очередное совпадение.
— Не многовато паршивых совпадений?
— Многовато, — нахмурилась Ольга. — По слухам, в Темных королевствах есть колдуны, способные на такое, но слухи на то и слухи. И где Темные королевства и где Новгород? Какое дело колдунам до этакого зажопья?
— А я почем знаю? — удивился Бучила. — Весьма интересная и загадочная история вырисовывается: в губернии появляется странная компания с московскими подорожными, и с ними два колдуна, которые режут кучу народа и открывают Нарыв. Рядом, по счастливому стечению блядских обстоятельств, оказывается профессор Вересаев, главнейший специалист по Нарывам и прочей херне. А армия, должная блюсти рубежи, опять же, по очередному неочевидному совпадению, прямиком перед этими миленькими событиями отбывает неизвестно куда. А в итоге что? В итоге два десятка егерей и двое Заступ сидят по уши в дерьме, с шансами на выживание как у попавшегося кошке мыша. Такие дела.
— Хочешь сказать, колдуны пришли из Москвы? — насторожилась Илецкая.
— Понятия не имею. Но Захар уверен железно.
— Захар дальше своего носа не видит, — грязно пошутила ведьма. — Москва сотни лет выжигает и преследует всякое колдовство, а тут вдруг взяла и прислала двух магов невиданной силы? Не верю.
— Минуту назад ты не верила в способных открыть Нарыв колдунов, — уличил Рух.
— Теперь поверила, — огрызнулась ведьма. — Против фактиков не попрешь. Но в руку Москвы не поверю, сам знаешь, у нас если молоко у бабы скисло, сразу виновата Москва и царь лично ночью прокрался в избу и плюнул в горшок. Ха, московиты последних более-менее сильных колдунов повывели лет двести назад, с тех пор если и уцелели знахари пустяковые, то по глухим деревушкам и лесам тихо сидят, носа не кажут. Преемственность нарушена, обучение не ведется, а тут вдруг нате вам, из ниоткуда появляются колдуны, равных которым и в Новгороде нет. Так не бывает.
— Да, тут остается только гадать, откуда они приперлись и на хрена открыли Нарыв, — вздохнул Бучила. — Свиту колдовскую бы расспросить, да передохли они, постарались слизни и Гниловей. Еще один отстрелил себе дурную башку, а я еще удивился — зачем? Теперь-то понятно, не хотел к нам в руки живым попадать, утащил тайну в могилку с собой. А последний умер у меня на руках, Черный ветер его в кашу сгнившую превратил. Пытался исповедаться, да не успел, напоследок просил меня крест жене в Новгород отнести. Заметь, не в Москву.
— Ничего не понимаю, — призналась ведьма. — Голова кругом идет. Одно чую: угодили мы, сударь мой вурдалак, в премерзенький переплет.
— Людей колдуны столько закололи пошто? — спросил Бучила. — Их смертями открыли Нарыв?
— Совершенно верно, — откликнулась Ольга. — Леший видел ритуал? Как убивали?
— Сказал, животы вскрыли и бросили умирать. А люди кричали и выли. Страшная доля, не приведи Господь Бог.
— Магия крови — есть магия смерти. — Ольга сжала кулак. — Она живет в каждом владеющем даром, но лишь отреченные переступают черту и полностью отдаются тьме. Знахари не приближаются к черте, мы, ведьмы, танцуем на грани, а отреченные черпают силу из смерти, поэтому людям вспороли животы и оставили умирать. Колдуны насытились болью и муками и открыли Нарыв. Примерно так это работает, всего я не знаю. К отреченной магии лучше не приближаться. Да кому я рассказываю…