– О чем ты говоришь, бабушка? Насколько я знаю, от меня не зависит ни одна человеческая жизнь.
– Ошибаешься. Так было до тех пор, пока ты не приехала сюда. Теперь ты – мои глаза в этом мире. Ну а я – твои глаза в мире, где правит смерть. Сегодня ты увидишь много смертей прежде, чем я открою тебе главную тайну моего подарка. Идем! – Она поднялась – высокая, прямая – и протянула Тияне тонкую синеватую руку.
Поколебавшись, Тияна взялась за нее и в мгновение ока оказалась на ногах, не прилагая к этому никаких усилий. Оглянувшись, она увидела свое тело, оставшееся лежать на кровати: на спящем лице отражалась тревога, плотно сомкнутые веки нервно подрагивали.
А потом все поплыло перед взором Тияны: промелькнули и исчезли очертания лечебных корпусов, закружились горные вершины, заплясали звезды в ночном небе, и вскоре все, что было в пространстве, смешалось в причудливые узоры, но и те вскоре растаяли, осталось лишь сине-зеленое колышущееся море, в глубине которого зародился и стремительно нарастал странный пугающий звук. Вскоре он набрал достаточно силы, чтобы можно было как следует расслышать его, и оказалось, что в нем заключены тысячи отдельных звуков – самых жутких звуков, какие только могут быть на Земле.
Это были человеческие крики, полные ярости, боли, страха, отчаяния. Великое множество криков. Сотни, а может, тысячи. Аккомпанементом им служил металлический звон, какой издают клинки, скрещиваясь с дикой силой. Шум приближался. Точнее, Тияна приближалась к нему, испытывая непреодолимое желание повернуть назад, но продолжая следовать за Йованой, будучи не в силах разорвать возникшую между ними связь: казалось, их бесплотные руки срослись и превратились в подобие железного троса, неразрывно соединившего их тела. Глухо грянул громовой раскат. Пространство сотряслось и подернулось сизой пеленой. Запахло гарью.
Крики стали оглушительными, и Тияна больше не могла их слышать. Ей казалось, что еще немного, и ее душа разорвется на части, но Йована продолжала вести ее за собой, постепенно снижаясь к земле, которую сплошь покрывали человеческие тела, живые и мертвые. Там кипела жестокая битва. Рассекая дымный воздух, мелькали кривые сабли, гремели выстрелы ружей, сверкали штыки на их стволах; метались люди в алых цилиндрах, белых тюрбанах и черных папахах. Кто-то полз, рыча от боли, кто-то бежал, размахивая флагом, таким грязным, что невозможно было определить его цвет, кто-то стрелял, кто-то сцепился в рукопашной. Один из воинов лежал под опрокинутой пушкой: его лицо маячило за деревянным колесом; другое колесо и металлическое дуло пушки валялись рядом, на земле, влажно блестевшей от впитавшейся крови. Воин безучастно смотрел в никуда, но не был мертв: откуда-то Тияна знала, что он думал о своей матери и не надеялся увидеть ее снова, но не страшился смерти, понимая, что платит своей жизнью за свободу тех, кто останется жить на этой земле после того, как утихнут все битвы. Воин верил, что и его мать будет в числе уцелевших.
Внезапно Тияна почувствовала, что мать этого воина тоже думает о нем, а потом и увидела ее: сгорбленная женская фигура проступила сквозь картину сражения. Женщина молилась, стоя на коленях у иконы. Ее тихое бормотание чудесным образом вытеснило все прочие звуки, и вместе с тем будто из-под земли выросли церковные своды, заслонив собой поле битвы и дымное небо. Стало очень тихо. Мысли женщины проносились в голове Тияны, словно ее собственные: мать думала и о том воине, что истекал кровью под искореженной пушкой, и еще о шестерых сыновьях. Всего сыновей у нее было семеро, а их отца она уже давно схоронила.
По церковному залу бродил священник, зажигая свечи под образами. Он старался ступать бесшумно, чтобы не потревожить женщину, хотя и догадывался, что едва ли она прервет свою молитву, даже если рядом с ней обрушатся церковные своды. Священник думал о том, что женщина молится уже давно. Она начала молиться задолго до того момента, как в горной долине за поселком грянуло сражение. Силы у женщины были уже на исходе, а ей вскоре предстоит хоронить своих сыновей – ведь не может быть, чтобы все семеро уцелели в этой битве. А вот чтобы погибли все до единого – такое вполне возможно. Но прошло какое-то время – час или два – и священник понял, что ошибся: все семь сыновей женщины вернулись живыми. Правда, мать не успела этому порадоваться, потому что сыновей привели те, против кого они сражались. Сыновья женщины прожили недолго, их казнили на площади перед церковью вместе с другими пленными, а затем отрубили всем головы. Не выдержав зрелища, женщина упала без чувств и пролежала до тех пор, пока площадь перед церковью не опустела. Тогда священник подобрал ее и отнес в храм, думая, что она вскоре умрет. Он разместил ее в каморке рядом с церковным притвором, и там она проспала семь дней.
Наблюдавшая за этим Тияна не ощущала хода времени, картины сменялись перед ней, как кадры в кинофильме.
Очнувшись, женщина вспомнила о своей утрате и принялась горевать, не догадываясь, что ее ждет очередной удар судьбы: вскоре она узнала, что головы ее сыновей и других казненных враги вмонтировали в церковную стену для устрашения прихожан. Ужаснувшись, она упала рядом с этой стеной, и священник подумал, что на этот раз уж точно замертво. Но сердце женщины продолжало биться, а сон, похожий на смерть, продлился целых сорок дней, и в течение всего этого времени ее душа блуждала в потемках, тщетно пытаясь отыскать Бога, чтобы спросить его, почему на ее долю выпало такое страшное горе, которое она не в силах вынести.
Тияна и Йована всюду следовали за женщиной и стали свидетельницами ее встречи с неким существом, которое предложило ей свою помощь. Тияна не поняла, кем было это существо – такой же неприкаянной душой, как душа этой женщины, демоном, или, может, владыкой потустороннего мира, но оно точно не было Богом, хотя и откликнулось на зов женщины от имени Всевышнего. На нем были светлые одежды, излучавшие тусклое сияние, слегка разгонявшее тьму, но за пределами сияния тьма сгущалась еще плотнее, а глаза существа были чернее этой сгустившейся тьмы. Они выглядели бездонными дырами на светлом красивом лице, и его благодушное выражение не могло обмануть Тияну, но, судя по всему, обмануло женщину, преклонившую колени перед существом, подарившим ей надежду на избавление от душевной боли. Существо сообщило ей, что боль утихнет после отмщения, и впоследствии ни один враг никогда больше не ступит на землю, где стоит ее поселок, а если и ступит, то осядет на ней пеплом. «И пусть погибших сыновей уже не вернуть, – увещевало существо, – но ты найдешь утешение в том, что сможешь уберечь от смерти сыновей своих односельчан. Для этого ты должна вырастить себе защитника». Рассказывая, каким образом можно это сделать, существо склонилось к женщине и зашептало в самое ухо, словно заметило присутствие Тияны и Йованы, хотя до этого никто и нигде их не замечал – ни на поле боя, ни в церкви, и женщина, которую они преследовали, ни разу на них не взглянула.
Выслушав наставления, женщина поблагодарила «Всевышнего» и в следующий миг очнулась в каморке церковного притвора, а Тияна и Йована переместились туда вслед за ней. Священник, обнаружив, что его подопечная пришла в себя, страшно обрадовался и еще больше уверовал в Господа, хотя и прежде его вера была крепка несмотря на все лишения, связанные с войнами. Он принес женщине еды и вина и очень удивился, что она выглядит так, словно полна сил. Тияна догадывалась, что источником этих сил было существо из мира небытия: между ним и женщиной образовалась незримая связь вроде той, что соединяла ее и Йовану.
– Отныне у нас в поселке всегда будет мир! – сообщила она священнику, улыбаясь, и глаза ее почернели, превратившись в бездонные дыры, а по щекам поползли черные трещины.
Священник попятился, осеняя себя крестным знамением, а женщина поднялась со своего ложа и, ступая легко и бесшумно, направилась к выходу из церкви.
– Я скоро вернусь, – сказала она, обернувшись на пороге притвора.
Тияне показалось, что женщина видит теперь не только священника, но и их с Йованой, и не хочет, чтобы они следовали за ней.
Йована позволила женщине уйти, оставшись на церковной паперти, и Тияна долго цеплялась взглядом за худую женскую фигуру, до тех пор, пока та не растаяла вдали на фоне гор. Рядом стоял покрытый испариной священник и неистово крестился.
Женщина вернулась к вечеру. В руках она бережно несла яйцо, – на первый взгляд, обычное куриное яйцо, белое и не очень крупное, лишь чуть более продолговатое и сплющенное с одного бока, словно его скорлупа была тонкой и пластичной, как целлофан. Присмотревшись, Тияна поняла, что к курице, и вообще к птице, оно не имеет никакого отношения.
Это было яйцо змеи.
Глава 9
Тияну разбудил шум поднимающихся рольставень, и в первый миг после пробуждения ей показалось, что она видит Йовану, сидящую в изножье кровати, однако солнечный свет, стремительно наполнявший комнату, вытеснил это видение вместе с темнотой. В голове Тияны еще звучали отголоски кровавой битвы, рыдания женщины, лишившейся семерых сыновей, и зловещий шепот существа, обитавшего во мраке: «Ты должна вырастить себе защитника». Интересно, что бы это значило? Хотя, какая разница! Подумаешь, всего лишь сон, стоит ли искать в нем смысл? Спеша отодвинуть картины сновидения на задний план в надежде, что, оставленные без внимания, те поблекнут и больше ее не потревожат, Тияна сосредоточилась на предстоящем дне и вспомнила о том, что собиралась предпринять тайную вылазку в лес за грязелечебницей. Внутри возникло щекотное чувство от предвкушения момента, когда пакет Дульского окажется у нее в руках.
Выбравшись из постели, Тияна достала из сумочки телефон, еще раз перечитала сообщение Дульского и наконец-то удалила его. Других сообщений в мессенджере не было, да и быть не могло, ведь на территории грязелечебницы сотовая связь отсутствовала. Настойчивая просьба детектива о том, чтобы Тияна срочно и тайно уехала из грязелечебницы, вызывала тревогу. Что же он такое раскопал? Но все-таки по-настоящему она не чувствовала опасности. Кто и с какой целью мог причинить ей вред? Разве что, сумасшедшая Зорана вздумает явиться сюда, чтобы выместить на ней свою злобу на Йовану, но это маловероятно, да и не очень страшно, разве что обидно и н