Вскоре Дульский выяснил, что такой человек в грязелечебнице был только один, и все называли его Очкариком.
«Очкарик?! Но почему он?!» – потрясённая, Тияна на миг отвлеклась от отчёта, осмысливая прочитанное. Она почти не сомневалась в том, что Дульский сделал верные выводы, но ей хотелось знать и о причинах покушения, однако, к ее сожалению, детектив так и не смог их установить.
В заключительной части отчета Дульский вернулся к теме своей последней встречи с отцом Тияны. Видимо, он намеренно оставил это напоследок, понимая, что после такого Тияне трудно будет читать о чем-то еще. Возможно, ее отец чувствовал приближавшийся конец, и, если бы его не убил Горан, он все равно вскоре бы умер, поэтому ему захотелось выговориться. К тому же, Дульский умел расположить к себе людей, и, возможно, еще и поэтому отец Тияны доверился ему. Он попросил детектива передать Тияне письма, которые та писала для Йованы, и сказал при этом, что однажды его дочь обязательно поймет, почему они остались неотправленными. Отец говорил очень много и долго. Дульский счел его речь нездоровым бредом, он так и написал в записке, приложенной к отчету: «Извините меня, Тияна Бориславовна, но я думаю, ваш отец бредил, ведь как иначе можно охарактеризовать рассказ о том, что в подземелье под главным корпусом грязелечебницы живет дракон? И якобы Йована скармливает ему время от времени кого-нибудь из пациентов. Не уверен, что в словах вашего отца была хотя бы малейшая крупица правды, поэтому не стану вдаваться в подробности, но вы можете все сами услышать, я записал наш с Бориславом разговор на диктофон, а файл скопировал на флешку, которую вы найдете в одном из конвертов с вашими письмами. Хочу отметить, что все конверты были вскрыты не мной, ваших писем я не читал».
Дальше детектив настойчиво убеждал Тияну в необходимости немедленно покинуть грязелечебницу и уверял ее, что свяжется с ней сразу, как только со всем разберется.
Но разбираться придется ей самой, в одиночку. И для начала нужно как можно скорее попасть в полицейский участок. Вскинув голову, Тияна посмотрела на часы, и в этот момент зашумели рольставни на окнах, впуская в комнату розоватые лучи утреннего солнца. Она подскочила, словно сидела на сжатой пружине, сгребла все бумаги и сунула их обратно в конверт, а его положила в спортивный рюкзак, висевший на вешалке в прихожей, затем натянула кроссовки и приникла ухом к входной двери. Убедившись, что снаружи не слышно никаких звуков, Тияна собралась с духом и осторожно шагнула в коридор, готовая в случае чего нырнуть обратно в номер. Ее встретили плотно закрытые двери вдоль стен и полная тишина – все было как обычно, если не брать в расчет дурной сон, в котором из этих дверей выходили люди. Может быть, все комнаты здесь пустуют, и именно поэтому во время экскурсии по грязелечебнице Горан не стал их ей показывать. «Скорее всего, никто оттуда не выйдет, никто не встанет у меня на пути», – успокаивала себя Тияна, но это не очень-то помогало, тревога лишь усиливалась, и вместе с тем возникло дурное предчувствие, будто вот-вот должно было случиться что-то ужасное.
Даже ночью, когда она проникла в кабинет Горана, ее не трясло от страха так сильно. Или это не страх, а нервное напряжение от ощущения важности момента? Ведь еще немного, и грязелечебница навсегда останется позади, а если Тияна и вернется сюда, то разве что в воспоминаниях или во сне. И пусть со всеми произошедшими здесь злодеяниями разбирается полиция!
Миновав два ряда запертых дверей, Тияна вышла на галерею, едва сдерживаясь, чтобы не броситься бегом вниз по лестнице: еще не хватало привлечь внимание Очкарика или споткнуться и упасть в нескольких шагах от спасительного выхода!
Солнце заглянуло в холл сквозь приоткрытую дверь, мгновенно соткав на полу золотистую дорожку, протянувшуюся от порога к подножию лестницы – будто специально для Тияны. Это казалось ей хорошим знаком.
В недрах здания раздались торопливые шаги, и они быстро приближались. Тияна невольно замерла, устремив взгляд в ту сторону, и облегченно выдохнула: это была всего лишь горничная – не Петра, а та девушка, которая мыла пол в холле, когда его в дождливый день залило грязью, сочившейся из-под ниши (или потайной двери?).
В следующий миг ведро с водой и швабра выпали из рук горничной, а сама она застыла с округлившимися от ужаса глазами, глядя куда-то под лестницу. Словно в замедленной съемке, рот ее раскрылся, и оттуда вырвался хриплый крик, который плавно перешел в пронзительный визг. Если бы Тияна не видела закричавшую девушку, она бы подумала, что в здании сработала пожарная сигнализация.
Глава 18
На полу под лестницей обнаружилось распростертое тело Петры. Из-за неестественной позы оно напоминало сломанную куклу, которой пытались открутить голову: шея изогнулась настолько, что кончик носа уперся в плечо; согнутые в локтях руки замерли в таком положении, словно Петра собиралась подбочениться перед тем, как выдать гневную тираду; подол рабочего платья задрался, обнажив белые ноги в голубых прожилках вен, покрытые сетью багровых царапин, длинных и глубоких, словно она долго ползла по каменному полу, прежде чем ее остановила смерть. Однако такое казалось маловероятным: ведь, находясь на полу, довольно затруднительно сломать себе шею. С первого взгляда было ясно, что Петра упала с лестницы, причем с большой высоты.
Тияна чувствовала себя так, будто на бегу, уже запыхавшись, получила сильный удар под дых: ей не хватало воздуха, и вдохнуть никак не получалось. Навалившись на лестничные перила, она сползала по ним, медленно перебирая ногами, и неотрывно смотрела на тело Петры, больше не замечая ничего вокруг. В какой-то момент в поле зрения появился Горан, заслонив Петру собой. Он уставился на Тияну и сказал что-то резкое. Казалось, Петра его вообще не интересовала, он стоял спиной к распростертой на полу горничной и не делал никаких попыток определить, имеются ли у нее признаки жизни. Хотя это можно было понять, Тияна не сомневалась, что Петра мертва. Но все равно поведение Горана выглядело странным. Он вел себя таким образом, словно вид покойной Петры его ничуть не удивил.
Наконец до Тияны дошло, что говорит Горан.
– Ты слышишь меня? – Его голос достиг ее сознания, скованного шоком. – Ответь, будь добра! Куда ты направляешься с рюкзаком с утра пораньше?
Он шагнул на солнечную дорожку, преграждая Тияне путь и заслоняя свет. В голове Тияны возникла мысль, тяжелая и скорбная, как мысль утопленника, идущего ко дну с камнем на шее: «Это конец!» Осознав, что свобода, еще минуту назад такая близкая, ускользает от нее, Тияна рванулась к выходу, обходя монументального Горана справа, но тот остановил ее, не сдвигаясь с места, – одной рукой схватил за шиворот, как котенка, и подтащил к себе. Тияна замахала всеми конечностями, пытаясь его ударить и вырваться, но все ее усилия никак не меняли ситуацию, Горан даже не морщился, словно и не замечал ее ударов.
По-медвежьи облапив Тияну, он приподнял ее и поволок вверх по лестнице.
– Что случилось? – раздалось сверху, и на площадке третьего яруса возник Очкарик, взъерошенный и слегка помятый, будто недавно встал с кровати. Скорее всего, он не видел оттуда Петру, лежавшую под лестницей.
– Тебе лучше знать, ты же у нас следишь за порядком! – рявкнул Горан, побагровевший от натуги и гнева.
– Какая муха тебя укусила, господин управляющий? Или это не муха, а наша новая хозяйка? – хохотнул Очкарик, приподнимая очки и с любопытством глядя из-под них на Горана и Тияну, отчаянно брыкавшуюся в его руках. – Она, что же, разучилась ходить?
– Я выполняю свой долг, а ты выполняй свой, – огрызнулся Горан. – Иди вниз и разберись, в чем там дело.
Очкарик хмыкнул, вытянул шею, повертел головой и, судя по всему, так и не удовлетворив свое любопытство, начал спускаться по лестнице. Он достиг галереи одновременно с Гораном и, встав у него на пути, неуверенно поинтересовался у Тияны:
– Может быть, вам нужна помощь, хозяйка?
– Еще как нужна, разве не видно?! – воскликнула она, ни секунды не надеясь на то, что Очкарик действительно ей поможет. Скорее всего, ему просто было любопытно узнать, почему Горан силой тащит ее куда-то.
– Не суй нос не в свое дело! – Горан грубо оттолкнул Очкарика плечом и поволок Тияну дальше.
Холл быстро наполнялся звуками: захлопали двери служебных помещений, послышались шаги, – кто-то из работников спешил к месту трагедии; из-под лестницы донеслись встревоженные голоса. Через минуту, когда Горан и Тияна двигались по коридору мимо запертых дверей, в холле кто-то громко охнул, а затем хрипло и горестно выкрикнул имя погибшей. Голос напоминал голос Очкарика, но Тияна сомневалась, что смерть Петры способна вызвать у охранника такую скорбь.
Одна за другой приоткрылись несколько дверей в коридоре, но тотчас захлопнулись. А затем захлопнулась и дверь ее номера, оставшись позади. «Все, отныне я узница», – подумала Тияна, чувствуя, как последняя надежда сбежать отсюда покидает ее душу, оставляя после себя одну лишь холодную пустоту.
Горан затащил ее в спальню и бросил на кровать. Судя по тому, как испуганно взметнулись его брови, когда Тияна ударилась затылком о спинку кровати, он не собирался причинять ей боль – по крайней мере, пока. Но взгляд его был полон решимости добиться своего. Тияна не ошиблась, подумав, что сейчас он начнет ставить ей условия, и дальнейшая ее судьба будет зависеть от ее ответа.
– Если будешь смирной, я не стану тебя связывать, – пообещал он, усаживаясь в изножье кровати, как раз с той стороны, где обычно в ее снах сидела Йована.
– Я и так была смирной, пока ты меня не трогал, – огрызнулась Тияна, принимая сидячее положение и отползая к изголовью кровати, подальше от Горана.
– Я не мог позволить тебе уйти. Ты бы не вернулась. – Он тяжело вздохнул и вытер пот со лба тыльной стороной ладони.
– Откуда тебе знать, что я собиралась делать и чего не собиралась?