еще один шанс. Ноги все еще не слушались, будто пришили чужие, но переставлялись довольно бодро, правда, двигаться получалось только боком и с нелепым лягушачьим полупрыжком. Захар, мать его так, вдруг уперся, завыл и попытался схватить Бучилу за шею.
— Ах ты тварь неблагодарная. — Рух съездил кулаком в посиневшую морду. — При жизни врединой был и в послесмертии все повадки гадские сохранил. Но-но, не балуй у меня.
Он тряхнул вяло отбивающегося сотника, как крысу, и увлек за собой. И не поверил глазам. На опушку близкого леса высыпали солдаты в синих мундирах. Слышались отрывистые команды, ломая кустарник неслась легкая конная артиллерия, и робкое рассветное солнышко мягко искрилось на темной меди орудийных стволов. Правее выстраивались драгунские эскадроны, один, второй, третий… Да что за херня? Никак славная новгородская армия прибыла!
— Свои, Захарка, свои! — обрадованно заорал Рух, но Безнос восторга не разделил, тупо уставившись мутным взглядом куда-то далеко-далеко.
— А, чтоб тебя. — Бучила потащил его за собой, бросать было жалко, не для того рисковал. До опушки оставалась сотня шагов, и пехота, рассыпанная по краю, приготовилась к бою. Первая шеренга опустилась на колено, вторая нацелилась сверху, и Рух почувствовал, что дело дрянь. Сейчас, суки, пальнут, и в бедном, чудом выжившем вурдалаке появится с полсотни новеньких, не особо нужных в организме дырищ. Вроде и не смертельно, но приятного мало, потом придется не меньше полугода в себя приходить. Но это еще ладно, ведь обязательно, по гадскому закону подлости, в башку попадут. Вот тут будет неприятней всего, можно потом и не встать…
— Не стреляйте! — заорал он, бешено размахивая свободной рукой. — Свои! Не стреляйте!
И эти гады его услышали, не могли не услышать, но молоденький офицерик, падла с крысиными усиками, воздел шпагу и открыл рот, готовясь к команде «Огонь», но тут откуда-то сзади, расталкивая солдат и сбивая мушкеты, выскочил человек в грязной, некогда белой рубахе, подлетел к офицеру и что-то сбивчиво заговорил. Офицерик, миленький, родненький, дай бог здоровья тебе, опустил шпагу, а человек в драной рубахе уже бежал навстречу Бучиле. Че это за явление Христа народу?
— Заступа! Заступа! — заорал человек, и Рух узнал Сашку Краевского. Ни хрена себе встреча однополчан.
— Заступа! — Сашка налетел вихрем, раскрыл объятия и резко остановился, увидев Захара. Сначала не понял, а потоп понял, судя по округлившимся глазам.
— Безнос? — ахнул Сашка.
Захар в ответ попытался сцапать барона за горло и клацнул зубами.
— Он самый, — подтвердил Рух. — Помер, а потом взял и поднялся, не лежится ему.
— Как помер? — глупо спросил Сашка, переводя взгляд с одного на другого и, видимо, все еще веря в некий дружеский розыгрыш.
— Ну обычно, как. — Бучила скорчился, издав подобие предсмертного стона. — Все наши умерли, и профессор твой в том числе. Вон там сейчас, на поле с тварями бьются. Последний бой, ети его мать. И давай без расспросов, некогда мне, шибко я занятой. Армия откуда? Ты, что ли, успел?
— Да ни хера я никуда не успел. Сами пришли, — доложил Сашка, не прекращая коситься на лязгающего зубами Безноса. — Я их случайно на дороге встретил, в лесу, сам не понял сначала, а они…
— Да потом, — отмахнулся Бучила. — Командует кто?
— Полковник один.
— Веди к нему, быстро. И скажи этим ухарцам, чтобы не смели в моего Захарку палить. А то щас каждая морда захочет обидеть безответного мертвяка.
— Я скажу, непременно скажу. — Сашка рванулся первым и зачастил: — А ты как? А ты откуда? А я… а я едва не подох. Господи, как же я рад, хоть и ненавижу, суку, тебя. Меня мавки убить хотели, та-а-ам такая история, потом расскажу, я в болоте утоп… А ты? А ты? Блядь, Захар, не трогай меня…
Ответы Сашке были вроде и не нужны, он просто сыпал словами и радовался, словно дите.
— Это свои! — заорал он и поманил Руха за собой в узкий проход между построенных рот. Солдаты недоуменно таращились на заложного и тихонечко матерились. По сторонам спешно разворачивалась артиллерия, пушки отцепляли с передков и катили на позиции, покрикивали командиры, суетились подносчики, ржали лошади, тлели подожженные фитили. Бойня заложных со слизняками не утихала, слышался вой, треск и дикие крики. Кто там побеждал, было уже не рассмотреть. Мимо промчался конный адъютант и заорал:
— Ар-р-ртилерия огонь! Беглым! Круши, м-мать!
Слух резанули резкие трели свистков, орудийная обслуга заметалась как угорелая. Сашка увлек Руха к группе всадников на самой опушке. Впереди всех на шикарном молочном жеребце восседал офицер с жестким, скуластым лицом, был он в белом мундире, золоченой кирасе и двууголке.
— Господин полковник! — заголосил барон. — Вы не поверите в такой поворот. Помните, я вам про чертова Заступу-упыря мельком рассказывал? Так вон он, собственной персоной! Жив, представляете, жив!
— Жив, значит? — Полковник усмехнулся краешком рта. — Право, какой забавнейший каламбур. Разрешите представиться, полковник Петр Яковлевич Новицкий. Честь имею.
— Заступа села Нелюдова, Рух Бучила, — отозвался Рух. — Вот никогда бы не подумал, но до усрачки рад видеть доблестную новгородскую армию.
— В самое время, в самое пекло, — блеснул своеуместным девизом новгородской армии Новицкий.
— Выходит, Бориска все же добрался до вас, — восхитился Бучила. — Вот молодец!
— Никуда он не добрался, — тихо откликнулся Сашка. — Я его мертвым нашел, на перекрестке на Волочек. Очередная темная история.
— Так, значит? — удивился Рух. — Откуда тогда кавалерия?
— Ты будто не рад нас видеть, — усмехнулся полковник. — А у вас тут весело, как я погляжу, мне барон что успел — рассказал. Дико извиняюсь, но почему у тебя мертвый егерский лейтенант в поводу?
— Приблудился. — Рух сдержал Захара, попытавшегося укусить полковничьего коня. — Ну не надо, че ты лезешь к животному, ошалел? Слушайте, дайте мешок и веревку.
За спиной басовито заухала артиллерия, застилая все вокруг вонючими облаками порохового дыма.
— Дайте ему веревку и мешок, — распорядился полковник.
— Сашка, помоги. — Рух подсечкой сбил Захара с ног и навалился сверху. — Ноги держи.
Подбежавший адъютант притащил то, что было велено, и Бучила с Сашкой, подавив вялое сопротивление, связали Безноса и накинули на щелкавшую зубами голову грязный мешок. Захар дернулся и послушно затих. Вот и умничка.
— А теперь кратенько обрисуй диспозицию, упырь, — велел полковник Новицкий. — Вижу, ты из гущи событий.
— Из самой наваристой гущи, и матерных слов не хватит, чтоб описать, — отозвался Бучила. — Твари, вырвавшиеся из чуть ли не преисподней, сцепились с армией живых мертвяков и истребляют друг дружку со страстью, выдумкой и огоньком. Звучит бредово, я б сам не поверил ни в жисть.
— Мы верим и более того видим все своими глазами, — застывший позади всадник спешился и тронул краешек треуголки. Невысокий, лет сорока, с располагающим, открытым лицом и холодными голубыми глазами убийцы. — Секретарь третьего класса Николай Мелецкий, Тайная канцелярия.
Бучила даже не удивился. Странно было бы, не окажись тут этого неприметного, скромного, даже серого на вид господина. Тайная канцелярия, ну куда без нее? Самая могущественная спецслужба Новгородской республики, занятая поиском и искоренением врага внутреннего и внешнего. Карающий меч Великого канцлера и Сената, щит государства: шпионаж, сыск, пытки, похищения, заказные убийства и прочие невинные шалости.
— Здрасьте, — неприветливо поздоровался Рух. — Может, ваша братия чего и видит, да не уверен, что все. Вот тут, прямо у меня за спиной, на днях открылся натуральный Нарыв, и полезла через него всякая поганая мразь.
— О Нарыве Канцелярия знала заранее, — огорошил новостью Мелецкий.
— Врешь, — вскинулся Рух. — Брешешь, как на духу…
— Вы же не дурак, Заступа, — усмехнулся агент. — Неужели поверили, будто единственный специалист по Нарывам профессор Вересаев случайно оказался поблизости от него?
— Ну посещали мыслишки, — признался Бучила. — Да только потом не до них стало, когда все в задницу понеслось. Так, стоп, откуда вы, сука, знать про это могли?
— Теперь уже можно приоткрыть карты, — улыбнулся Мелецкий. — Вы, милейший Заступа, оказались в самой гуще совместной операции армии и Тайной канцелярии. Наша агентура еще весной выяснила, что со стороны Московии собирается пересечь границу группа в составе нескольких отреченных колдунов, и целью их будет открытие того самого Нарыва. При появлении мы их сразу отследили и дальше вели наблюдение в тесной связи с армией и в частности с полковником Новицким.
— В теснейшей, — пренебрежительно фыркнул полковник. Было заметно, что в присутствии агента Новицкому немного не по себе. Сказывалась извечная взаимная ненависть между военными и агентами тайных служб, которых все презирали и одновременно побаивались, считая трусами, доносчиками и подлецами. Причем вполне заслуженно, одному Богу ведомо, сколько армейских офицеров сгинуло в пыточных Борисоглебки, страшной политической тюрьмы, по подозрению в измене или брякнув лишнее где-нибудь в кабаке.
— Знали и допустили это дерьмо? — удивился Бучила. Все это не укладывалось у него в голове.
— Допустили, но контролировали, — отозвался Мелецкий. — Нашей первоочередной задачей стало выяснить саму возможность открытия Нарыва и его механизм. Именно поэтому мы позволили колдунам осуществить задуманное, и именно поэтому здесь оказалась экспедиция профессора Вересаева. Ныне покойного, насколько я понимаю.
— Уж будьте уверены, — тихо отозвался Бучила. — Все они умерли, и профессор, и егеря, и еще куча ни в чем не повинных людей. Вы обрекли их на смерть.
— Жертвы были неизбежны, упырь, — тон агента похолодел. — Но они того стоили. Не сказал бы, что мне это нравится, но нужно смотреть с точки зрения государственной важности. Сведения, собранные профессором Вересаевым, не имеют цены. И да, у него были строжайшие инструкции спасти себя и информацию при малейшей серьезной угрозе. Да, все пошло наперекосяк, а значит, профессор должен был исполнить другую инструкцию и надежно укрыть информацию. Случайно не знаете, где бумаги профессора?