После того как Джек Эйхорд «завязал» с алкоголем, выпив последнюю рюмку виски, он с головой погрузился в работу, делая все, чтобы стать классным детективом. В городе, где все зависело от того, есть ли у вас «рука» и даете ли вы «законную» взятку (неважно, в виде яблок или земляных орехов, целых гардеробов или музыкальных центров), и где шел естественный процесс роста мошенничества и распространения фальшивых денег, Эйхорд был явным анахронизмом.
В этом среднем городишке Дикого Запада полиция много лет смотрела сквозь пальцы на коррупцию и воровство в своих рядах, поскольку считалось, что лучше делать вид, что работаешь за такие гроши при отсутствии надбавок за вредность, чем требовать прибавки. Никто и не заикался об этом. Все шло само собой. Всеми махинациями руководила верхушка, коррупция распространялась вниз через президентов компаний и просачивалась в среду рядовых полицейских, постовых и детективов.
Но Эйхорд остался принципиальным — он наплевал на коррупцию и сосредоточился только на раскрытии убийств. И его совершенно не волновало, есть ли комбинаторы в полиции. Хотя ему были противны взятки, он знал, что ничего не сможет изменить, и поэтому спокойно спал по ночам. Себе он набрал небольшой штат, чтобы не привлекать внимания. И никто не интересовался ни им самим, ни его мелким колдовством при расследованиях.
К Эйхорду хорошо относились, что признавал даже самый последний полицейский. Джек никогда не считал себя белым рыцарем или неким мстителем, преследующим преступников. Он не удостоился особого внимания даже тогда, когда его завербовали в команду «Мактафф». Да и сам Эйхорд не думал, что как профессионал он выше своих коллег, поэтому ладил со всеми. Эгоистичного человека может интуитивно распознать даже самый тупой полицейский, но Джек не был эгоистом. Он стремился только честно выполнять свою работу. Он очень любил раскрывать убийства.
Аббревиатура «Мактафф» применялась в полиции для специальных уполномоченных отдела по расследованию особо опасных преступлений, который был создан в основном для раскрытия убийств, совершенных с особой жестокостью. Подразделение это быстро заняло особое, привилегированное положение — сразу начала действовать хорошо организованная сеть точно таких же небольших агентств по всей стране. Мактафф символизировал веру обывателей в непременную поимку преступника — и раскручивалась частично театрализованная, частично реальная круговерть компьютеризированной противопреступной машины. Отдел также занимался преступлениями в сфере налогов и даже борьбой с терроризмом, формально считавшимися исключительной прерогативой федеральных агентов. И хотя отдел считался элитным подразделением, Эйхорд не относил себя к элите. Скорее, к одному из винтиков большой полицейской машины. Он жил, чтобы работать. Он имел свое «я», как, впрочем, и все люди, но его сутью стало здоровое «я», которое гордилось выполненной работой, а не почестями; ему было наплевать, что о нем думали другие. Конечно, в какой-то мере Эйхорду хотелось, чтобы его любили, но все же основной наградой для него было раскрытие преступления, а не похвала близкого друга, что в принципе плохо укладывается в человеческом сознании. Поэтому он работал по шестнадцать часов в сутки.
Мактафф и его двойники по всей Америке не имели извечной привычки отягощать себя нераскрытыми преступлениями. Но произошло нечто странное. Казалось, серия убийств выпрыгнула из шестидесятых годов, как какая-то аномалия или мутация, причиной которых явились неустроенные человеческие судьбы эпохи вьетнамской войны. «Умерщвление по знакам зодиака», «Семья Мэнсонов убивает»… Серия изощренных убийств захлестнула страну от восточного побережья до Калифорнии. Двадцать шесть трупов во Флориде. Еще тридцать пять в Чикаго. Двести здесь, триста или четыреста там. Убийства становились все более изощренными. И, как известно, чем больше крови, тем страшнее и невероятнее рассказы о ней. Как и терроризм, эпидемия массовых убийств была воспринята в качестве духовного удара по нации. Люди пытались понять смысл ужасов «преподобного Джона» и его проповедей массового самоубийства, и стиль преступлений клоуна — убийцы мальчиков по имени Джон Уэйн. Все эти преступники уже начали забываться, но могли прояснить новую загадку.
Полицейские силились понять, в чем дело. Работали с психоаналитиками и астрологами, с мошенниками и ясновидцами, психологами и воротилами шоу-бизнеса, со всеми, кто хоть как-то мог бы помочь разгадать новую серию убийств, от которых трясло всю страну. Был ли убийца один или их несколько? Кто он? Откуда пришел? Как скоро его найдут? Компьютеры работали на пределе возможностей, множество фактов и объяснений закладывалось в них, стиралось и опять закладывалось — но ничего не получалось. Вот тогда-то и появился Джек Эйхорд, профессиональный детектив, новая знаменитость восьмидесятых, гениальный расследователь жутких случаев, называемых «серийными убийствами». Справедливости ради скажем, что несколько из них все же были раскрыты. Однако гораздо большее число дел было заложено в компьютерные файлы «Открытые» — убийцы пока гуляли на свободе. Ма нанесла удар ножом Па в соседнем ночном баре при драке — такого плана дела быстро закрывались. Бубба застрелил Тирону при восьми свидетелях — расследование подобных преступлений тоже заканчивалось достаточно быстро. Но вот, скажем, найден труп некоего Джона Доу в салоне заброшенной машины на Южной улице, дом 28, — такие бессистемные убийства заносились в общие файлы, создавая путаницу.
Что еще можно сказать о методах работы полицейского? Увы, они далеко не совершенны. Даже такая проверенная методика работы, как, к примеру, экспертиза отпечатков пальцев в лаборатории, приводит к успеху только в телевизионных постановках, но не в реальной жизни.
Эйхорд знал, как надо раскрывать убийства. Потянулись тяжелые, долгие, наводящие скуку часы работы на ногах и дома с целой бригадой секретных осведомителей, с бесконечными логическими построениями. Желание работать не более восьми часов в день никак не выполнялось: отводилось всего двадцать минут на то, чтобы проглотить гамбургер и чашечку кофе, а другую приходилось растягивать на оставшуюся часть ночи. Тяготило бесконечное ожидание. Ожидание телефонных звонков, которых то слишком много, то нет целую вечность. Ожидание в неудобной позе, когда глаза щиплет от сигаретного дыма и недосыпания, а необходимо сконцентрировать внимание и не пропустить объект наблюдения. И еще — вопросы. Тысячи вопросов, вновь и вновь задаваемых всем этим людям. Сиди и думай, что они знают и чего не знают, или знают, но молчат. И затем, может быть, — только, может быть, тебе выпадет удача и на один из вопросов тебе ответят: «Я убил…»
Ясно, что такая жизнь не для всех. Но Джек Эйхорд преуспевал. Он любил свою работу детектива, заполняя ею все пустующие места в своей жизни. Джек буквально дышал ею, жил каждым рабочим часом. Он не покупал себе новой одежды уже девять лет, половину из них проработав в Мактафф. Поймав несколько лет назад убийцу девочки-подростка, он увлекся — преступление оказалось одним из серии — и погряз в расследовании. Опустившись в эту грязь, он был уже истощен своими теориями, когда нашли следующее тело. Но ему повезло. Он сидел в участке один, когда раздался телефонный звонок. Звонил информатор, торговец наркотиками, который знал, что полицию нельзя беспокоить из-за всякой ерунды. На этот раз у него было что сообщить. Правда, ему пришлось поработать, чтобы узнать все, и он выдал убийцу Эйхорду.
Дельце было сработано хорошо. Убийца оказался дантистом, молодым симпатичным парнем, бисексуалом. Настоящий садист, он любил истязать девочек, насилуя их. Потребовалось бы много чернил, чтобы доказать это. Помог фильм «Доктор Дементед схвачен». Тогда-то Джек Эйхорд понял, что ему не нравится быть знаменитостью, и отказался давать интервью. Категорически. Но с тех пор о нем стали складывать легенды. Газетчики от него отстали, но пытаются взять интервью у Тарбо. Теперь он узнал прессу с худшей стороны. В Чикаго Эйхорд оказался потому, что о нем, захлебываясь от восторга, трубили все средства массовой информации. И однажды босс отправил его к Винди, в его старый полицейский участок. Он чувствовал себя идиотом, посланным с билетом первого класса в качестве господина мстителя «Убийце Одиноких Сердец». Смешно! Мститель… Он, рядовой офицер полиции! Господи, почему именно я, спрашивал он себя мысленно, когда водоворот событий опустил его в гущу неудачников.
Итак, Чикаго оказался в руках маленького полицейского (жуткая история, прямо скажем!). Будь он менее управляемой личностью, первый же день его пребывания здесь мог бы разрушить весь ход следствия, однако этот день прошел так же, как обычно, невзрачно, бесцветно и достаточно мирно. Стало очевидно, что приезд Эйхорда вызвал легкую перегруппировку сил. В течение первой недели коллеги приглашали его домой на обеды, а сотрудник, ответственный за «Одинокие Сердца», просил называть его по-дружески Лу.
Эйхорд проводил все время на улице. Восстанавливал старые связи, знакомился с новыми людьми, задавал вопросы, выслушивал ответы. Он был чертовски внимательным слушателем, все время стараясь окунуться в Чикаго, как в то озеро, в котором плавал еще мальчишкой. Он слушал, посещая самые отвратительные, грязные кварталы города. Узнавал их еще раз. Ощущал их пульс. Ожидал.
Сильвия Касикофф
Какая разница, как умирает человек? Не все ли равно, умрешь ли ты в постели, грезя о зеленеющих полях Шотландии, или отойдешь в мир иной, с головой окунувшись в созерцание горячего секса? Какая разница? Смерть забирает человека, и остается только память о нем. Смерть сама выбирает способ отнять человека у жизни и сама определяет статуе покойника. Если тебя застрелил незнакомый парень, который вырывает твое сердце, там, в темной аллее возле Уэст Эри, и оставляет твой окровавленный, изуродованный труп для того, чтобы его заснял на пленку криминальный фотограф, многим это хуже, чем, допустим, смерть президента от огнестрельных ран? Разница только одна — фотографии последнего разойдутся большим тиражом.