Один лишь Барьер отнесся к плану критически.
– Разве они не оставляют часового на ночь? – спросил он.
– Он наверняка будет спать.
– Расстояние между двумя постами – всего сотня метров. Наличие трех грузовиков, необычная активность, болтовня наших черномазых может его разбудить, и он поднимет на ноги своих пограничников.
– Что же вы предлагаете?
– Только одна из групп займет пост Махинди – безразлично, будет ли это «Молот» или «Наковальня»; а «Наконечник» и другая группа прибудут на рассвете, чтобы отвлечь внимание угазийцев. Тогда шум не будет иметь никакого значения.
– Пожалуй, это разумно. Есть еще вопросы?
– Что нам делать с пленными, когда они сдадутся? – спросил Рейс.
– Оставим их на попечение основной колонны. Помните, она будет вначале близко за нами.
Пара пустяков, да и только!
Глава IV
В течение следующих двух дней Кинка в лагере не было. По официальной версии, он отправился в Кавайду.
Ходили, однако, слухи, что он посетит также Форт-Гребанье, чтобы увидеться с эмиром, поскольку обещание последнего довести численность войск до нужного уровня все еще не было выполнено. Возвратился он в среду с запасами снарядов для минометов, ящиком бренди и новыми инструкциями.
Похоже, они были сочинены, исключительно чтобы порадовать Гутара, и заключались в том, что мы не станем ожидать пополнений для основной колонны, а выступим немедленно. «Немедленно» означало пятницу. Эмир избрал мусульманский святой день, давая понять, что операция получила его благословение.
Бренди пришлось очень кстати. В лагере из питья, не считая кипяченой воды, имелось только пиво. Вечером в среду после ужина из консервированной тушенки все в столовой стали налегать на бренди. К десяти вечера все развеселились, за исключением Адриана Уилленса. Он притворился пьяным.
Я не думаю, что кто-нибудь еще заметил притворство. Я ведь видел, как он умеет пить, раньше – в Джибути, в Джубе, в Кавайде. Конечно, другие тоже видели, но я-то деловой человек и привык внимательно следить и запоминать такие вещи. Жизнь меня научила: знание того, как человек может пить, и умение оценить воздействие алкоголя на его настроение и суждения могут иметь решающее значение в бизнесе. Как говаривал мой отец: «Если захочешь застать кого-либо со спущенными штанами, прежде всего загляни в сортир».
Ну так вот, я наблюдал за Уилленсом, и он никогда не напивался пьяным, во всяком случае, раньше этого за ним не водилось. Когда он много выпивал, у него несколько вытягивалось лицо, а интонации становились чуть резче и хитрее, только и всего. Он был высок и худощав, очень спокоен и небрежен, но с отличными рефлексами. Я бы сказал, что он мог легко перепить любого из присутствовавших, исключая, пожалуй, Гутара и Кинка. И все же в тот вечер на его лице застыла бессмысленная ухмылка, и он по-идиотски кивал головой, слушая длиннющий и скучнейший рассказ одного из офицеров о жизни в Конго. Я уже тогда больше чем наполовину был уверен, что он притворяется. А когда, немного позже, он встал, покачнулся и вышел из палатки, пробормотав извинение, у меня не осталось на этот счет никаких сомнений.
Я увидел, как Кинк поджал губы. В то же время я поймал взгляд Барбары Уилленс. Она слегка пожала плечами.
– Мой муж давно не упражнялся, – сказала она по-английски.
– Может быть, его немного лихорадит?
Если он не притворялся, это оказалось бы наиболее подходящим объяснением.
Она улыбнулась.
– Кого, Адриана? Он прошел через все на свете, кроме разве чумы. У него полный иммунитет, даже от москитов, которые это чуют. Все, что ему нужно, – глоток свежего воздуха.
В тот момент она не пошла вслед за ним. На другом конце стола мадам Тропмен распространялась по поводу глупости африканской прислуги – ее любимая тема. Миссис Уилленс закатила глаза к небу.
– Эта женщина прямо-таки несносна, – сказала она, снова по-английски. – Все черно-белые помеси одинаковы. Они только и знают, что твердить о глупости черных, потому что от этого им становится легче.
– Я думал, она евроазиатка.
– Афро-евроазиатка из Гвинеи. Не знаю уж, какой крови на сколько процентов. Но я знаю одно – она наводит жуткую тоску. Жить в том домике – наверняка будет сущий ад.
Она имела в виду, что в пятницу, в день начала операции, все пять женщин должны переселиться в домик у железной дороги. Я не пытался защищать мадам Тропмен. Когда люди помешаны на цвете кожи, тут ничего нельзя поделать. Я был уверен, что и меня мадам Уилленс причисляла к черномазым и выносила только потому, что я говорил по-английски. Вот почему следующая ее ремарка так ошарашила меня.
– По-моему, глупо называть вас мистер Симпсон. Ведь ваше имя Артур, не правда ли?
– Да, миссис Уилленс.
– Меня зовут Барбара. – Она вздохнула. – Я полагаю, надо бы посмотреть, как там мой муженек. Вы ничего не имеете против того, чтобы проводить меня до нашей хижины, Артур?
– Конечно, нет.
Их хижина располагалась на другой стороне нашего сектора лагеря, и бродить здесь после наступления темноты было занятием, требующим крепких нервов: кругом царили джунгли, и время от времени из них доносились звуки, от которых мурашки по спине бегали. И все равно я был удивлен. В конце концов, мы находились в европейской части лагеря, которая охранялась черными часовыми, чтобы другие черные не поворовали наши пожитки. К тому же эта женщина носила брюки и могла постоять за себя. Я был озадачен. Не такой уж я дурак, чтобы предположить, что она хотела пофлиртовать, пока ее муж несколько вырубился. Для этого она бы выбрала Гутара. Единственное объяснение, приходившее мне на ум, так это то, что ей надоело все время говорить по-французски и хотелось немного поболтать на родном языке.
В одном отношении я оказался прав, но только в одном: мы действительно провели нашу беседу на английском.
Когда мы вышли из палатки, я достал свой фонарь и включил его.
– О, в этом нет необходимости, – сказала она.
– Пожалуй, так. – Ночь не была уж такой кромешно-темной. Сквозь деревья просвечивали костры в войсковом лагере, да светила четвертушка луны.
– Кроме того, в темноте легче разговаривать.
– Да? Это для меня что-то новенькое.
– Когда не видно лица собеседника, значение имеют только сами слова. Оба слушают более внимательно. Меньше шансов неправильно понять друг друга.
Тут я уж совсем сбился с толку. Взглянув на нее, шагающую рядом со мной, я мог различить только ее профиль. Она смотрела прямо перед собой.
– Знаете, Адриан не был пьян, – сказала она.
– Я так и знал. Мне показалось, что он притворяется.
– Правильно показалось. Адриан говорил, что вы догадливы.
– Не настолько, чтобы догадаться, зачем ему это понадобилось.
– Он притворился для того, чтобы мы имели возможность поговорить наедине и чтобы никому не пришло в голову, что происходит. Они там думают, что вы играете роль услужливого человечка.
– А это не так?
– Может быть, и так. И, между прочим, не без пользы для себя. У Адриана есть для вас деловое предложение.
– Это звучит очень интересно, миссис Уилленс, и я слушаю со всем вниманием, но если у вашего мужа есть деловое предложение, почему он сам не выскажет его мне?
– Мера предосторожности, Артур. Для начала я собираюсь рассказать, как все задумано, чтобы вы могли точно определить свою позицию.
– Я всегда рад это сделать, миссис Уилленс. – Мы уже дошли до их хижины, и я притормозил.
– Все в порядке, – сказала она. – Адриан не появится, пока не увидит, что вы вернулись в палатку. Мы можем расположиться поудобней.
У них была пара шезлонгов, и мы уселись перед входом в хижину. Она закурила сигарету. Неожиданная вспышка зажигалки ослепила меня.
– Итак, Артур. – Она погасила зажигалку. – Я расскажу вам один секрет, а вы сохраните его в тайне. Если же он вас шокирует и вы броситесь к Кинку, чтобы донести ему про ужасы, которые от меня услышали, вы окажетесь абсолютным болваном.
– Правда?
– Правда. Потому что я буду отрицать, что говорила подобные вещи. Я скажу, что вы придумали всю историю назло мне и чтобы обелить себя.
– В связи с чем?
– Мой муж напился и куда-то пропал. Вы предложили мне помочь разыскать его. Вместо этого вы стали ко мне приставать. Я от вас отбилась и пригрозила пожаловаться майору Кинку. Я этого не сделала. Я решила простить и забыть. Однако вы задумали подстраховать себя и убить двух зайцев сразу, отомстив мне за свою оскорбленную мужскую гордость. Вот поэтому мы здесь вдвоем, Артур. Если вам придет в голову бежать к начальству, у вас не окажется свидетелей.
– Понятно.
– Кому из нас, вы думаете, больше поверят?
– Вы высказались достаточно убедительно, миссис Уилленс. Я считаю, будет лучше, если вы не станете делиться со мной этим вашим секретом. – Я поднялся на ноги – Думаю, так для меня будет спокойней.
Она не двинулась.
– Кому нужно спокойствие? То, что я собираюсь вам рассказать, сделает вас богаче.
Теперь я не мог придумать, на что решиться. Я просто стоял. В темноте блеснули ее зубы – она улыбалась.
– Разве вы не любопытны, Артур?
С минуту я колебался, потом снова сел.
– Ладно, миссис Уилленс. Что это за великая тайна? Хотя мы продолжали говорить по-английски, она понизила голос, прежде чем ответила.
– У Адриана есть старый друг в Амари.
– Ого!
– Этот друг служит в УМАД.
– Любопытно.
– Вот именно. Мы наткнулись на него полтора месяца назад в Энтеббе. Он из Южной Африки, геолог. Я буду называть его Билл. Они с Адрианом знакомы с войны. Вместе служили в авиации. Билл приехал в Энтеббе за каким-то научным оборудованием, которое должно было прибыть из Западной Германии. Мы ожидали пересадки на самолет в Джибути. Мы провели вечер с Биллом и немного выпили. Он много говорил. Пару раз он упомянул слово «редкоземельные». И оставил Адриану свой адрес в Амари.
– А после этого ваш муж поддерживал с ним контакт?