— Прощай, Балабошка, — улыбнулся Сашка, и на душе у него стало дивно тепло.
Анчутка скрылся в зарослях, а Сашка побрел в указанном направлении и шагов через сто вывалился на лесную дорогу, с удивлением узнав знакомый перекресток на Волочек. Ну точно, вот прогнивший указатель, вот часовенка, вот приметный развесистый дуб. С дерева вспорхнуло недовольно загалдевшее воронье. Барон замер, окаменел. На нижней ветке мерно покачивался повешенный, и в обезображенном птицами лице Сашка без труда опознал Бориску Погожина. К бургомистру тот не добрался. Адъюнкт висел, склонив голову на плечо, и почти касался ногами земли. Живот был распорот, внутренности вывалились, и их уже растащило прожорливое лесное зверье. Сашка впал в ступор и не зразу заметил появившиеся из-за деревьев фигуры. А когда заметил, было поздно уже. К нему мягко и беззвучно шли сразу четыре маэва, обходя по широкой дуге и отрезая путь к отступлению. Ох, Балабошка, Балабошка, не тех людей Сашка ждал… Да, господи, какой с него спрос? Барон Краевский выпрямился и вытянул из ножен хищно блеснувшую шпагу, собираясь подороже продать свою жизнь. Но тут силы оставили его окончательно, ноги подломились, непомерно тяжелое оружие выпало, и он бы непременно рухнул, но подскочившие маэвы подхватили под руки, послышался гортанный приказ, и его поволокли по дороге. И Сашке уже было все равно, единственное — он жалел, что не добрался до сраного Волочка. Приказ не выполнил, приказ… Дорога плавно изогнулась, и Сашка затуманенным взором увидел колонну пехоты в светло-синих мундирах и новгородские знамена с яростно вздыбленным львом…
Глава 15Сопутствующие потери
До Нарыва честная компания живых мертвяков добралась быстро, и Рух затухающим разумом сразу оценил масштабные изменения. Слизняки зря времени не теряли и перетрахались на зависть самым похотливым из кроляшей. На выжженной, исковерканной равнине кишели с полтысячи взрослых тварей и без счету молодняка, окружив отвратительную Матку, успевшую распухнуть до размеров с небольшую избу. Ну это понятно, чего хорошее и полезное — наплачешься, пока вырастет, а всякая говнина сама дуриком прет. От дохлых слизняков и погибшего лешего не осталось никакого следа. Хозяйственные тварюги подчистили все мало-мальски съедобное до самой земли. Многочисленные разведчики, наматывающие круги вокруг логова, тревожно застрекотали, увидев незваных гостей. Раздутое брюхо чудовищной Матки задергалось, с нее посыпались присосавшиеся самцы, и вся масса слизней пришла в хаотичное движение, половина кожистых ублюдков спешно заключила Матку в плотное кольцо, а вторая, размахивая передними лапами, щелкая пастями и угрожающе шелестя, ринулась навстречу заложным. И вот тогда Рух по достоинству оценил армию живых мертвецов. Они застыли и уставились на сотни приближавшихся тварей как на дождь или снег. Будто на что-то совершенно обыденное, ни один не испугался, не поддался панике, не побежал. Застывший рядом Захар издал протяжный, мучительный стон. Снова вместе, как в прежние времена… С кем вместе? Какие времена?
Ряды мертвецов дрогнули, расступились, и вперед выплыли колдуны. За ними, отстав на пяток саженей, двинулась свита из десятка отборных уродов из Покровского монастыря. Слизняки неслись неуклюжими прыжками, нещадно давя молодняк и роняя со жвал зеленую слизь. Сто шагов, семьдесят, пятьдесят… Рух застыл, с нетерпением ожидая столкновения. Он впервые был рад видеть этих милых и красивеньких слизнячков. Давайте, родненькие, давайте…
Колдуны остановились и с видимым наслаждением сбросили лохмотья, представ во всей своей ужасающей красоте. В них почти не осталось человеческого, искривленные, обтянутые черной кожей скелеты. У одного вместо правой руки отросла уродливая клешня. У второго от затылка до пояса свешивался полупрозрачный желтоватый пузырь, внутри которого в густой жиже извивался и дергался, ударяясь о стенки, мелкий уродец без глаз. У обоих некромантов не было ног, их заменяли комки из десятка извивающихся, затейливо переплетенных толстых жгутов. Истинные порождения дьявола, пустившие скверну в себя, переродившиеся и измененные по воле своего темного колдовства.
Десять шагов… Ну давайте, сукины дети… Слизни резко остановились, в замешательстве крутя уродливыми башками, шумно принюхиваясь и возбужденно прищелкивая. Огромные, ничего не выражающие глаза уставились на колдунов. И Рух мог поклясться, что твари в тот момент о чем-то задумались. Они не понимали, они соображали, они силились познать и понять. От орды слизняков отделились четыре самые крупные твари и медленно, подобострастно пришаркивая брюхами по земле, подковыляли к ожидающим колдунам. Некромант с клешней поднял левую руку, и слизняки отшатнулись, взрыкивая и пульсирующе сокращая круглые зубастые рты. Морщинистые, дряблые тела пошли ходуном. Колдун что-то сказал на незнакомом, скрежещущем языке и мягко положил ладонь на голову твари, замершей перед ним. Все надежды на более-менее счастливый исход этой поганой истории рухнули, испарились как дым. Лапы у твари подломились, и она согнулась перед колдуном в подобии неуклюжего поклона, издав глухое горловое ворчание. От колдунов разошлась волна удовлетворения, они наконец-то воссоединились со своими детьми, с теми, кого кровью и смертью призвали в этот испоганенный мир. И теперь этот мир ждало исправление, исцеление, новый, правильный путь. И людям в этом мире места не было, и Бучила, к ужасу своему, понимал правильность этого кошмарного замысла…
Колдун погладил слизняка, словно огромного, уродливого кота, и тот, радостно заворчал, многочисленные лапы затопали по земле. Слизняк вытянул шею, будто пытаясь приластиться, и вдруг вцепился зубищами колдуну прямо в лицо. Иномирной твари было плевать на грандиозный, ошеломляющий, тщательно продуманный план. Она была голодна и собиралась отужинать, попутно запустив в кого-нибудь порцию свежеоплодотворенных яиц. Щелкнули круглые челюсти, брызнула гнойно-белесая кровь, и тут же, словно по неслышной команде, орда слизней рванулась в атаку. Тварь, цапнувшая колдуна, тряхнула башкой, раздался треск разрываемой плоти, и некромант завалился назад, лишившись половины лица. Он нелепо взмахнул уродливой клешней и упал. Все уложилось в долю мгновения. Твари уже накинулись на второго колдуна, тот успел душераздирающе заорать, и крик превратился в сипение, в него вцепились сразу две твари, одна в правое бедро, вторая в левое плечо, тонкие и острые передние лапы с хрустом вошли колдуну в грудь и живот, проколов тщедушное тело насквозь. Мертвецы из числа порождений Торошинки и Покровского монастыря кинулись на защиту хозяев, размахивая костяными клинками, и тут же исчезли, сметенные волной сотен обезумевших слизняков. Некромант, сцапанный слизняками, был разорван почти пополам, плоть посередине груди разошлась под рывками мощных зубов, и из раны с хлюпаньем полезли кости и витки черных кишок. Он, подыхая, отрывисто завопил, взмахнул рукой и всем телом испустил десяток мерцающих угольно-алых искрящих лучей. Большинство лучей хлестнули саженей на двадцать вперед, протыкая слизней и превращая их в истлевшие, пустые, иссохшие коконы. Несколько лучей вышли по бокам и назад, угодив по своим, пронзая мертвое мясо. Заложные, угодившие под заклятие колдуна, затвердели и развалились в дымящиеся куски. Твари, рвущие колдуна, умерли, и он упал прямо на них, вытянул тощую, когтистую руку и исчез под массой других несущихся слизняков.
Руха качнуло, он согнулся и подавился сухим кашлем, выворачивающим наружу нутро. Невидимые веревочки, на которых он танцевал нелепой марионеткой обезумевших колдунов, порвались, и он с ликованием понял, что свободен и привязи нет. Еб твою мать… Радоваться было некогда, он оказался аккурат посередине между армией заложных и ордой слизняков. Слизняки видели перед собой угрозу и гору сладкого подгнившего мяса, а заложные — созданий из плоти и крови, и мертвый мозг подсказывал, что всякого живого надо убить, не разбирая, человека или чудовище, исторгнутое порталом хрен знает из какой мрачной и засратой бездны. Смерть колдунов заставила их на мгновение растеряться, но это сразу прошло. Слизняки врубились в неровный строй мертвецов с треском и хлюпаньем, во все стороны полетели оторванные руки и головы. И Бучила знал, кто тут победит. Милые его сердцу восставшие мертвяки были совершенно бессильны против тяжеленных туш, зубов и острых, протыкающих и разрывающих лап. Одна надежда была на сотню здоровенных ублюдков, но стоять и смотреть, кто из сучар одержит верх, у Руха желания не было. Со всех сторон зажатый бредущими мертвяками, он задергался, закрутился и выскользнул на свободный от гниющих товарищей пятачок.
— Куда, блядь, — прорычал он и ухватил ковыляющего в самую гущу сечи Захара за шкиряк. — Вояка выискался. А ну-ка, за мной.
Бучила кинулся напролом, подальше от всего этого дерьма, не забывая тащить мычащего Безноса за собой. На хрена ему мертвый сотник, он и сам не знал, просто не хотелось бросать старого друга на поживу воющим за спиной слизнякам. Глупая мысль похоронить Захара как полагается казалась в тот момент дивно разумной. Безнос не сопротивлялся и плелся позади как безвольный телок. Встречный поток заложных иссяк, и Рух увидел впереди, в сотне саженей, чернеющий лес. Он мельком оглянулся. Позади кипела и свирепствовала бойня двух самых кошмарных армий со времен Пагубы, наверное. Слизняки завязли в плотной массе заложных, растеряли прыть, оторвались друг от друга, и теперь самые резвые оказались в ловушке. Мертвецы, не считаясь с потерями, не чувствуя страха и боли, гибли десятками, но уцелевшие облепляли тварей со всех сторон и рвали на части. В центре армии мертвецов сгрудились измененные, принявшие первый удар. Вот с ними, как и ожидалось, у слизняков не заладилось. Измененные, быстрые, верткие, сильные, орудовали костяными мечами, пластая и протыкая мягкие, вздувшиеся тела. Клин измененных погружался все глубже в орду, рассекая ее на две части и целя в Матку.
— Удачи вам, бляди, — обронил Рух и припустил через поле в спасительный лес. Кто из милейших сторон победит, было совершенно не важно, главным было спастись, а там хоть трава не расти. Бог или дьявол дал Бучиле