– Одежда? – Чарли поверить не мог, что она видит его. Похоже, ему настали кранты. Он не добудет сосуд, и тогда… ему не хотелось думать, что будет тогда.
– Одежда – вы же сами сказали, что у вас есть какая-то одежда якобы моей тетки. Я могу ее посмотреть.
– О, одежды у меня при себе нет.
Теперь она закрыла дверь уже до того, что в щель были видны только один голубой глаз, вышивка у выреза блузки, пуговица на джинсах и два пальца на ногах. (Женщина вышла к нему босиком.)
– Может, вам тогда лучше заехать в другой раз. Я пытаюсь разобрать теткины вещи, и приходится все делать самой, а тут немножко беспорядок. Она прожила в этом доме сорок два года. Я окончательно запуталась.
– Вот поэтому я и здесь, – сказал Чарли, сам при этом думая: “Что это я такое несу?” – Я этим постоянно занимаюсь, э-э, мисс…
– Вообще-то миссис. Миссис Элизабет Саркофф.
– Так вот, миссис Саркофф, я много этим занимаюсь, и зачастую с сортировкой имущества близких можно и впрямь сильно запутаться, особенно если они прожили на одном месте так долго, как ваша тетушка. Иногда помогает разобраться тот, у кого нет никаких эмоциональных привязок. Кроме того, у меня наметан глаз на то, что ценно, а что нет.
Чарли хотелось хлопнуть себя по плечу за то, что – сочинил такое в один миг.
– И вы берете плату за эту услугу?
– Нет-нет-нет, но я могу сделать вам предложение – купить у вас те предметы, от которых вам захочется – избавиться, либо вы можете отдать их мне в лавку на комиссию, если пожелаете.
Элизабет Саркофф тяжело вздохнула и опустила голову.
– Вы уверены? Мне бы не хотелось злоупотреблять вашей добротой.
– Я буду только рад, – ответил он.
Миссис Саркофф распахнула дверь пошире.
– Слава богу, что вы появились, мистер Ашер. Я только что полчаса прикидывала, какой комплект слоников для соли и перца выбросить, а какой оставить. У нее их было десять пар! Десять! Входите, прошу вас.
Чарли впорхнул, весьма гордый собой. Шесть часов спустя, по пояс в фарфоровых статуэтках коров, он еще не отыскал сосуд, и вся гордость его испарилась.
– У нее была какая-то особая привязанность к голштинкам? – крикнул он миссис Саркофф, которая в соседней комнате закопалась в чулан, перебирая еще одну гору сувенирной дряни.
– Нет, не думаю. Всю жизнь не выезжала из города. Я даже не уверена, что она видела живую корову, за исключением говорящих, в рекламе сыра.
– Шикарно, – сказал Чарли. Он осмотрел уже весь дом – кроме того чулана, где рылась Элизабет Саркофф. Сосуда нигде не было. Пару раз он заглядывал в чулан и быстро озирал содержимое, но красным ничего не светилось. Он уже заподозрил, что либо слишком опоздал и сосуд захапали Преисподники, либо душу Эстер Джонсон похоронили с нею вместе.
Он снова направлялся в цокольный этаж, когда зазвонил его телефон.
– Телефон Чарли Ашера, – ответил Чарли Ашер.
– Чарли, это Кэсси. Софи спрашивает, успеешь ли ты домой, чтобы рассказать ей сказку перед сном и укрыть. Я ее покормила и выкупала.
Чарли взбежал вверх по лестнице и выглянул в окно. Уже стемнело, а он и не заметил.
– Ч-черт, Кэсси, извини. Я не понял, что уже так поздно. Я с клиентом. Скажи Софи, что я скоро.
– Хорошо, передам. – Судя по голосу, Кассандра была выжата как губка. – И еще, Чарли, тебе придется убрать в ванной. Надо что-то делать с этими собаками, они лезут к ней мыться. У тебя по всей квартире хлопья от – “Мистера Пузырика”.
– Да, купаться они любят.
– Это мило, Чарли. Если бы я плохо относилась к твоей сестре, я б наняла кого-нибудь, чтобы переломал тебе ноги.
– Кэсси, у меня мама только что умерла.
– Ты разыгрываешь карту с мертвой мамой? Теперь? Чарли Ашер, ты…
– Пора бежать, – сказал Чарли. – Скоро буду. – Он нажал кнопку отбоя четыре раза, потом еще один, чтоб уж наверняка. Всего несколько дней назад Кассандра была такой милой женщиной. Что с людьми творится?
Чарли заскочил в спальню.
– Миссис Саркофф?
– Да, я еще здесь, – донесся голос из чулана.
– Боюсь, мне надо ехать. Я нужен дочери.
– Надеюсь, все в порядке?
– Да, ничего ужасного. Меня просто не было дома несколько дней. Послушайте, если вам еще будет нужна помощь…
– Ну что вы, на это я и рассчитывать не могу. Дайте мне день-другой, я все рассортирую и что-нибудь завезу вам в лавку.
– Это было бы мило. – Глупо, конечно, орать собеседнику в чулан, но что тут поделаешь.
– Нет, честно – я появлюсь.
Чарли не сумел придумать, как разрулить ситуацию на месте, – к тому же ему пора было домой.
– Тогда ладно. Я пошел.
– Спасибо вам, мистер Ашер. Вы меня просто спасли.
– На здоровье. До свидания. – Чарли сам вышел из дома, и дверь щелкнула у него за спиной. Направляясь к фургону, Чарли слышал копошение под улицей – шорох перьев, глухой вороний грай. А дойдя до места, обнаружил, что фургон, разумеется, уволокли на арестплощадку.
Услышав щелчок замка, Одри вошла поглубже в чулан и отодвинула огромный картонный ящик от гардероба. За ним на садовом раскладном табурете спокойно сидела пожилая женщина. Она вязала.
– Он ушел, Эстер. Можно выходить.
– Так помоги мне, дорогуша, – я тут, по-моему, застряла, – ответила Эстер.
– Извините, – сказала Одри. – Я и понятия не имела, что он проторчит здесь так долго.
– Я вообще не понимаю, зачем ты его впустила. – Со скрипом, но Эстер уже поднялась на ноги.
– Чтобы он удовлетворил любопытство. Сам все – увидел.
– И откуда ты выкопала это имя – Элизабет Саркофф?
– Моя учительница в начальной школе. Первое, что пришло в голову.
– Ну, надеюсь, ты его одурачила. Даже не знаю, как тебя благодарить.
– Он вернется. Вы же понимаете, правда? – сказала Одри.
– Надеюсь, что не сию минуту, – ответила Эстер. – Мне очень нужно припудрить носик.
– Где он, любовничек? – шипела Морриган из ливнестока на Хэйт, где Чарли ловил такси.
– Лажаешь, Мясо, – вторил ей адский хор.
Чарли огляделся, не слышит ли кто еще, но все прохожие вроде бы сосредоточились на своих беседах, а если кто шел один, глаза его были устремлены в точку шагах в двенадцати впереди на тротуаре. Обе стратегии позволяли не встречаться взглядом с попрошайками и полоумными, что выстроились вдоль улицы. Но даже чокнутые, похоже, ничего не замечали.
– Отъебитесь, – свирепо шепнул Чарли бордюру. – Блядские гарпии.
– Ох, любовничек, ты так аппетитно дразнишься. А кровь у малютки такая вкусная!
Молодой бездомный, сидевший чуть дальше на тротуаре, посмотрел на Чарли:
– Чувак, скажи у себя в клинике, чтоб дозу лития увеличили, и они уйдут. Мне помогло.
Чарли кивнул и дал парню доллар.
– Спасибо за совет, я подумаю.
Утром придется звонить Джейн в Аризону и выяснять, как далеко продвинулась тень на столовой горе, – если она вообще движется. Чего ради то, что он сделал или не сделал в Сан-Франциско, должно влиять на то, что происходит в Седоне? Все время он старался убедить себя, что это его не касается, а тут раз – и касается очень даже. “Люминатус придет к власти в Городе Двух Мостов”, – сказал Верн. Насколько вообще надежны пророчества человека по имени Верн? (“Заходите в «Дисконтные Пророчества Верна – Нострадамуса с Недорогими Перспективами»”.) Нелепость. Надо идти вперед, делать свое дело и стараться изо всех сил собирать те сосуды, какие ему попадаются. А если он этого делать не будет, Силы Тьмы восстанут и начнут править миром. Что с того? Давайте, валите, сточное блядво! Подумаешь!
Однако раздался голосок внутреннего бета-самца – того гена, благодаря которому его сородичи не вымерли за три миллиона лет: “Силы Тьмы правят миром? Вот это будет фигово”, – произнес голосок.
– Она так любила запах хвойного очистителя, – сказала уже третья женщина, которая в тот день уверяла, будто она ближайшая подруга матери Чарли.
Похороны прошли не очень скверно, только теперь в клубе дома престарелых, где Бадди жил до того, как переехал к Лоис, организовали поминки вскладчину. Пара частенько приезжала сюда поиграть в карты и пообщаться с прежней компанией Бадди.
– А вы попробовали “неряху Джо”?[61] – осведомилась лучшая подруга номер три. Несмотря на стоградусную жару, на ней был розовый тренировочный костюм, расшитый стразовыми пудельками, и с собой она таскала под мышкой еще одного пуделька, черного и нервного. Пока она отвлеклась на беседу с Чарли, песик лизал ее картофельный салат. – Не знаю, ела ли когда-нибудь “неряху Джо” ваша матушка. Я видела, что она только “старомодные” пьет. Вот коктейли она очень любила.
– Это уж точно, – ответил Чарли. – И мне кажется, я сейчас тоже готов их полюбить.
Чарли вылетел в Седону утром. Накануне в Сан-Франциско он всю ночь пытался отыскать два просроченных сосуда. Хотя извещения о похоронах Эстер Джонсон он не нашел, симпатичная брюнетка в доме на Хэйт сказала, что тетушку предали земле за день до того, как появился Чарли, и он предположил, что сосуд опять погребли вместе с хозяйкой. (Брюнетку звали Элизабет? Ну конечно, Элизабет, – он обманывал себя, даже притворяясь, что забыл. Бета-самцы никогда не забывают имен хорошеньких женщин. Чарли помнил, как звали модель с центрального разворота первого “Плейбоя”, который он свистнул с полок отцовской лавки. Он даже не забыл, что ее отвращают дурной запах изо рта, гадкие люди и геноцид, ибо тогда же дал клятву никогда не разводить, не любить и не совершать ничего подобного, – просто на всякий случай, если вдруг столкнется с ней, когда она будет ненавязчиво подставлять солнцу груди на капоте машины.) И ни следа второй женщины, Ирэны Посокованович, которая должна была скончаться уже давно. Ни извещения, ни записей в больницах, и в ее доме никто не жил. Она как будто испарилась и забрала сосуд души с собой. До срока третьего имени в ежедневнике у Чарли еще оставалась неделя-другая, но он даже не был уверен, с чем тогда ему придется вступить в бой. Тьма нагличала.